Помимо линий были и цвета, от темно-синего, до ярко-красного. Очень быстро пришло понимание того, что интенсивная краснота объекта вызвана высокой температурой, теплом, синий же цвет, наоборот, говорил о холоде.
Самой темной и холодным местом был бьющий метрах в трехстах от нас ключ, находящийся на дне реки. По темной полосе, уходящей вглубь и в сторону, можно было разглядеть подземную водную жилу, из которой и брал начало ключ. Красных пятен было немало, нагретые солнцем поверхности медленно отдавали тепло подступающему вечеру. Но все они были статичны. Из двигающихся можно было отметить два больших, в рост человека пятна рядом — Демьян с бородокосым. Ещё пролетающие по небу птицы, копошащаяся по земле и под землёй мелкая живность, типа мышей или сусликов, пара косуль, пришедшая на водопой на правом берегу. Но все это было неинтересно. Главной загадкой были три красных пятна: одно побольше и двое маленьких. Пятна эти скрывались под одной из изб, на глубине полутора метров ниже поверхности земли.
Приглядевшись внимательнее, разобравшись в переплетении линий и цветов, понял, что под полом жилища устроен погреб. В нем и прятались три пятна, то есть три человека. Или всё же не человека?! Может, трое одержимых сидят, запертые в погребе, и только и ждут, когда их оттуда выпустят. Да нет, не бывает таких маленьких одержимых. Наверное, да и цвет у тварей ярче. Температура у зараженных на порядок выше, чем у иммунных, легко отличить. Всё из-за разогнанного изменениями нечеловеческого метаболизма. Погоди, откуда я об этом знаю?! Зараженные? Иммунные? Опять воспоминания возвращаются?
— Пустой! Эгей, ты чегой энто? — бородокосый стоял и усиленно тряс меня, крепко ухватив за плечо.
— Ничего, нормально я. Зачем трясешь? — спросил, отталкивая его руку и понимая, что вижу теперь всё, как прежде.
— Так ты застыл, будто бревно, в землю вкопанное! — хохотнул крестный, оглядываясь на утвердительно кивающего Демьяна. — Мы уж тебя звали да кричали, думали уж корни пустил!
— Люди там, трое, под полом. — не обращая внимания на хохмы бородокосого, заговорил о главном, пока не потерял направление на укрывшихся под землёй людей. Махнул рукой в сторону нужной избы, при этом пытаясь вновь вернуться в то состояние рентгеновского зрения. Но, как ни напрягал глаза, ничего необычного больше увидеть не удалось. Может, я что-то не так делаю?! Или воспоминания вызвали этот странный приступ всевиденья?! Хотя и воспоминаний толком не было. Существо ещё это странное, точнее страшное. До ужаса страшное, до мурашек, до истошного крика!
— Каки люди то, Пустой? Все ж избы обошли! Никого нету. Померещилося тебе, значица.
— Не мерещилось, видел я. Идём. — поводя плечами и отгоняя страшное видение, двинулся к примеченному ранее жилью.
Дверь распахнута настежь, вывороченная из дерева скоба, что удерживала засов, не выдержала напора тварей. Внутри всё перевернуто и переломано, стены и пол залиты и забрызганы красным, тут и там кости, в углу лежит голова с обгрызенным лицом и ушами. Судя по заплетенным в косу, частично оборванным вместе со скальпом, волосам, голова женщины. Недалеко валяется окровавленный топор, с отпечатками зубов на деревянной рукояти, совсем немного не дотягивающий по размером до Демьяновой секиры.
Посреди комнаты, немного сдвинутый набок, стоит громадный, окованный железом сундук. Под ним домотканый, когда — то светлый половичок, сейчас весь красный от, напитавшей его, крови.
Немного странная расстановка мебели. Кому и для чего понадобится ставить сундук в центре комнаты?! Только тому, кто любит спотыкаться о стоящие прямо на дороге предметы интерьера. Ну или кто-то хочет спрятать под этим самым сундуком что-либо.
Попытавшись сдвинуть обитый железом ящик, очень удивился его тяжести. Кирпичей туда что ли наложили?!
Оказалось, что не кирпичей. Огромный, словно морозильная камера, сундук был наполовину заполнен железными чушками, вперемежку с полосами металла, железными же прутьями и другой металлической мелочью.
Это что же, кузнец здесь жил что ли?! Ну да, точно! Ещё, когда подходили к нужной избе, успел заметить позади неё навес, под которым ютилась печь с большой, наполовину открытой топкой и выведенной вверх трубой. Это, видимо, был горн. Также там стояло что-то наподобие наковальни. На тот момент я не был уверен, что правильно угадал, лишь приличных размеров молот и прислоненные рядом щипцы наводили на мысль о кузнечном ремесле. Но теперь одно связалось с другим и всё стало понятно.
Непонятным остаётся другое. Если кузнец или, судя по валяющейся в углу голове с косой, кузнечиха, осталась наверху, оборонять дом от соседей, перерождающихся в плотоядных тварей, то кто тогда сидит у них под полом, взаперти, придавленный сверху нагруженным железом ящиком, который не каждый мужчина с места сдвинет?! Интересные тут жители, людей в погребах держат…
Сундук сдвигали втроём. Если кузнечиха ставила его сюда в одиночку, можно только подивиться её невероятной силе. Хотя, сундук ведь можно было поставить и пустым, а уже потом накидать в него железа.
Откинутый в сторону половичок явил свету прямоугольную крышку погреба с металлическим кольцом вместо ручки.
Сколько же времени просидели там несчастные пленники, без еды и воды? В сознании они, или лежат там, из последних сил цепляясь за, ускользающую из истощенных тел, жизнь?
Рука ухватила холодное металлическое кольцо, потянула на себя. Сначала крышка не поддавалась, было такое ощущение, что кто-то держит, ухватившись за неё изнутри.
— Эй, открывайте, мы не сделаем вам ничего плохого! — Да что тут за изверги жили, если даже пленники боялись их до такой степени?! Или это не пленники…
Догадка, объясняющая всю ситуацию, пришла в голову, когда крышка, за которую вновь попробовал тянуть, неожиданно поддалась, словно скинув килограммов тридцать весу.
Не успел я распахнуть люк и на половину, как из открывшейся дыры выдвинулся острый наконечник копья и замер в каких-то десяти сантиметрах от моего носа.
Само древко копья сжимал в подрагивающих руках подросток, лет, наверное, двенадцати на вид. Черные волосы, худое, болезненно бледное, перемазанное тем же красным, лицо, но в карих глазах, помимо крайней степени усталости и испуга, читалась решимость. О ней же говорили и, сжатые в тонкую нить, губы паренька.
— Тихо, всё кончилось, мы не враги. — как можно спокойнее произнёс я, одной рукой продолжая держать крышку, а другой изображая успокаивающие жесты.
За спиной парнишки, в пятне, падающего сквозь открытую дверь, скудного света, видны были двое ребятишек, едва ли дотягивающих до пятилетнего возраста. Мальчик и девочка, если не ошибаюсь, при этом похожи друг на друга, словно отражение в зеркале. Близнецы, надо же!
— Опусти копье, мы пришли помочь. — проговорил, собрав в голосе всю возможную доброту. Можно было, конечно, попросту выдернуть оружие из рук мальчишки, а потом уже успокаивать. Но всё же хотелось сначала попробовать обойтись словами. Поэтому добавил, видя осунувшиеся лица малышей, и голодный блеск в их глазах. — У нас есть еда и вода.
Непонятно, почему бородокосый просто молча стоит рядом, даже слова не добавит к моим попыткам успокоить излишне воинственного юнца. Демьян то понятно, из него даже каленным железом слова не вытащить, но крестный всегда не прочь потрещать, а тут молчит чего-то.
И тут подросток сделал то, что от него никто, включая даже испугано хлопающих глазенками близнецов, не ожидал. Продолжая сжимать в руках древко копья и никак не прореагировав на мои слова, паренек вдруг закатил глаза и с тихим хлопком завалился на земляной пол.
— Уж седьмицу, почитай, как началося это. В ночь туман промеж изб по деревне пошёл. Ну туман то он туман и есть, чего дивиться то. Но тот туман непростой был, ох непростой! От него и пахло перекисшей брагой или чем ещё похужее, да и плохо многим стало, почитай у всех головы болели, будто той же браги перепили. — парнишка прервался, с благодарностью принимая, поданную крестным очередную кружку с Демьяновым взваром, подогретым на костре. Мы не стали торопить его с рассказом, видя, как жадно подросток хлебает из кружки.
