Мы прошли мимо комнаты почетных гостей, в которой был потайной выход — по крайней мере, согласно записке Перси.

Я бросаю куриную ножку. Она попадает в ведро. Кла поворачивается, чтобы посмотреть.

Тут до меня начало доходить, и я немного ускорил шаг, когда мы уже выходили из коридора на беговую дорожку, окружающую поле. Я не думал о Кла — ну, почти не думал. Он не смотрел на меня — его внимание было приковано к центру поля, где лежало оружие. Кольца и веревки исчезли. Две кожаные перчатки с шипами на костяшках пальцев лежали на столе, где во время наших тренировок стояли чашки. В одной плетеной корзине были боевые посохи, в другой — два коротких колющих копья.

Йота не ответил на мой вопрос, когда я спросил, но, возможно, ответил, когда я уходил. Может быть, тот странный салют, которым он меня проводил, вовсе не был салютом. Может, это было сообщение.

Когда мы вслед за ночными солдатами подошли к вип-ложе, раздались аплодисменты, но я их почти не слышал. Поначалу я не обратил внимания ни на зрителей по бокам ложи, ни даже на Элдена Губителя Летучих. Я смотрел только на Кла, который повернулся, чтобы проследить за ведром, катящимся по полу камеры, которую он делил с Йотой, и за куриной ножкой, которую я бросил в него в раздевалке. На Кла, который, казалось, не видел, что я почти сравнялся с ним — а почему?

«Я знаю его слабость», — сказал Йота, и теперь я думал, что тоже знаю. Глаз не отдал мне честь; он имитировал шоры, которые носят лошади.

У Кла было слабое периферийное зрение — или его вообще не было.

Нас повели — нет, погнали — в ту часть дорожки, которая находилась перед королевской ложей. Я стоял рядом с Кла, который не просто перевел взгляд, чтобы посмотреть на меня, но и повернул голову. Келлин тут же ударил его сзади по шее своей гибкой палкой, выпустив наружу тонкую струйку крови.

— Не обращай внимания на мнимого принца, ты, здоровенный болван! Лучше послушай настоящего короля.

Итак, Келлин знал то, во что верили другие узники. Был ли я удивлен? Не слишком. Грязь не могла до конца скрыть поразительную перемену в цвете моих волос, а мои глаза больше не были карими — они приобрели серый цвет, переходящий в голубой. Если бы Элден не настаивал на полном комплекте участников, меня бы убили еще несколько недель назад.

— На колени! — крикнул Аарон своим противным жужжащим голосом. — На колени, вы, отродье старой крови! Преклоните колени перед новой кровью! Склонитесь перед своим королем!

Петра — высокая, темноволосая, с родинкой у рта, в зеленом шелковом платье, с лицом белым, как творог, — пронзительно завопила:

— На колени, старая кровь! На колени, старая кровь!

Остальные зрители — их было вряд ли больше шестидесяти, максимум семьдесят, — подхватили этот крик, скандируя:

— На колени, старая кровь! На колени, старая кровь! На колени, старая кровь!

Происходило ли это с другими участниками? Я так не думал. Это предназначалось специально для нас, потому что мы были последним поединком дня, звездным аттракционом. Мы опустились на колени — ни один из нас не хотел быть выпоротым гибкими хлыстами или, что еще хуже, испытать силу аур наших тюремщиков.

Элден Губитель Летучих выглядел как человек на грани смерти — одной ногой в могиле, а другой на банановой кожуре, как сказал бы дядя Боб. Это была моя первая мысль. Вторая, наступавшая ей на пятки, заключалась в том, что он вообще не был человеком. Возможно, он был им когда-то, но не теперь. Его кожа имела цвет незрелой груши. Его глаза — голубые, огромные, влажные, каждый размером с мою ладонь — выпучивались из морщинистых, обвисших глазниц. Его губы были красными, почти женскими и такими мягкими, что свисали книзу. На его жидкие белые волосы косо, ужасающе небрежно была нахлобучена золотая корона. Его пурпурная мантия, расшитая золотыми нитями, походила на громадный чехол, закутавший его до самой раздутой шеи. И да, она шевелилась. «Как будто там спрятано какое-то животное», — сказала Джая. И не одно — мантия поднималась и опадала сразу в нескольких местах.

Слева от меня, на дорожке, стояла Красная Молли в короткой кожаной юбке, похожей на килт. На ее огромных бедрах вздулись мускулы, с одного из них свисал длинный нож в ножнах. Ее оранжевые волосы топорщились короткими колючками, как ирокез у панка. Широкие подтяжки поддерживали ее юбку, прикрывая часть обнаженной груди. Заметив, что я смотрю на нее, она скривила губы в поцелуе.

Губитель Летучих говорил сдавленным голосом, который совсем не походил на насекомое жужжание ночных солдат. Звучало это так, будто он говорил через воронку, наполненную какой-то вязкой жидкостью. Нет, никто из остальных его не слышал, они бы непременно сказали. Ужас этого нечеловеческого голоса был неизгладим.

— Кто король Серого Мира, бывшего Эйса?

Те, кто сидел в ложе, и остальные зрители энергично откликнулись, выкрикнув его имя:

— Элден!

Губитель Летучих посмотрел на нас сверху вниз своими огромными яйцевидными глазами. Гибкие хлысты опустились на мою шею и шею Кла.

— Повторите это, — прогудел Келлин.

— Элден, — сказали мы.

— Кто низверг монархов на земле и монархов в небе?

— Элден! — Петра прокричала это вместе с остальными и громче всех. Ее рука ласкала одну из отвисших зеленых щек Элдена. Его пурпурная мантия непрерывно поднималась и опускалась в полудюжине разных мест.

— Элден, — сказали и мы с Кла, не желая, чтобы нас снова ударили.

— Да начнется матч!

Этот призыв, который, казалось, не требовал никакого ответа, кроме аплодисментов и нескольких одобрительных возгласов.

Келлин стоял между нами двумя, достаточно далеко, чтобы его аура нас не коснулась.

— Встаньте лицом к полю, — сказал он.

Мы так и сделали. Краем глаза я мог видеть Кла справа от себя; он повернул голову, бросая на меня быстрый взгляд, потом посмотрел вперед. В семидесяти или около того ярдах перед ними лежало боевое оружие. Было что-то сюрреалистичное в том, как тщательно его разложили — как призы, которые надо выиграть в каком-нибудь убийственном игровом шоу.

Я сразу понял, что кто-то (возможно, сам Губитель, но я ставил на Верховного лорда) хотел склонить игру в пользу Кла, если не прямо подстроил это. Плетеная корзина с копьями, очевидно, излюбленным оружием бойцов, стояла справа, со стороны Кла. В двадцати ярдах слева от нее находился стол с кожаными перчатками, утыканными шипами. Еще в двадцати ярдах левее, более или менее близко ко мне, была корзина с боевыми посохами, подходящими для ударов, но не очень полезными, когда дело доходит до убийства. Никто не сказал нам, что делать дальше; никто и не собирался. Похоже, нам предстояло броситься к оружию, и если бы я захотел схватить копье вместо перчатки или посоха, мне пришлось бы опередить Кла, а потом пробежать прямо перед ним.

«Ты быстрее, чем думаешь», — сказала мне Лия, но это случилось во сне, а тут была реальная жизнь.

Вы могли бы спросить, испытывал ли я страх. Испытывал, но еще я черпал из того темного колодца, который нашел в детстве, когда мой отец, будто бы горюя по своей жене, моей матери, собирался пустить жизнь под откос и оставить нас без крова. Какое-то время я ненавидел его и ненавидел себя за эту ненависть. Результатом стали плохие поступки, вызывавшие стыд. Теперь у меня были другие причины для ненависти, и стыдиться их не приходилось. Так что да, я испытывал страх. Но часть меня рвалась в бой.

Часть меня жаждала его.

Губитель Летучих крикнул своим булькающим, нечеловеческим голосом — еще кое-что, что можно ненавидеть:

— НАЧИНАЙТЕ!

Мы побежали. Кла двигался со скоростью вспышки, когда напал на Глаза, но то был быстрый выпад в замкнутом пространстве. Теперь до оружия было семьдесят ярдов. Ему пришлось нести большой вес, более трехсот фунтов, и я подумал, что, разогнавшись на полную катушку, смогу обогнать его на полпути к разложенному оружию. Лия во сне была права — я оказался быстрее, чем думал. Но мне все равно пришлось бы срезать расстояние перед ним, и если бы я это сделал, то оказался бы прямо в его слегка суженном поле зрения. Еще опаснее было бы оказаться к нему спиной.