На самом деле головой был остров, белый от покрывавшего его песка, а может из того песка и состоявший. Правда, если он и впрямь весь из того самого песка, боюсь представить количество сыпучей породы из которой слагался этот, поистине исполинских размеров холм. Не могу сказать точных размеров, но наверняка не меньше пяти — шести километров в поперечнике. А если он ещё и в длину вытянут…

Зубчатой короной оказался город, был он, конечно не из потемневшего от времени золота, а из потемневшего от времени дерева. Правда на самом острове никакой растительности, кроме несерьёзных кустиков да редких зарослей камыша у берега, не наблюдалось. Выходит, лес для его строительства переправляли с большой земли, а до ближайшего, левого берега по прямой тоже километров пять выйдет. Да и рядом с берегом особых лесопосадок что-то не видать. Значит, древесину ещё и по суше издалека возили, ну или по над берегом сплавляли. В любом случае, по ценности привезенное из дальних далей дерево если и уступало золоту по цене, то ненамного.

Хотя, о чём я говорю, мы ведь в Улье, золото здесь котируется гораздо ниже, чем у нас на земле.

Кстати, размер города тоже впечатлял. Посёлок, в который изначально попал после купания в холодной воде, был немаленьким за счёт обширных и высоких укреплений, но этот островной город превосходил его на порядок. Пускай высота оборонной стены здесь была ниже поселковой, но по общей протяженности явно выигрывала. Да и домишки, что выглядывали из-за стен были гораздо внушительнее.

— Вона он, Песчаный остров. — донесся спереди скрипучий голос крестного. — Второй по величине городище в наших краях, большее его токмо Красное торжище!

— Ещё больше? — восхищенно произнёс Даниил, разглядывающий всё больше открывающийся взору остров через плечо бородокосого.

— Больше, токмо тот на земле стоит, то бишь не на острове, а возле реки просто, прям с пристани можно в сам город попасть чрез Стружьи ворота.

— Мы его увидим?

— Не, нече вам тама делать. Да и нам тожить. Дурной городишко, хоть и большущий! Всякого — разного люда там хватат, особливо дурного: ворья, пьянчуг да шаек разбойничих с лишком. Вольный город, што скажешь. А на Песчаном острове порядок, хоть и строго, но правит князь у их и дружина у того князя добрая, свои дома, да ближние земли, што под его рукою, в достатке живут, да оберегаюца от всякой шантрапы.

— Так ты, дядька Прохор, всё ж таки нас на том острове хотишь оставить? — с грустью в голосе спросил парнишка.

— Хочу и оставлю, потому как у нас с дядькой Пустым да с дядькой Демьяном иньший путь, тяжкий да тёмный, могем и не возвернуца. А тута у меня старый друг живёт — Никодим, в дружине у князя десятником служит. Пристроит вас как положено.

На том разговор и закончился. До самого причала, у которого качалось на волнах тройка похожих на нашу плоскодонок, да один струг, никто из сидящих в лодке не проронил ни слова.

— Энто у их задни ворота тута, потому и пристань пустует. — пояснил крестный, бросая веревку, выскочившему на причал, Демьяну. — Мало кто чрез энти ворота захаживат, они почитай всегда закрыты. На энтой стороне стены, да на воротах Никодимова десятка дозором и стоит, коли ничаго не поменялося. Не придеца нам по леву сторону почитай весь остров огибать, штоб до главных ворот доплыть.

По, поднимающейся уступами, деревянной лестнице, ведущей к массивным, собранным из толстенных досок, воротам бородокосый двинулся в одиночку. Нам велел выбираться на берег, вытаскивать пожитки ребятишек, да приглядывать за притихшей на время, малышней, увлеченно разглядывающей возвышающуюся над островом внешнюю стену города и выглядывающие из-за неё коньки и крыши домов.

— Высако-о-о ка-а-ак! — с улыбкой протянула Забава.

— Туда бы залезть… — проговорил Зосим мечтательно.

— Упадес зе!

— Не упаду.

Бородокосый тем временем переговаривался с парой одетых в островерхие шлемы и затянутых в кольчужные рубахи, дозорных, выбравшихся из надвратной башни и с ленивым удивлением сквозь бойницы оглядывающих странную компанию, ожидающую на пристани.

Судя по гневным выкрикам бородокосого и неприветливым ответам вояк, разговор особо не клеился. То ли попались незнакомые с крестным дозорные, то ли он что-то напутал с подотчетным его товарищу участком, но обещанной теплой встречи не было и в помине, отпирать ворота и впускать нас никто не собирался.

Мы уже думали, что придётся лезть обратно в лодку и плыть к тому самому, находящемуся на другой стороне, главному входу. Демьян даже собрался укладывать обратно узлы с вещами и ценностями, собранными по деревне для ребятни. Но тут появился ещё один вояка. Был он на голову ниже тех двоих, правда, нагоняй, моментально выданный нерасторопным дозорным и командный голос новоприбывшего сразу прояснили, кто тут главный.

— Борода, неужто ты?! — ахнув, произнёс высунувшийся в бойницу командир.

— Я, Никодим, я.

— А тама кто? Демьяна то вашего я признал, а остальныя как, с тобой оне?

— Со мной, Никодим, со мной. Энто Пустой — мой крестник, да ещчё ребятню вона с Кривого забрали. Обновилася сота на Кривом, токмо оне, значица и осталися живы. Можа слезешь уж со стены то?! Уж шея болит снизу-вверх глядеть то! Поначалу вона твои дозорныя звать десятника не хотели, теперича и ты сам чегой то не торопися старого друга обнять!

— Ха-ха! И впрямь! — хохотнул Никодим и начал раздавать приказы замершим рядом воякам. Громовые раскаты его звучного, хорошо поставленного голоса наверняка слышны были даже на дальнем берегу. — Что встали?! Открывай ворота, бездельники! Совсем не шевелитесь, лентяи! День и ночь у меня тута будете в дозоре! Я вас научу! Вы у меня жить на посту будете!

Дозорных словно ураганом унесло.

Не прошло и минуты, как протяжно заскрипевшая деревом, внушительной толщины воротина, отъехала в сторону. Выскочивший первым из открывшегося проёма десятник подбежал к бородокосому. Старые друзья обнялись, отхлопали друг друга по плечам, посмеялись.

Оказалось, что смех у них практически одинаковый. Одинаковыми оказались рост, походка, движения рук при разговоре, а также цвет волос и бороды. Правда, Никодимова борода не была заплетена в косу, а аккуратно расчёсанной копной ложилась на усиливающие кольчугу защитные пластины на груди. Но в остальном весело переговаривающиеся вояки были похожи друг на друга, как два берёзовых листа, сорванных с одной ветки.

Не прошло и пяти минут, как бородокосый, не прерывая диалога, перемежающегося смехом, а то и откровенными взрывами хохота, замахал рукой, призывая нас скорее подниматься к воротам.

Малыши вперёд остальных поскакали вверх по деревянным ступеням, оба хотели оказаться первыми на площадке у ворот. Старший брат с криком и угрозами ринулся вслед за ошалевшими близнецами. Ну а мы с Демьяном двинулись последними, не забыв прихватить пожитки ребятни.

— За энтим дело не станет. Об том куда их поселить и думать нече. — весело говорил Никодим, после приветствий и знакомства со всей нашей компанией. — Аксинья рада радехонька будет! У нас почитай двое сорванцов, так она ещё хотит! Да чегой то не дал бог покамест. А тут уж и стараца не надо, вот ей и прибавленье. Изба у нас большая, с запасом ставили, дажить тесница не придёца! А тебя, Данилка, в подмастерье к Молоту, кузнецу нашенскому отправим. Да по три раза в седьмицу к Ярославу будешь ходить, воинскому делу поучаца, токмо жить, понятно дело, с нами будешь.

После непродолжительного разговора с бородокосым, шустрый десятник успел не только услышать и принять просьбу старого друга, но и определить судьбу каждого из ребятишек, нежданно-негаданно свалившихся на его, столь быстро соображающую, голову. Удивительно, почему с такими способностями, Никодим командует лишь десятком воинов, а не сотней или даже тысячей.

Несмотря на добрую улыбку и радушие, всячески выказываемое шустрым другом крестного, Даниил, да и притихшие малыши, особых признаков радости от внезапно объявившихся новых опекунов не проявили.