– Сегодня нас ждет знаменательное событие…

В раскрытые двери храма с Бромптон-роуд донеслись восторженные голоса полуденных газетчиков: «В последний час! В последний час! Человек в космосе! Русский коммунист Гагарин облетел земной шар и приземлился живым! Победа СССР в космосе!».

Прохладная вода выложенного узорной плиткой бассейна рассыпалась брызгами. На темных волнах закачалось отражение низкой луны. Медленно гасли звезды. На западе, над океаном, разгоралась алая полоска восхода. Бассейн окружили пальмами. Атлантический ветер шелестел острыми листьями деревьев. Даже сюда, в медину, доносился шум прибоя.

Особняк стоял на границе старого, арабского города и новых, как их называли в Касабланке, построенных в начале века, французских кварталов. Трехэтажное здание рыжего песчаника отгораживалось от улицы резными, выкрашенными в голубой цвет воротами, с окошечком привратника и медным молотком:

– Резиденцию давно электрифицировали, – заметил его величество, – однако многие гости предпочитают пользоваться молотком и зажигать свечи. Здание старинное, времен первого посольства США в нашу страну… – на разноцветные плиты пола бросили потертые ковры и львиные шкуры. В усаженном розами закрытом дворе журчал мраморный фонтан:

– У меня большой дворец в пригороде Касабланки, – объяснил король, – однако вам будет удобнее в приватном особняке для уважаемых гостей… – запыленный, открытый виллис встретил церемонный дворецкий в смокинге, говорящий на отменном французском языке. До войны месье Мохаммед подвизался в Париже, в отеле «Риц». Он распахнул перед Евой двери огромной, с видом на океан спальни:

– Вы тогда еще не родились, мадемуазель. Должен заметить, что это отличная выучка… – завтрак накрывали на крыше особняка, под бьющимся на океанском ветре шатром. Вынырнув, Ева откинула назад влажные волосы:

– Джон наверху, – поняла девушка, – он ранняя пташка, как и я…

В Рабате они завтракали с его величеством. Еве и Джону отвели отдельные комнаты в королевском дворце, с собственным садом. Изящный мостик вел на остров посреди пруда. Король Хасан показал им искусной работы саркофаг:

– Здесь похоронена единственная дочь султана Сиди Мохаммеда, – вздохнул монарх, – именно при нем Марокко стало поворачиваться лицом к западу. Он установил дипломатические отношения с Америкой, приглашал в страну европейских ученых… – Еве было неуютно под пристальным взглядом короля:

– Ему едва за тридцать, он только женился, но намекает, что хочет взять вторую супругу. Он заканчивал университет Бордо, но не оставил местных традиций… – Хасан повел рукой:

– Гаремов давно нет, – он коротко усмехнулся, – по крайней мере, официальных, но пророк разрешает нам многоженство. У моего отца было три жены… – король ездил с Евой в университетский госпиталь Рабата, расспрашивал ее об учебе и будущей работе в Конго:

– Нам нужны хорошие врачи, – заметил он небрежно, – вы знаете французский язык, вы можете закончить образование здесь… – цепкие глаза короля шарили по ее фигуре. Выяснилось, что во дворце читают модные журналы. Хасан встречал фотографии Евы в Vogue:

– Моя жена любит западные наряды, – заметил король, – я тоже, как видите, предпочитаю костюм… – Ева вылезла из бассейна:

– Я ему раз двадцать сказала, что я еврейка, но его это не остановило… – девушку отвезли и в синагогу:

– Евреи граждане моей страны, – удивился его величество, – выстроив Эс-Сувейру, султан Сиди Мохаммед предложил общине льготные условия для переселения в новый город. Пророк разрешает нам жениться на еврейках… – Ева, довольно дерзко, отозвалась:

– Евреи уезжают из Марокко в Израиль, ваше величество. Они боятся, что окажутся не ко двору при вашем правлении… – Хасан недовольно хмыкнул:

– Остановить я их не могу, но они делают большую ошибку, как и европейцы… – за четыре года, с момента обретения Марокко независимости, страну покинули почти все французы. Набросив на мокрый купальник шелковый халат, Ева поднялась по витой лестнице на крышу:

– Но кое-кто еще остался. Французские рестораны работают, бары открыты, несмотря на то, что Марокко мусульманская страна… – Ева была рада покинуть Рабат:

– Его величество не станет меня похищать, на дворе двадцатый век, человек полетел в космос, но лучше быть подальше от Хасана… – она напомнила себе, что увидится с королем и в Марракеше:

– Он сказал, что его долг проводить высокого гостя, то есть Джона… – кузена все упорно называли его светлостью. Наследный герцог смеялся:

– Хоть здесь воспользуюсь титулом. На Ганновер-сквер почестей не дождешься, там больше шансов получить подушкой по голове… – его светлость восседал перед фаянсовой миской, полной кускуса с медом:

– Еще шакшука, – завидев Еву, Джон поднялся, – лепешки, козье молоко, фрукты, кофе… – девушка опустилась на плетеное кресло:

– И мы умрем, – смешливо отозвалась она, – но впереди долгая дорога… – как и предсказывал Джон, наличием у него прав никто не заинтересовался. Хасан предложил им водителя, но, выехав на сафари, как выразился король, в пустынные холмы к югу от Рабата, он оценил умение Евы и Джона управляться с машиной:

– Это хорошо, – заметил наследный герцог, – у нас будет больше свободы… – налив Еве кофе, он взглянул на часы:

– Сегодня по плану музей, знаменитый бар… – заведение, где играл отец Тупицы, еще работало, – а потом мы отправляемся в Эс-Сувейру… – вчера дворецкий принес на серебряном подносе запечатанную телеграмму из Лондона, от тети Марты:

– Дядя Авраам в Марокко, вот адрес их гостиницы… – позвонив в пансион, Джон услышал восторженный голос Фриды:

– Здорово, что ты здесь. Приезжайте, искупаемся в океане. Сейчас позову папу, они с тетей Анной ужинают… – Ева взяла из янтарной шкатулки египетскую папиросу. Табак пах розами. Девушка кивнула:

– Четыреста километров, три часа за рулем. Дядя Авраам велел отправиться по прибрежной дороге, путь немного дольше, но безопасней… – Джон плюхнул в кускус горсть фиников:

– Здесь везде безопасно, – пробормотал он, – у нас даже оружия при себе нет… – западный ветер захлестал полотнищем шатра. Над Касабланкой вставала огненная заря.

Над рассохшейся дверью лавки, в полуподвальном этаже облупившегося дома во французском квартале, брякнул медный колокольчик. Покосившаяся вывеска сообщала: «Antiquités. Livres anciens». Книги, выставленные в подворотне, в картонных ящиках, были действительно старыми. Переплеты покоробились от сырости, пожелтевшие страницы разлетались, на руки сыпался мелкий песок пустыни:

– Размышления о строении Земли и ее возрасте… – на французском томике начала прошлого века виднелся выцветший автограф. Загорелые, крепкие пальцы повертели книгу:

– Я сюда пришел не покупать, – напомнил себе Фельдшер, – мне надо избавиться от всего подозрительного. На юг я ничего тащить не могу. Жаль, книга дедушки Теодора, с его автографом… – в его брезентовой сумке тоже виднелись томики. Дорога в Марокко, кружным путем, через Италию, заняла две недели:

– В Риме повидайся с братом, – наставительно сказал Коротышка, – забери на тамошней станции паспорт и оставь свой. Брату ничего не говори, впрочем, что я тебя учу? Ты все сам знаешь… – вытянув длинные ноги, отпив крепкого кофе, Фельдшер только кивнул.

Они сидели на бульваре, неподалеку от резиденции Моссада в Тель-Авиве. Перед Песахом на город спустилась липкая жара. Шумело море, вокруг тусклого фонаря вились ночные бабочки. Вспыхивал и тух огонек сигареты, с фотографии военных лет на Иосифа смотрело знакомое лицо:

– Доктор Хорст Шуман, – Коротышка повертел тонкими пальцами, – ты должен его помнить из альбомов. Мисс Майер, то есть Майер-Авербах, встречала его в Сирии. Теперь он вынырнул на свет в Конго… – Иосиф вернул начальству снимок: