- Аргентинское танго? – слова срывались с губ, видимо, помимо её на то воли. Всё, что она тогда осознавала и принимала – это собственную немощь в пылающем коконе сумасшедших ощущений, под натиском которых не так-то уж и хотелось сопротивляться.

- Да… смешанные стили абсолютно разных танцев и интернациональных традиций. По сути, танец бедных эмигрантов из Буэнос-Айреса, очень откровенный и в то же время невероятно чувственный и лаконичный.

- Его так и танцуют? С несколькими партнёрами?

- Это его классическая интерпретация. По началу он считался танцем мужчин, что-то вроде дуэли за одну женщину. В итоге, она выбирала своеобразного «победителя»… Сейчас же это чисто парный танец. А учитывая его растущую популярность, думаю, он очень быстро покинет границы бедных кварталов европейских городов, как когда-то покинул улицы Буэнос-Айреса.

Может ей всё это причудилось или приснилось? Может они и не говорили обо всём этом? Уж слишком всё выглядело и слышалось каким-то ирреальным и непривычным, будто звучащим не сколько рядом, а внутри, как в теле, так и глубоко в сознании. Ей даже пришлось очнуться, словно из прострации, когда двор заполнился овациями восхищённых зрителей вперемешку со свистом и благодарными репликами за полученное удовольствие.

- Вот это я понимаю, танцевать от самого сердца, всё равно что гореть в пламени всесжигающей страсти! – Полин от переполнявшего её волнения явно подбирала нужные слова с некоторым усилием, что даже не сумела подавить в голосе эмоциональную дрожь.

В этом плане, Эвелин понимала её сейчас, как никто другой. Только в отличие от подруги, едва ли была готова списать все испытанные чувства с переживаниями на увиденный ими танец. Её больше вело и притапливало совершенно иным источником запредельного волнения, который, казалось, ещё больше разгорался и сжигал кожу под воздействием невыносимой близости близстоящего мужчины. Разве что без физической боли и реальных ожогов, но от этого не менее острых и нестерпимо осязаемых.

- За это, боюсь, его будут запрещать ещё очень долго. Слишком откровенно и пылко, всё равно, что душу наизнанку выворачивать. При виде столь обнажённых чувств и неприкрытой страсти, у любого пассивного зрителя дыхание перехватит. Первозданный грех в своём чистейшем виде.

Хейуорд специально это говорил? Выбирал только эти слова, чтобы произнести их над головой оцепеневшей Эвелин Лейн, как если бы обращался к ней одной, задевая в девушке своим звучным голосом скрытые от других эмоции?

- Даже если и так, я всё равно хочу пережить это в танце, а не со стороны наблюдателя! Я для этого сюда и приехала. Чтобы танцевать! – унять нешуточный запал Полин, похоже, было уже невозможно. Девушка буквально рвалась в бой, вцепившись в руку Кристофера в явном намеренье воплотить свою идею в жизнь сию же секунду и не мгновеньем позже.

На благо, в этот самый момент заиграл бандонеон, сминая гул голосов и какофонию фоновых звуков мелодичным перебором новой композиции, которая тут же была подхвачена скрипками и чётким ритмом ритуальных барабанов. Двор сразу же смолк, будто под чудодейственным взмахом невидимой руки какого-нибудь всемогущего божества местного происхождения. Хотя на самом деле все устремили свои взоры к центру танцевальной площадки, к подзабытой всего на несколько секунд королеве танго. Жгучая красавица в это самое время делала неспешные шаги в танцующем ритме к избранному победителю, пока тот ожидал её в неподвижной позе созерцающего короля.

Даже у Эвелин почти на целую минуту перехватило дыхание, а из головы напрочь испарились все недавние переживания и страхи. Ибо это во истину выглядело завораживающим и совершенно необычным, словно на твоих глазах разыгрывалась захватывающая история бурной страсти и откровенных отношений. А то, как это было показано с помощью незнакомого танца, так и вовсе шло в разрез со всеми прошлыми представлениями о классическом балете или столь привычных для памяти танцевальных стилей.

От грациозных движений и непредсказуемых действий обоих партнёров даже сердечный пульс сбивался со своего и без того напряжённого ритма. Это ощущалось далеко не по одной собственной реакции. Казалось, ты буквально вливалась в общий организм окружающей тебя публики, сплетаясь и нервами, и чувствами с чужой энергетикой и даже мыслительным процессом. Правда, по большей части над сознательным преобладало эмоциональное и осязательное. Поэтому всё остальное и отступало далеко на задний план, превращая всё тело в один сплошной оголённый нерв или же в обнажённую до костей уязвимую сущность.

Взгляд неотрывно следил и наблюдал, а кожа вбирала из воздуха вибрирующие разряды обоюдного безумия. Не удивительно, почему настолько глубоко ощущалось чуть ли не каждое действие центральной пары ведущих танцоров и почему приходилось всякий раз вздрагивать, тут же судорожно вздыхая или выдыхая, стоило лишь кому-то из них проделать какой-нибудь головокружительный «пируэт» или слишком резкое движение. То, как негласная властительница этого маленького пятачка оторванной от внешнего мира вселенной вначале подступала, а потом обходила застывшую фигуру своего партнёра, подключая к языку пока ещё сольного танца будто надламывающиеся жесты рук, наверное, можно было сравнить лишь с каким-нибудь высокохудожественным полотном, изображающим сверхэмоциональный момент на религиозную тематику. Только здесь была далеко не одна композиция, а сразу несколько дюжин, а может и сотен тысяч. И все они сконцентрированы в телах и движениях этой пары, ожививших и разыгрывающих на глазах стольких свидетелей запредельную страсть своих сумасшедших чувств. При чём настолько проникновенных и мощных, что в наглядной передаче их искренности не закрадывалось не единого сомнения.

У Эвелин чуть сердце не разорвалось за прошедшую минуту, стоило лишь проникнуться и прочувствоваться скрытым смыслом незнакомого ей танца в исполнении всего одной пары, чтобы до конца понять, что он означает, и почему Киллиан Хейуорд говорил о его запрете для массовой популяризации. Когда мужчина подключился к общим движениям танго к своей партнёрше-богине, буквально окольцевав ту своими руками и через чур смелой поступью ног, кроме нахлынувшего в тот момент жгучего желания закрыть глаза и благополучно лишиться чувств, Эва, наверное, больше и не испытала. Хотя нет. Это было лишь по началу. И длился этот приступ довольно недолго.

Девушка пришла в себя сразу же, как только двор наполнился шелестом одобрительных аплодисментов и всего через несколько секунд к ведущей паре танцоров начали подключаться другие желающие. Пусть и не настолько яркие и не завораживающие до глубины души своими танцевальными способностями наблюдающие за ними взоры, но всё же достойные и своей порции заслуженной похвалы.

- Так это… и вправду танец бедных эмигрантов? – как эти слова сорвались тогда с её губ, для Эвелин останется неразрешённой загадкой даже через несколько десятилетий. Но они-таки сорвались, с несдержанным придыханием и лёгкой дрожью в изумлённом голосе, будто сами по себе и вопреки желанию. И то, как она прижимала в ту минуту горячую ладошку к своей часто вздымающейся груди, Эва тоже заметит не сразу. Будет почти с тоской в поплывшем взгляде наблюдать, как Полин и Крис отделяются от линии зрителей, тут же вливаясь в танцующие пары своим контрастирующим друг с другом тандемом, и, видимо, завидовать им. Но скорее неосознанно и только телом, чуть дрожащим от переизбытка переполняющих её ощущений и ответной реакции на музыку, увиденное и прочувствованное.

- А у вас возникли какие-то сомнения на данный счёт? Или по-вашему, бедные люди не способны самовырожаться схожими способами, поскольку ни на что не способны в принципе из-за своего происхождения и врождённой необразованности? – она так и не поймёт, чем её отрезвит сильнее, голосом или же смыслом слов Хейуорда? А может и тем и другим вместе взятым, включая его близостью, буквально вломившейся в сознание девушки после короткой «амнезии», до этого вырвавшей её ненадолго из границ окружающей реальности?