– Она похожа на Полину, – понял Джон, – но у Полины глаза светлее, как у меня. Мы с ней в папу пошли. Фрида напоминает покойную тетю Эстер. Она тоже высокая, изящная, глаза у нее голубые… – поймав взгляд кузины, смутившись, он занялся кускусом и лепешками.

Ева отозвалась:

– Бери, милая, овощей на всех хватит. Еще будет миндальный пирог с розовой водой, чай с мятой, кофе… – Авраам довольно усмехнулся:

– В кибуце так не накормят. Твоя свекровь, – он подмигнул Анне, – отлично готовит, но у нас столовая, поточный метод, как говорили в СССР… – за обедом Ева рассказывала о нью-йоркской жизни. Профессор Судаков забрал у нее тяжелую сумку с письмами и подарками для Аарона:

– Я хотела все послать почтой, – объяснила девушка, – но вышло лучше, с нашей поездкой сюда…

– Он старается хотя бы раз в месяц провести с нами шабат, – заметил Авраам, – хотя у него боевое подразделение, особая бригада, «Голани». Мы сейчас не воюем, но ребята всегда настороже… – тетя Дебора снабдила Еву домашними заготовками, кашемировым шарфом и перчатками, бутылками кошерного вина, шоколадом и кексами. Хаим с Иреной сделали альбом с фотографиями и веселыми рисунками:

– Возвращайся скорей, Аарон, мы заждались… – Дебора сняла детей на балконе, рядом с оливковым деревом и опустевшей голубятней. Передавая посылку дяде Аврааму, Ева вздохнула:

– Голуби от нас улетели, но я уверена, что мы их еще увидим… – приезжая домой из Балтимора, она всегда проводила несколько часов на балконе, с чашкой кофе и сигаретой. Ева гладила узловатый ствол оливы, касалась листьев лавра:

– Она нормальная девочка, – убеждала себя Ева, – с ней все в порядке. Ринчен умер от старости, ему было почти двадцать лет. Когда его не стало, Ирена еще не родилась… – новую собаку, Корсара, Ева, тем не менее, в Нью-Йорк не привозила. Гуляя с младшей сестрой и братом в Центральном Парке, она замечала, что животные обходят Ирену стороной:

– Я все себе придумываю, – разозлилась Ева, – но я чувствую, что деревьям на балконе плохо. Я не знаю, как все объяснить… – она прибавила к сумке от тети Деборы пакет от себя. Ева съездила в кошерную гастрономию в Краун-Хайтс. Аарон получал упаковки его любимой жвачки, арахисовое масло и виноградное желе:

– Бейглы и копченый лосось не выдержали бы перелета, – написала Ева кузену, – поешь сэндвичей с арахисом и желе. Ребе передает тебе благословение… – на Истерн-Парквей, завидев Еву, глава хасидов улыбнулся:

– В случае затруднений, пусть напишет мне, – велел ребе, – и пусть читает Псалмы… – Ева была уверена, что Аарон и так и делает:

– Он вернется в Нью-Йорк после армии, – решила девушка, – тетя Дебора только и ждет, чтобы он стал раввином на Манхэттене. Она хочет поставить для него хупу, хочет внуков… – сама Ева о детях не думала:

– Мне только девятнадцать лет, у меня все впереди, – она мимолетно вспомнила Иосифа, – но хорошо, что он подвернулся под руку. Теперь все станет проще, можно больше об таком не заботиться… – Ева не считала личную жизнь, как о ней писали в женских журналах, важной:

– Мама была монахиней, пока не встретила папу. Я не произносила обеты, я еврейка, но надо брать пример с Маргариты. Она не тратит время на ерунду, а в двадцать три года защищает докторат. Научная карьера важнее, чем все мужчины, вместе взятые… – за кофе речь зашла о младших детях. Ева призналась:

– Хаим хочет стать агентом ФБР, как папа в молодости, а Ирена пока не знает, чем будет заниматься. Но ей всего семь лет, она в семье самая младшая, если не считать Мишель в Мон-Сен-Мартене. Она ровесница дочек дяди Эмиля… – пережевывая миндальный пирог, Фрида подвинулась ближе к Джону. Она почувствовал теплое дыхание рядом с ухом:

– Искупаемся и отправимся в пещеру, – велела кузина, – я знаю дорогу. Папа пока не разрешает мне водить одной, но если ты сядешь за руль, он нас отпустит. Я скажу, что ты хочешь посмотреть римские развалины…

Фрида ездила с отцом на остров в гавани, где археологи нашли остатки богатых вилл и следы мастерской по производству пурпура:

– Туда мы еще отправимся, – тихо сказала она Джону, – а пока мы сделаем вид, что едем на римскую дорогу… – в пустыне сохранились следы торгового пути на юг:

– Здесь ходили караваны, – восторженно подумала Фрида, – из экваториальной Африки привозили львов и слонов для гладиаторских боев и армий цезаря… – она пообещала Джону:

– Я тебе расскажу о наших раскопках в кибуце. У меня есть шкатулка римских времен. Но твой клык не такой старый… – Джон вздрогнул. Нежный палец коснулся его загорелой шеи, провел по медной цепочке клыка. Он залился яркой краской:

– Да, вещица первой миссис де ла Марк, то есть елизаветинских времен… – Фрида опустила руку, он едва не попросил: «Еще!».

– Я ей не нравлюсь, – сказал себе Джон, – что за ерунда. Она меня старше, пусть и на полгода. Она меня потрогала, но в Израиле к такому относятся проще. Я себе всего лишь что-то вообразил… – стараясь справиться с часто бьющимся сердцем, он принялся за сладости.

К вечеру с океана на город поползли темные тучи. Стоя в гостиной, Анна вертела потускневший серебряный подсвечник:

– Или подождать, пока все вернутся… – она замялась, – субботние свечи положено зажигать вместе. Но Ева в госпитале, и она не соблюдает субботу…

У девушки имелось полученное в Рабате письмо местного министерства здравоохранения. Документ предписывал ознакомить мадемуазель Горовиц, как церемонно назвали Еву, с медицинской помощью в Марокко:

– Все королевская протекция, – смешливо сказала Ева, – более того, мой кузен, его светлость… – она подтолкнула Джона в плечо, – посетил прием во дворце. Смокинг ему нашли, даже его размера… – Джон зарделся:

– Это не первый мой прием, – заметил наследный герцог, – кроме арабского языка, никакой разницы с Британией нет. Так же… – Фрида дерзко встряла:

– Скучно. Человек полетел в космос, а ты до сих пор называешься этим… – она пощелкала худыми пальцами, – конюшим… – девочка прыснула в кулак. Джон сердито ответил:

– Шталмейстером. Должность наследственная, герцоги Экзетеры всегда носили это звание. Но папа и дедушка были армейскими офицерами, а я в армию не собираюсь… – поговорив с тетей Мартой, Джон решил изучать историю и языки в Кембридже:

– С другой стороны, – задумчиво сказала тетя, – военный опыт в нашем деле не обязателен. Хотя армия сейчас станет другой… – она помахала пальцем у себя над головой, – одним орбитальным витком дело не ограничится… – Джон знал, что юный Ворон не собирается заканчивать школу Вестминстер:

– Он пойдет в авиационные кадеты, как он и хочет, – хмыкнул подросток, – а я доучусь и поеду в Кембридж. Максим выпускается на год позже меня, мы разделим комнаты… – кузен метил в юристы:

– Питер займется экономикой, как его отец… – Джон потер упрямый подбородок, – правильно тетя Марта говорит, обойдусь без армейской службы… – вскинув на плечо холщовую сумку с провизией, Джон добавил:

– Кстати, тетя Марта, твой кумир, Дама Британской Империи. Ей предлагали должность фрейлины, но она отказалась… – Фрида призналась Джону, что хочет попасть в разведку:

– То есть в аналитики, – поправила себя девочка, – я знаю языки, у меня светлая голова. В Израиле все служат в армии… – она выпятила губу, – я не знаю ни одного парня, отказавшегося от военной обязанности… – Джон пожал плечами:

– Сама говоришь, на дворе новый век. Стреляю я отлично, но в армию не хочу… – провизию для экскурсии на остров в гавани Эс-Сувейры собирала Анна. Она никак не могла решиться зажечь свечи:

– Дядя Авраам… Авраам, атеист, и Фриду он так воспитывает. Не стоит их ждать… – по стеклам поползли крупные потеки дождя. Ветер рвал холщовые занавески на террасе, хлестал по серым камням пляжа:

– Дома после Песаха редко идут дожди… – Анна почувствовала тоскливую боль в груди, – зато зимой у нас все время сыро… – новая должность требовала от нее поездок по стране. Мадам Симона, ничего не говоря, выразительно поджимала губы: