– Допустим, – более спокойно отзывается Гриша. Я слышу странный плеск.
– Григорий Феликсович, у нас нет на это времени! – настойчиво говорит Женя. – Уходим. Сейчас!
– Я должен избавиться от этого барахла, – отвлечённо бросает Румынский. Он явно занят чем-то сторонним, оставив все разговоры и выяснения на потом.
– Довольно, – торопит его Женя.
– Сейчас! – со злостью отзывается Гриша. Секундное затишье. – Всё.
Заслышав шаги, я скрываюсь в темноте под лестницей. Мужчины покидают дом. Я выжидаю пару минут, но никто не торопится закрывать двери.
Бросаюсь к комнате с дисками и вижу разгорающееся пламя. Отчётливо пахнет бензином, и я чертыхаюсь. Быстро выставляю в коридор – как можно дальше от комнаты – несколько коробок, не сильно охваченных огнём, пытаясь загасить маленькие языки подошвой ботинок. Возможно, хоть что-то удастся спасти. Возможно, ребята, которые прибудут в ближайшее время, успеют это всё изъять. У меня же есть дело поважнее.
Я бегу через участок обратно в лес, в ту сторону, где припаркованы машины и куда явно держат путь Гриша с Женей. Держусь немного в стороне от колеи, чтобы не выскочить прямо на мужчин. А заметив их спины, и вовсе замедляюсь.
Стараясь ступать осторожно, приближаюсь к ним.
– А на меня как вышел, Юджин? – спрашивает Гриша, очевидно, продолжая разговор, начало которого я пропустила.
– Пришлось потрудиться, – усмехается Женя. – После облавы в клубе я залёг на дно. Пытался выйти на Вадоса или Кента, но безрезультатно. И тогда решил зайти с другой стороны. Свёл знакомство с местной майоршей, что вынюхивала про убитую девчонку, втёрся к ней в доверие, а она сама принесла мне всю информацию на блюдечке с голубой каёмочкой. Бабы!.. Что с них взять!..
Моё сердце ухает куда-то вниз, словно перестаёт биться вовсе. Я на мгновение прикрываю глаза, сглатывая горечь, и концентрируюсь на беседе.
– Майорша – это Власова, что ли? – хмыкает Гриша.
– Ага, Власова, – подтверждает его собеседник.
– Как была дурой набитой, так и осталась, – с особым удовольствием чеканит Румынский. – Только и горазда, что перед мужиками стелиться, следачка хренова.
Юджин молчит. Мне же… хочется завизжать, броситься на него, расцарапать его смазливую рожу. Осознание, как сильно я заблуждалась на его счёт, накатывает удушливыми волнами, вызывая головокружение и просто невыносимую тошноту. Блевать тянет от самой себя и своей глупости.
– Её слабость перед мужским полом, в итоге, пришлась мне на руку, – выдаёт Юджин. – Я получал информацию из первых рук, так сказать, и смог вовремя подскочить, чтобы свести знакомство с вами.
Он ржёт как придурок, и Румынский подхватывает этот смех. Я же чувствую, как земля уходит из-под моих ног. Всё это время он… использовал меня? Просто втёрся в доверие, чтобы выйти на руководство клуба? Чтобыяпривела его к Румынскому?
И Женя,мойЖеня, который пару часов назад говорил, что ему важно всё, что со мной происходит, подтверждает мою догадку следующей фразой:
– Вадос упоминал, что готовится переезд клуба на новое место. Я ждал встречи с вами, чтобы сказать, что всецело готов помочь и готов дальше работать на вас. Собственно, поэтому вас и искал.
– Теперь, когда Вадима и Иннокентия нет,намкак никогда нужны надёжные люди. Полагаю, специфика работы тебе знакома?
– Да. Не всё, но я быстро схватываю. Если введёте в курс дела, выполню всё, что необходимо.
– Отлично. Тогда сейчас выедем подальше отсюда и обсудим варианты.
– По рукам. – отвечает Женя. – После облавы уже и не верилось, что дела будут снова на мази. У меня семья большая, а таких бабок в обычной фирме не заработать. Сами понимаете…
– Прекрасно понимаю! Хорошо жить привыкаешь быстро, раз попробовав, уже не захочется отказываться.
Вот и всё. Моё глупое сердце наполняется тоской, отчаянной, безнадёжной. Никаких сказок не бывает, и бандит с большой дороги никогда не окажется вдруг переодетым принцем. С моей стороны было просто нелепо в очередной раз купиться на дешёвую постанову и верить мужским словам. Даже красивые, мужественные и героические поступки оказались лишь способом манипуляции.
Я до боли, до крови кусаю губы, чтобы не расплакаться. Я не какая-то жалкая брошенка, которую предал очередной мудак. Я сильная, я – майор полиции. Я выжила в мире мужчин и запросто перешагну через это. Я должна.
Внутри меня всё рушится до основания, но я привычно прячу лицо за железной, непрошибаемой маской уверенности и выхожу из защитной тени деревьев на колею. Наставляю оружие и громко и чётко произношу:
– Стоять, полиция! Румынский Григорий Феликсович, Кононов Евгений Павлович вы задерживаетесь за преступный сговор и подозрение в совершении ряда преступлений, предусмотренных статьями Уголовного Кодекса Российской Федерации. Оставайтесь на месте, не двигайтесь, руки держите на виду. Малейшее движение будет воспринято, как попытка оказать сопротивление сотруднику полиции при задержании, и будет открыт огонь на поражение. Медленно, через левое плечо, развернулись ко мне лицом! Оба!
Замершие на местах в момент моей речи мужчины медленно разворачиваются. Юджин закатывает глаза, но сохраняет спокойствие, тогда как Гриша, заметив, что я одна, начинает смеяться.
– Боже мой, Власова! Да ты идиотка! Что ты собралась делать? Держать нас на мушке, пока не прибудет твоя группа захвата с Власовым?
Он резко дёргается, выхватывая свой пистолет, и я стреляю ему в плечо. Задеваю по касательной, и Гриша приходит в ярость. Кидается на меня.
Неожиданно Юджин подмигивает мне, лихо улыбаясь, в два прыжка догоняет Румынского и вырубает его выверенным ударом по шее. Тот обрушивается на землю. Я даже не успеваю толком испугаться – настолько быстро это всё происходит.
Каким-то чужим, отстранённым голосом говорю Жене:
– Медленно опустись, достань его оружие и брось мне.
– Ангелин… – неуверенно начинает он, но я перебиваю, поигрывая пистолетом в руках:
– Делайте то, что велю.
Он вздыхает. Опускается на корточки – я стараюсь не вспоминать, не проводить аналогий – обыскивает пальто Румынского, достаёт пистолет и протягивает мне.
– Вот. Больше ничего нет.
– Бросайте в мою сторону, – говорю ему и предупреждаю: – Без глупостей.
Он отшвыривает оружие к моим ногам. Напряжение немного ослабляется, но я не расслабляюсь ни на секунду. Потеряю бдительность – быть беде. Я больше не могу доверять мужчине перед собой. Никогда не могла, как оказалось.
– Поднимитесь в полный рост и выставите руки перед собой, чтобы я их видела. – приказываю Жене. Он молчаливо выполняет. И тогда я не выдерживаю. Лишившись ненужных ушей и до приезда моих коллег, я поддаюсь на эмоции, которым сейчас совсем не место, и несдержанно выплёвываю: – Ну ты и мудак! Весело тебе было потешаться надо мной? Отлично развлёкся, пока ждал, что я приведу тебя к владельцу клуба? Поздравляю, кретин, мама с сёстрами теперь не скоро тебя увидят!
– Ангелин, послушай меня, – начинает Юджин, но я перебиваю:
– Замолчи! Я слышала уже достаточно, с меня довольно!
– Ангелина, ты всё неправильно поняла! – предпринимает он новую попытку.
Моё сердце колотится с такой силой, словно собирается проломить грудную клетку. Заглушая все остальные звуки ночного леса, заглушая отчаянные вопли в моей голове, заглушая тихий шёпот разума, который, не смолкая, зудит внутри. “Послушай его, послушай!”
– Замолчи! – велю я им обоим. Слёзы обжигают лицо, от них мир вокруг дрожит и расползается в стороны. – Замолчи! Что бы ты не сказал, это ничего не исправит! Ненавижу тебя! Ты всё испортил!.. Всю жизнь мою испортил!..
Глупая я, глупая!.. Просто идиотка. Влюбилась как малолетка, поверила ему, поверила в него… Когда он просто использовал меня!
– Ты всё не так поняла, Ангелин, – быстро проговаривает Женя, делая шаг в мою сторону.
– Евгений Павлович Кононов, – холодно бросаю ему. – Вы задерживаетесь по подозрению в организации: подпольного казино, борделя, торговли людьми, торговли наркотиками, создания видеофильмов порнографического характера, съёмок сцен убийств, а также по подозрению в убийствах, происходящих в стенах клуба, организации там проституции, вымогательстве и шантаже. Медленно поднимите руки за голову и не двигайтесь!
