– Гостиница рядом с «Олимпией», – объяснил Джо, – а мы живем на Левом Берегу. Хана поздно ложится из-за спектаклей и вечеринок. Пьеру надо рано вставать, он еще ходит в школу…  – Саша подозревал, что графиня Дате и мадам вдовствующая баронесса терпеть не могут друг друга, однако оставил свое мнение при себе:

– Не надо задевать Дракона, это его мать и сестра. Он расслабился, пусть и дальше мне доверяет. Я, в конце концов, его друг…  – Саша не сказал агентам, куда он направляется.

Сжевав блин с грибами, он надел студенческую куртку провощенного холста:

– Приятного вечера, – подмигнул Скорпион, – в киношке неподалеку крутят новый фильм, «Боккаччо-70». Говорят, что лента стала сенсацией…  – по довольному лицу Дракона он понял, что месье граф собирается отправиться не дальше постели в соседнем номере:

– Он трогает Монахиню, держит ее за руку, обнимает, не стесняясь меня. Он на крючке и никуда с него не соскочит…

Зная, что вокруг Le Bristol много галерей, Саша подхватил в кладовке пансиона, среди всякого хлама, кисти и старую палитру:

– В отель мне хода нет, – он оглядел свои джинсы и свитер, – но я здесь пока не для этого. Мне надо найти тропинку к мадемуазель Дате…  – поработав с газетами, Скорпион понял, что девушка вращается в самых, как бы выразился его наставник, сочных для вербовки кругах:

– Актеры, драматурги, писатели, властители дум. Среди них много леваков, помнящих охоту на ведьм времен маккартизма. Они поддерживают кубинскую революцию, вешают дома фотографии команданте Че. Мадемуазель Дате, наш золотой ключик к дверям в Голливуд и на Бродвей…

Не желая настораживать Дракона, Саша не хотел просить его о знакомстве с сестрой. Сидя в бистро, он понял, что в его нынешнем обличье Хана Дате на него и не взглянет. У входа в Le Bristol вилась очередь из сияющих лимузинов. По брусчатке тротуара слонялись папарацци с камерами наперевес. Защелкали затворы фотоаппаратов, Саша встрепенулся:

– Нет, приехал Чаплин, с Уной и детьми…  – он читал в газетах о визите комика во Францию, – сколько у него малышей, с десяток, что ли…  – Саша даже улыбнулся. Переведя взгляд на бар, он едва не выронил сигарету:

– Я его помню по гамбургскому кабаре. Там он меня не узнал, хотя в Мюнхене меня видел не он, а Очкарик, резидент ЦРУ. Однако он выступал по радио и телевизору после убийства Бандеры, я слышал его интервью. В Гамбурге он вывел Хану со сцены, когда началась драка…  – Саше совсем не улыбалось нарваться на адвоката Фридриха Краузе:

– Неизвестно, поделился ли с ним Очкарик сведениями обо мне, то есть о моем лице. В Гамбурге, в темноте, он мог меня не заметить, но сейчас мне нельзя с ним сталкиваться, иначе вместо знакомства с Дате я познакомлюсь с кабинетами Службы Внешней Документации…

Актриса пила коктейль. Краузе тоже держал стакан с виски:

– Либо они остаются здесь на ужин, либо куда-то идут, – Саша нашел ключи от машины, – то есть едут на лимузине. Если Краузе за ней ухаживает, он не станет жаться, хотя он скупой немец. Он не позволит звезде садиться в заплеванное такси…  – Дате и Уна Чаплин обменялись поцелуями, как Чаплин склонился над рукой актрисы:

– Краузе сейчас лопнет от гордости, – усмехнулся Скорпион, – хотя, если он болтается вокруг Ханы, такое знакомство у него не первое…  – пара действительно устроилась в лимузине. Саша пожалел, что у него нет времени на организацию спектакля, как бы назвал акцию товарищ Котов:

– Деньги у меня есть. Я мог бы нанять пяток безработных ребят из района нашей гостиницы. Они бы подстерегли парочку в темном закоулке. Герр Краузе хорошая добыча, у него в кармане водятся деньги. Его бы убили, а я бы спас девушку, как благородный рыцарь, пусть и в студенческой куртке…  – пока Саше надо было выяснить, куда собралась парочка.

Над рю Фобур-Сент-Оноре сгустились тучи, по тротуару валила театральная толпа. Зажигались уличные фонари, перемигивались красные огоньки автомобилей. Резкий ветер трепал верхушки деревьев, на севере погромыхивали дальние разряды грозы.

Лимузин Краузе ожидал сигнала светофора. Кинув на барную стойку пару франков, заведя свой рено, Саша аккуратно пристроил его позади машины адвоката.

На заваленном коробками грима столе посверкивала хрустальная рюмка коньяка.

Хана оставила Краузе за столиком «Террасы», нового ресторана и клуба на рю Лепик, неподалеку от кладбища на склоне холма Монмартр. Лимузин они бросили у станции метро «Бланш». Сунув купюру парню в униформе «Moulin Rouge», Краузе кинул ему ключи:

– Мы вернемся утром или днем, пока еще не знаю…  – у Фридриха прерывисто билось сердце. Не желая рисковать излишне любопытными шоферами «Рица», он сам водил машину:

– Она не отодвинулась, когда я положил ей руку на колено…  – на холм их привезло городское такси, – в такси она ответила на мой поцелуй…  – Фридрих еще чувствовал на губах аромат крепкого «Голуаза», сухого шампанского, веяние тревожной лаванды. Клуб оказался неожиданно роскошным:

– Хозяин богатый человек, – хихикнула Хана, – сделав деньги на торговле шинами, он преподнес помещение в подарок сыну…  – сын, по виду ровесник Краузе, щеголял в грозящем треснуть по швам костюме, на манер битлов и галстуке-селедке.

На каменной террасе, нависшей над рю Лепик, колыхался под ветром полотняный шатер. В терракотовых светильниках мерцали свечи. Вокруг резных столиков разбросали вытертые ковры и шкуры. Хана попросила Краузе заказать кальян. Скинув шпильки, она раскинулась на низком диване, рядом с ним:

– Здесь так положено, милый Фредерик…  – Хана представляла его всем на французский манер, на что Краузе не обижался:

– Лягушатники есть лягушатники, они любое имя исковеркают.

Хана погладила его руку:

– Вам понравится. Есть табак яблочный, ванильный, с ароматом роз…  – за кальяном она даже положила голову ему на плечо. Краузе, разумеется, не признался, что курил кальян десять лет назад, в тренировочных лагерях для боевиков на Ближнем Востоке. Он вообще не собирался открывать Хане эту сторону своей жизни:

– Когда мы поженимся, она уйдет со сцены и займется домом…  – Фридрих, впрочем, не был уверен, что именно так все и случится, – или ладно, черт с ним, с Бонном и политической карьерой. В Голливуде тоже найдется работа для адвоката, английский язык у меня отменный…

Он не мог и не хотел думать ни о чем другом, кроме Ханы. Свернувшись клубочком, словно кошка, устроившись у него под боком, она кусала сочный апельсин:

– У Франсуа есть вилла в Марракеше…  – она указала глазами на владельца заведения, – с фонтаном и бассейном. Он устраивает отличные вечеринки для поклонников свободного образа жизни, если вы понимаете, что я имею в виду…  – длинные ресницы дрогнули.

Облизав губы, она неслышно шепнула:

– Сходите в мужской туалет, вам кое-что передадут…  – Краузе потянулся за бумажником. Хана погладила его ладонь:

– Не нужно. Это комплимент от заведения, небольшой гонорар за мои песни…  – серо-голубые глаза свернули смехом. Косяк они выкурили на заднем балконе заведения, выходящем на темное пространство кладбища. По соседству обнимались парочки. Хана уютно устроилась у него в руках:

– Отличная травка, – томно сказала она, – здесь хороши не только еда с выпивкой, но и все остальное…  – Краузе не мог не признать, что кухня в заведении отменная:

– Запеченный камамбер, лионские сосиски, петух в вине и луковый суп…  – принимая от него очередной бокал шампанского, Хана заметила:

– Суп из утреннего меню, – она засмеялась, – на рассвете в заведении появится половина Монмартра, то есть пьяного Монмартра…  – нашарив шпильки, покачиваясь, девушка поднялась:

– Мне пора на сцену…  – она прямо держала узкую спину – закажите коньяк, пришлите рюмку в гримерную…  – коньяк, разумеется, оказался самым дорогим:

– Момо дала мне попробовать коньяк на первом занятии…  – Хана пыхнула дымом папиросы, – на следующей неделе я к ней съезжу, побуду с ней хоть пару дней…  – она знала, что Пиаф вряд ли дотянет до следующего года: