Проплывая рядом с очередным, возвышавшимся на добрый десяток метров над поверхностью реки, островом, услышали внезапный, постепенно нарастающий шум сверху. Что именно там происходит, не удавалось разглядеть даже опасно перегнувшись через борт лодки и закидывая голову назад. Всё из-за разницы в высоте и излишней близости к вырастающему из воды и тянущемуся почти вертикально вверх, обрывистому берегу острова. Чтобы увидеть причину раздающихся звуков, нужно было отплыть подальше. Правда, этого не потребовалось, через пару мгновений источник шума сам показался над краем обрыва. Тот факт, что им оказался очередной одержимый особого удивления ни у кого не вызвало. Кому же ещё шуметь в этом богом забытом месте?!
Тварь, разглядев с высоты проплывающую внизу лодку, наполненную вкусными человеками, не стала тратить время на размышления, с места бросилась вниз, плотоядно ощерившись и протягивая лапы в сторону стремительно приближающейся добычи. Твою мать! Что это за камикадзе такой?!
Я так и не понял, каким образом бородокосому с Демьяном удалось так быстро и слаженно отреагировать на столь неожиданно появившегося одержимого. Причём сама по себе тварь, оказавшаяся обычным бегуном, особой опасности для нас не представляла. Опасной была вероятность остаться без плавсредства. Прилетевшая с десятиметровой высоты туша весом в сотню килограммов, при точном попадании могла, пожалуй, переломить лодку пополам. Но резко и сильно сработавшие весла гребцов, в буквальном смысле, выдернули суденышко из-под летящего прямо на нас, словно ядро, выпущенное из мортиры, одержимого.
Разъяренно урчащая тварь, с громким плеском ушла под воду совсем рядом, в считанных сантиметрах, напоследок окатив ворохом брызг всех без исключения, сидящих в лодке.
За первым камикадзе с обрыва сигануло ещё несколько бегунов, но теперь гребцы были настороже, да и с прицельностью прыжков у последующих тварей было явно что-то не так — то недолет, то перелёт. Ближе, чем на полтора метра от лодки ни один из одержимых не попал.
— Экие бездари! — покачал головой бородокосый, бросая взгляд на показавшегося на поверхности бегуна, отчаянно молотящего руками по воде и жалобно урчащего.
Оказавшись в ненавистной среде, твари моментально позабыли о своём намерении пообедать тройкой людишек, заглянувших на огонёк. Все их действия теперь были направлены на попытки собственного спасения. Но чрезмерный энтузиазм не заменит умения плавать, поэтому одержимые у которых это самое умение отсутствовало совершенно, не пробарахтавшись и двадцати секунд, один за другим пошли на дно.
Очень скоро от троих бегунов не осталось ничего, кроме пузырей воздуха, поднимающихся из речной глубины, но, спустя минуту, не стало и их.
— Эх, мешки не глянули, скоко виноградин потонуло! — произнёс с досадой хозяйственный Демьян, оглядываясь. На лице нашего запасливого товарища явственно проглядывала тоска по ушедшим на дно трофеям.
После получаса блуждания между островами, бородокосый неожиданно и негромко выругался. Что именно он сказал, разобрать не удалось. Но наполненный искренним раздражением голос передал суть сказанного лучше любых слов.
В сути этой явно не было ничего хорошего.
— И впрямь! Быстрина недалече. — подал голос Демьян, видимо, сумевший расслышать, что именно проклинал бородокосого.
— Что за быстрина? — попытался я уточнить, но Демьяново пояснение "Несильна быстрина, обнаковенна" совсем не добавила ясности. Бородокосый же просто отмахнулся, скрипнув недовольно "Увидишь!"
Я и увидел.
Быстриной оказались обычные пороги — участок, сузившей русло реки, зажатый между двух невысоких гранитных скал, неожиданно возникших впереди. Ещё раньше обратил внимание, что скорость движения начала постепенно увеличиваться, несмотря на не особо напрягающихся гребцов. Теперь же их весла были вынуты из воды, но лодка при этом скользила по водной глади ещё быстрее. Заметно усилившееся течение толкало её даже лучше, чем пара гребцов.
— Эх, заболтался с вами! — качал головой крестный, вновь энергично подгребая веслом, но лишь для того, чтобы выровнять пытающуюся встать поперёк течения, лодку. — Не туда поворотилися, проморгал место приметно, теперича уж не выйдет вертаца, быстрина не даст. Ну ничаго, раньшее проскакивали и теперича тожить проскочим.
Я не особо разделял уверенности бородокосого в благополучном исходе. Впереди, в самом узком месте порогов, между уже упомянутых скал, происходили не очень хорошие вещи. Стиснутая каменными исполинами река взбрыкивала и исходила пеной, закручивалась бурунами. В нескольких местах виднелись торчащие из воды каменные зубья, хотя расстояние между ними позволяло проплыть полудюжине таких лодок, как наша, но точно такие же каменюки могут прятаться и под водой. На такой скорости хватит даже не особо большого камешка, чтобы разнести в щепки нашу лодчонку.
— Что мне то делать? — выглядывая из-за плеча шустро орудующего веслом Демьяна и пытаясь перекричать шум бурлящей на перекатах воды, задал глупый вопрос бородокосому.
— Держися! — крикнул тот в ответ.
Лодка, не на шутку разогнавшись, то и дело подскакивая на волнах, летела прямиком в небольшой промежуток между двух, торчащих над поверхностью воды, каменюк. В полутора десятках метров правее было ещё одно похожее "окошко", почти вдвое шире, но крестный, почему-то направил наше судно именно в это окно. Будем надеяться, он знает, что делать. Тем более и сам сказал, что не в первый раз проходит эти пороги.
Чем ближе к обжатому скалами, бурлящему перекату, тем усерднее приходилось гребцам орудовать веслами, притормаживая и выравнивая судно, вертящееся и скачущее по волнам, словно взбесившаяся лошадь.
Во время одного из таких скачков, корзинка с припасами и ещё что-то из, прихваченного хозяйственным Демьяном в обезлюдевшем посёлке, тряпья вывалилось за борт. Правда, кроме самого Демьяна, печально вздохнувшего вслед уносимому течением добру, никто на этот мелкий инцидент не обратил особого внимания. Были занятия поважнее. Например, сохранить лодку, ну и самим целыми остаться.
Момент прохода или, если быть более точным, момент пролёта между, торчащими из воды, каменными зубьями, запомнился щедрым ворохом холодных брызг, неожиданно резким маневром уходящей от столкновения с каменюкой лодки, особенно высокой волной, сработавшей подобно трамплину, выбросившему нашу посудину на более спокойный участок и тоже выбросом, но уже адреналина, произошедшим вследствие всего вышеперечисленного.
После того, как прошли самый опасный участок, пороги не кончились сразу. Стиснутая скалами река ещё ворчала и показывала норов, но уже через пару десятков метров начинала раздаваться в стороны, расходится вширь, чем дальше, тем больше успокаивая не на шутку разошедшееся течение, оглаживая только что свирепо вздымавшиеся, резкие волны, отчего те становились все более кроткими и послушными.
— Ха-ха! Я ж сказывал, што проскочим! — повеселевший крестный обернулся, улыбаясь всей своей бородой. — Такото и вышло, проско…
Внезапный удар, сотрясший судно, прервал радостную речь нашего капитана, а самого его выбросило за борт.
Рановато мы расслабились!
Нам с Демьяном удалось удержаться в лодке, но избежать участи показавшегося из воды, отплевывающегося и мокрого бородокосого не получится. Всё потому, что служившее нам верой и правдой судно не пережило столкновение. Из здоровенной пробоины в днище у самого носа посудины хлестала вода, стремительно заполняя внутреннее пространство лодки. Даже с моими практически нулевыми знаниями в судостроении было ясно что плаванью конец. Нечего было даже пробовать залатать или заткнуть эту дырищу.
Будь дело рядом с очередным островом, можно было вытянуть посудину на сушу, а там, может быть и удалось бы её реанимировать. Но островов, заполнявших всё русло реки до самых порогов, здесь не было и в помине, впереди расстилалась водная гладь без малейшего намека на сушу, до ближайшего правого берега не меньше километра. Не стоит и пробовать тащить на себе тяжеленую колоду, идущую ко дну.