– Британским ресторанам звезды пока не присуждают, – весело заметил Феникс, – но, судя по газетам, отец этого Берри входит в пятерку лучших рестораторов страны… – еврейской крови у парня не было даже среди отдаленной родни:
– Отличные оценки на курсе, большой опыт работы со взыскательными клиентами, – Фридрих захлопнул папку, – обезьяны будут довольны, что обрели британского повара с французскими корнями. Они все еще смотрят в рот бывшим метрополиям… – убрав досье в портфель, Фридрих щелкнул зажигалкой. Герр Берри неплохо говорил на немецком языке:
– Обучение в Швейцарии ему помогло… – Краузе рассматривал приятное лицо парня, – по акценту он понял, что я из Германии, но он не будет задавать излишних вопросов… – Краузе, давно потерявший гамбургский говор, объяснялся на хохдойч. В связи с предстоящим ему визитом, он немного побаивался этого обстоятельства:
– Мадам Монахиня не разбирается в немецких акцентах, – успокоил его Феникс, – она понятия не имеет, что берлинцы иначе произносят некоторые слова… – в кармане пиджака Краузе лежал безукоризненный паспорт, с молотом и циркулем ГДР, с его недавней фотографией:
– После выполнения задания я его сожгу, – напомнил себе адвокат, – не след, чтобы Хана его видела даже случайно… – на выходных он встречался с актрисой в отеле Le Bristol, до отказа наполненном звездами и папарацци, как, следуя итальянской моде, стали называть репортеров:
– Ее обязательно будут снимать, – гордо подумал Фридрих, – а значит, и я попаду в светскую хронику… – дома, в Бонне, он завел целую папку с вырезками из газет. Краузе не мог пройти мимо даже самой маленькой заметки о Дате, как о девушке писали журналисты:
– Она еще больше оценит меня, когда увидит мою преданность ее карьере… – после обеда их ждала ложа в опере. Фридрих давно бросил считать деньги, когда речь шла о свиданиях с Дате. Девушка, впрочем, принимала его подарки и букеты с неизменно скучающим лицом:
– Мило, – коротко сообщала она, – спасибо за ваши… – Дате щелкала изящными пальцами, – то есть вашу заботу… – не смея пока преподносить ей драгоценности, Фридрих ограничивался книгами и безделушками:
– У нее отличный вкус, – вздохнул Краузе, – она второй год входит в список самых стильных женщин мира… – соседкой Дате по списку была ее кузина, мисс Ева Горовиц. Фридрих откровенно недолюбливал девушку:
– Ее отец работал в ЦРУ и она пошла по его стопам… – думал адвокат, – хорошо, что она не вылезает из тропической Африки… – герр Берри отправлялся несколько севернее. Опасности его случайной встречи с девушкой не существовало:
– Впрочем, он и не знает, кто такая эта Ева, – утешил себя Краузе, – ладно, выдам ему последние инструкции и надо звонить Монахине… – он скрипуче сказал:
– Багаж положите в мою машину, он будет ждать вас в аэропорту, – Сэм понимал, что нацисты перетрясут его немногие пожитки, – возвращайтесь сюда к семи вечера, я отвезу вас в Орли… – Краузе поднялся:
– Вы летите в Центральноафриканскую Республику, если вы слышали о таком государстве. В столице страны вас встретят, позаботятся о вас. Прошу прощения, мне надо сделать деловой звонок… – Сэм проводил взглядом широкие плечи:
– Слышал, разумеется. Рауффа потеряли именно там… – он напомнил себе зайти на почтамт:
– До вечера еще есть время… – Сэм взглянул на гостиничные часы, – я все успею… – Краузе, насколько он видел, обосновался в телефонной будке в углу вестибюля. Рассматривая рекламу «Мулен Руж» на стене, Фридрих слушал гудки в трубке:
– Она ждет моего звонка, я ее предупредил. Но если она не захочет со мной встречаться… – Монахиня деловито сказала: «Слушаю вас». Фридрих откашлялся:
– Мадам де Лу, вы получили от меня весточку… – женщина перешла на немецкий язык:
– Приезжайте… – он услышал шелест страниц блокнота, – как вы и просили, моего сына или консьержки в это время не будет в здании… – запомнив дату и время, поблагодарив ее, Фридрих положил трубку:
– Отлично… – поздравил он себя, – мадам клюнула на приманку… – подхватив портфель, он вернулся к дивану, где сидел юный Берри.
Стоя в очереди к окошечку отправки бандеролей на центральном почтамте Парижа. Сэм просматривал взятую им в «Рице» бесплатную The Times. В «Золотом Вороне» держали газеты для джентльменов, по выражению его деда, но сам старый Берри и отец Сэма предпочитали Daily Mail:
– Как говорится, грошовый листок, – хмыкнул Сэм, – мистер Бромли наверняка его и в руки не возьмет… – в газете писали о смертном приговоре одному из руководителей путча генералов, попытки правого переворота, случившейся в прошлом году в Алжире:
– Президент де Голль помилует генерала Жуо, – настаивал автор статьи, – Франция не отправит на эшафот заслуженного героя войны… – после двух абзацев о Франции журналист перешел, видимо, к более интересующей его теме:
– Северная Ирландия, – вздохнул Сэм, – про нее все пишут. Маленького Джона могут отправить туда служить, когда он получит офицерское звание…
Журналист считал, что Британия должна брать пример с Франции в быстром и безжалостном подавлении мятежей:
– Однако намерения путчистов в Алжире не могут не вызвать уважения, – замечал он, – генералы выступали за сохранение исконных территорий Франции. Британия тоже не имеет права поддаваться на шантаж ирландцев, на требования каких-то референдумов… – Сэм ловко метнул газету в урну неподалеку:
– Писаки сидят на Флит-стрит, ни разу не побывав в Белфасте. Они не имеют права рассуждать об Ирландии, и шага туда не сделав… – дед Сэма после первой войны остался еще на пару лет в армии. Старый Берри заведовал военной столовой в Белфасте:
– Мы кормили части, расквартированные в городе, – услышал Сэм уютный говорок, – что я тебе могу сказать? Католики, протестанты, какая разница? Все мы люди, надо вести себя подобающе человеку. Особенно если ты попал в место, где нет других людей. Так говорил наш капеллан, – Берри поднимал палец, – и я навсегда это запомнил, мой милый… – Сэм выпрямил спину:
– Значит, и я так буду делать. Надо всегда оставаться человеком, особенно учитывая, куда я лечу… – по дороге на почтамт он миновал Елисейский дворец, резиденцию де Голля и знаменитый отель Le Bristol:
– Я бы мог сейчас устраиваться сюда на работу… – рядом с блистающими черным лаком лимузинами болтались фотографы, – снял бы комнату на Монмартре, жил бы спокойно в Париже… – Сэм встряхнул светловолосой головой:
– Ничего. На обед в Le Bristol я приглашу Луизу, а в президентском дворце я буду готовить… – он был уверен, что так и случится.
Луизе, конечно, ничего напрямую писать было нельзя. Взяв кофе в бистро по соседству с почтамтом, Сэм довольно долго сидел над весточкой:
– Остальное было проще, – хмыкнул юноша, – открытка домой, открытка дяде, открытка месье Механику… – он не хотел посылать кольцо для Луизы почтой:
– Когда я вернусь из Африки и вообще оттуда… – Сэм старался не думать, куда еще его могут послать новые работодатели, – я сразу сделаю предложение. Она к тому времени поступит в Кембридж. Я попрошу папу взять меня в ресторан на Темзе, «Гнездо Ворона». Куплю дешевую машину, от реки до Кембриджа всего час езды… – Сэм напомнил себе, что Луиза еще не приняла его предложения:
– Я уже машины присматриваю, – усмехнулся парень, – но я ее люблю, она любит меня, и никого другого нам не надо… – он так и написал в этой весточке, прибавив:
– Я не могу сказать, что у меня сейчас за работа, но Маленький Джон тебе все объяснит… – он не сомневался в дипломатических способностях приятеля, – у него будут храниться твои письма, любовь моя… – они писали друг другу каждую неделю. Сэм иногда думал, что Луизе стоит не становиться адвокатом:
– У нее отличный слог, она могла бы писать статьи или книги… – девочка смешливо говорила:
– Я давно перечитала все бабушкины викторианские романы, отсюда и слог. И вообще, адвокат должен не только хорошо говорить, но и писать. Дядя Максим отлично составляет заключения по делам, в его документах сразу все понятно… – Сэму тоже все было понятно: