– Малышка еще младенец. Миссис Вера, – он называл жену церемонно, – не очень доверяет здешней медицине… – при посольстве работали британские врачи, в случае необходимости больных отправляли на родину. Густи усмехнулась:

– Моль, обжегшись на молоке, дует на воду. Хотя я бы тоже… – она оборвала себя. На исповеди Густи не говорила о случившемся с Иосифом:

– Я хотела о нем забыть и забыла, – успокаивала себя девушка, – у меня есть Александр, он навсегда останется моим… – герр Шпинне считал, что Густи навещает университет Беркли, по студенческому обмену:

– Сначала ты, потом я, мой милый… – вздохнула девушка, – но я вернусь в следующем году. Писать не получится, мы едем в лингвистическую экспедицию на север, к индейцам. На Аляску, в Канаду… – Густи гордилась придуманной ей легендой. Александр мог собраться к ней в гости:

– Теперь есть прямые рейсы из Франкфурта в Нью-Йорк, – напомнила себе девушка, – нельзя рисковать. В Калифорнию он вряд ли полетит, он считает, что я изучаю индейские диалекты… – она могла написать хоть сотню весточек герру Шпинне, но у Густи не было надежного человека для отправки конвертов. Она обещала Александру звонить:

– Когда мы окажемся в местах, близких к цивилизации… – она потерлась щекой о крепкое плечо, – я буду скучать по тебе, милый мой… – Густи говорила себе, что осталось потерпеть всего год:

– Александр не поймет, откуда я звоню, такой техники пока не придумали… – телефон берлинской квартиры она выучила наизусть, – через год я во всем признаюсь, и ему и тете Марте. Уйду в отставку, невелика беда…

Для остального персонала посольства, кроме посла, сэра Фрэнка Робертса, и отдела внутренней безопасности, она действительно была техническим работником секретариата, помощником атташе. Для мистера Мэдисона и других здешних коллег она была Терезой. Показывая ей студенческого вида квартирку, с бедноватой кухонькой, украшенной пластиковыми панелями, муж Моли весело сказал:

– Научите меня русскому языку. Я с войны помню их ругательства, я освобождал Берген-Бельзен… – мистер Мэдисон закончил войну в чине майора, командуя саперами одиннадцатой пехотной дивизии:

– Здесь холодильник, – он хлопотал над техникой, – прачечная у нас своя, мы привезли все оборудование, пристроили у котельной отдельное здание.…

Работники посольства жили в боковых крыльях бывшего особняка миллионера Харитоненко, на Софийской набережной. Король сахарных заводов Российской империи, покинувший страну после революции, не рассчитывал, что в его владениях поселится сотня британцев:

– Здесь немного тесно… – дипломатично заметил мистер Джеймс, – зато отличный вид… – в окне скромной гостиной играли рубиновым светом звезды кремлевских башен:

– Можно повесить семейные фото на стены… – предложил Мэдисон, – станет более уютно. Я слышал, его светлость герцог Экзетер решил выбрать военную карьеру…

Кузен, неожиданно для всех, покинул школу Вестминстер. Наследный герцог перевелся в Уэлбек, армейский колледж, готовящий подростков к поступлению в академию Сандхерст. Джон провел лето на границе Англии и Шотландии, поехав добровольцем на археологические раскопки стены Адриана:

– Потом я тоже отправлюсь в те места, – коротко сказал герцог, – но кадетом, на военные сборы. У меня не останется времени искать следы предков… – он помолчал, – с историей, как говорится, покончено…

Густи отозвалась: «Да». Мистер Мэдисон зажег газовую плиту:

– Хорошо, что их семейная традиция продолжается. Выпьем чаю и я поведу вас к третьему атташе, вашему непосредственному начальнику…

Густи должна была заниматься аналитикой открытых источников и переводами записей переговоров русских на приемах. Мистер Джеймс подмигнул ей:

– Техника у нас хорошая. За стаканом виски с моей родины, языки, как правило, развязываются… – ожидая чая, Густи щелкнула зажигалкой у приоткрытой форточки. Кремль купался в медных лучах заката. Она недовольно подумала:

– Самой мне пока никуда не выйти, только с экскурсией или на мессу. Католиков возят в храм посольские машины, и забирают их после службы…

Набережная была почти пуста. Под железным знаком остановки Густи заметила небольшого роста женщину, в старом пальто и намотанном на голову теплом, не по сезону платке. Коляска у нее тоже выглядела потрепанной:

– Один ребенок в коляске, а второй за ее подол цепляется, то есть цеплялся… – крепкий паренек, лет четырех, отойдя от матери, ковырял бетонный столб. Белокурые волосы мальчика светились золотом:

– У нас с Александром тоже появится малыш, – нежно сказала себе девушка, – осталось немного подождать… – захлопнув форточку, она вернулась к столу, где мистер Джеймс колдовал над чаем.

Выше по течению реки, на Фрунзенской набережной, свободную квартиру в ведомственном доме, выходящем окнами на Парк Горького, показывал начальник хозяйственной части здания. Капитан в отставке понятия не имел, за какие заслуги получил ее новый жилец, подтянутый, красивый молодой человек с военной осанкой:

– Ему на вид лет двадцать пять, – размышлял отставник, – интересно, откуда у него шрам на щеке? Похоже на след от пули, хотя он мог и пораниться… – шрам юношу нисколько не портил.

Спокойные серые глаза оглядывали половицы темного дуба, беленые стены, ухоженный балкон, смотрящий на реку. Весной, по распоряжению хозяйственной части Комитета Государственной Безопасности, апартаменты полностью отремонтировали. Отставник не знал, что за люди обитали здесь раньше. Домовые книги зданий хранились на Лубянке, почту принимали вахтеры в подъездах, состоящие в звании сержантов:

– У вас есть отдельное место для парковки, – осторожно сказал комендант юноше, – получив номер машины, мы подготовим табличку. Здесь ванная, туалет… – ванную и туалет заново отделали армянским мрамором:

– Гардеробная… – он открыл двери на роликах, – полки из сибирского кедра, встроенное зеркало… – новый жилец заехал во двор на таком же новом, цвета голубиного крыла, автомобиле. Начальник хозчасти оценил модель. На досуге он читал журнал «За рулем»:

– Похоже на ГАЗ-21… – отставник ездил на такой машине, – но это какая-то новая разработка… – он решил, что юноша, скорее всего, перспективный ученый:

– Физик или инженер, – сказал себе капитан, – они в фаворе после полета Гагарина… – физик или инженер говорил мало, отделываясь короткими репликами. Он заметил, что на квартире произведут, как он выразился, дополнительные работы:

– Все сделают тихо, – юноша обаятельно улыбнулся, – соседям технические усовершенствования не помешают… – комендант понял, что в апартаменты протянут правительственную связь. Вручив молодому человеку ключи, капитан пожелал ему приятного проживания:

– Мебель… – начал он. Юноша повел рукой:

– Обо всем позаботятся. Запишите номер моей машины, она на стоянке…

Открывая дверь, капитан оглянулся. Молодой человек приехал на квартиру в штатском, летнем костюме. Осень в Москве началась теплом. Светлый лен обтягивал широкие плечи, шелковый галстук он закалывал скромной серебряной булавкой:

Но часы у него золотые, – вспомнил комендант, – наверное, он совершил открытие, как в новом фильме об ученых… – теща капитана работала вахтершей на «Мосфильме». Семья получала самые свежие новости кино.

Замок мягко щелкнул, старший лейтенант Гурвич даже не обернулся.

Его «Волга» действительно была экспериментальной моделью. По распоряжению Комитета два года назад Горьковский автозавод начал разработку машины сопровождения и преследования, как проект назывался в документах. «Волга» Саши, пригнанная летом из Горького, достигала скорости в сто семьдесят километров в час:

– Усиленный мотор, отличная балансировка, – он вытянул из кармана пачку «Честерфилда», – но надо проверить ее в деле. Например, сгонять в Новосибирск, пока дороги сухие…

В октябре в Академгородке начиналась конференция физиков-теоретиков, где ожидался доклад дважды доктора наук Инге Эйриксена, заведующего лабораторией в институте Вейцмана в Израиле. На Лубянке не сомневались, что Викинг клюнул на приманку, но Саша был настроен скептически: