Если Эвелин и бывала здесь когда-то в далёком детстве, то страшно представить, каким он казался ей тогда – неискушённой маленькой девочке. Сейчас же сознание, будто бы противилось, при чём до последнего, воспринимая окружающую роскошь не иначе, как за ирреальный сон: белоснежный мрамор с золочёнными прожилками, начищенную до слепящего блеска позолоту на изысканных предметах мебели и антикварных украшениях, и даже море цветов, расставленных по всему периметру холла идеальными букетами в декоративных вазах и массивных вазонах. Слишком импозантно, броско, под стать канувшему в лета итальянскому стилю барокко, в коем и был отстроен весь этот дом, по праву оправдывая своё название в самых мельчайших деталях внутреннего интерьера.
Не удивительно, что от всего увиденного и наконец-то осознанного изумлённым разумом тут же перехватывало дыхание, а сердечко в груди то и дело билось о рёбра с ощутимыми перебоями. Взгляд, казалось, сам по себе скользил по окружающим вещам, стенам (даже одни лишь стены можно было разглядывать часами, если бы ей только дали на это волю!), по восхитительным бутонам белых и кремовых роз, по мраморной лестнице с величественными балюстрадами и позолоченными перилами с обеих сторон, чья длина и высота будто бы вела не на следующий этаж, а к основанию небесных врат, не иначе. Зацепиться было за что, куда не посмотри и за чем не потянись зачарованным взором. И всё, что не представало пред глазами Эвы, всё выглядело настолько завораживающим и невероятным, словно вобрало в себя запредельные возможности человеческого гения, как в воображении, так и в создании единственных в своём роде экспонатов.
В первые минуты не помогал даже голос дворецкого, объявлявшего имена прибывших гостей по предъявленным приглашениям столь величественно громким голосом, будто пытался заглушить музыку прямо в бальном зале. Но Эвелин едва ли обращала на него внимание, как и на остальных присутствующих по близости людей, пока шла по необъятному холлу Шато ла Терре Промиз к подножию во истину королевской лестницы. Она даже успела забыть о кузинах Клеменс, хотя всегда рядом с ними держала ухо востро, пребывая в постоянном напряжении и стараясь по возможности не лезть на рожон.
Они и сейчас возглавляли их немаленькое шествие в своих новейших бальных платьях, подобно трём принцессам, в чью честь и было устроено данное празднество. По крайней мере, по их поведению иного впечатления и не возникало. Но Эва впервые не думала об этом и не обращала на них внимание практически в упор. Скажи они ей что-нибудь сейчас, точно бы не услышала. Так бы и шла, едва ощущая, как поднимается по ступеням, не в состоянии оторвать глаз от окружающей роскоши, до той минуты, пока взгляд не заденет знакомой фигуркой ещё одной девушки. Восхитительное платье цвета кремовых роз с пурпурным отливом, казалось, ещё больше подчёркивало неземную красоту юной хозяйки, чью высокую причёску смоляных волос венчала россыпь нежнейших бутонов живых цветов с более драгоценными каплями золотого жемчуга. Если бы Эвелин и сейчас не заметила Полин д’Альбьер, то очень бы этому удивилась. Всё равно, что не увидеть важнейший экспонат дворцового интерьера Терре Промиз на самом видном месте – на лестничной площадке, как раз переходящей в арочный пролёт к самому большому залу особняка.
- Софи, Валери, Клэр… Ну теперь-то уж точно этот бал заискрится всеми бриллиантами своего великолепия в присутствии первых красавиц Гранд-Льюиса.
- Боюсь, любая, даже самая признанная красавица мира попросту померкнет на фоне хозяйки этого дома, Полин.
Лишь на какое-то время сестры Клеменс перекрыли собой их встречавших – главных организаторов праздничного торжества. Хотя и ненадолго. Ровно настолько, чтобы обменяться изысканными комплиментами, после чего уступить место другим следующим за ними гостями Терре Промиз.
Правда на тот момент как-то всё сбилось в кучу, включая голоса и смешавшиеся на фоне танцевальной мелодии фразы. Тётушка Джулия вообще шагнула куда-то вправо, зато Эвелин сразу же оказалась перед лицом радостно улыбающейся подруги. При чём и первая и последняя заговорили практически в унисон, разве что обращаясь к разным собеседникам.
- Эва, ты не представляешь, как же я рада видеть тебя здесь! – Полин не только повысила голос нарочито радостным тоном, заглушая обращение миссис Клеменс к иному участнику их скучившейся группки, но и чуть было не набросилась с жаркими объятиями на шею слегка ошалевшей гостьи. – Какая жалость, что мне придётся проторчать здесь ещё какое-то время. Но я обязательно тебя найду, как только вернусь в зал. – последнюю фразу она шепнула подруге на ушко перед тем как снова заговорить во всеуслышание подчёркнуто громкими словами. – Выглядишь не просто потрясающе, а сногсшибательно. Уже предвижу массовое помешательство молодых людей этим вечером всего от одного взгляда в твою сторону. Кстати, папá! Ты ведь помнишь Эвелин, по крайней мере, когда она была восьмилетним ребёнком?
- Ах да, Вёрджил. А это моя племянница Эвелин – та самая дочка Лейнов, о которой я упоминала. – похоже, даже тётушка Джулия решила подключиться к этому нежданному ритуалу со знакомством между очень давними (практически забытыми) знакомыми почти десятилетней давности. До этого она обращалась именно к рядом стоящему с Пол высокому и давно не молодому мужчине, которого сама Полли только что назвала «папá» и на которого Эва была вынуждена теперь обратить свой более внимательный взор из-за всеобщих попыток представить их друг другу.
Если за несколько секунд до этого девушка видела его скорее вскользь и урывками, то в этот раз избежать более чёткой и представшей во всей своей красе картинке в лице отца Полин д’Альбьер ей бы уже никак не удалось. Как говорится, ситуация не позволяла. Правда, мужчина тоже выглядел будто пойманным врасплох, пусть и ненадолго.
- Безмерно рад видеть вас в Шато ла Терре Промиз на нашем скромном празднике, мисс Лейн. – его далеко некрасивое, но и не лишённое определённого обаяния лицо (словно вытесанное грубыми ударами торопливого скульптора по жёсткому граниту) озарилось неожиданно мягкой, чуть ли не отеческой улыбкой. Но даже последнее не смогло замять или ненамного сбить панического волнения в растревоженном сердечке Эвелин.
Она даже на какое-то время оцепенела, то ли не ожидав данного разворота событий, то ли резко позабыв, как нужно себя вести в подобных ситуациях, не сразу сообразив, что следует делать, когда воспитанный мужчина при знакомстве с дамой протягивает к ней свою… широкую и довольно-таки большую ладонь. А оцепенела она как раз из-за его внешности, слишком неожиданной и не вяжущейся со стоящей рядом Полин – жгучей красавицей неземного происхождения. Слишком грубые черты лица в ореоле жёстких полуседых (когда-то чёрных) кудрей: высокий, весьма мощный лоб; крупный ястребиный нос; светлые серо-голубые глаза, выделяющиеся из-за тяжёлых, будто набрякших век; массивный квадратный подбородок и ироничный изгиб небольшого рта. Образ, можно сказать, ошеломительный. Чтобы у Полли был такой отец?..
Если он и являлся потомственным дворянином, то определённо не отсюда и с куда большим процентом европейской крови, чем большая часть выходцев южных широт Эспенрига (при чём крови, смешанной внутри родственных уз, как это часто встречалось среди высокородных аристократов).
- Мне тоже… крайне приятно снова оказаться в вашем доме, господин д’Альбьер. – Эвелин пришлось себя мысленно ущипнуть (жаль, что это не было физически больно) и наконец-то подать хоть какое-то подобие жизни со своей стороны. Правда, руку протянула она как-то не особо уверено, ещё менее уверенней вложив её в ухоженную, но всё равно слегка шершавую ладонь Вёрджила д’Альбьера. По крайней мере, его пусть и мужественное, но совсем некрасивое лицо смягчала не только улыбка, но и расположенная, возможно даже искренняя, учтивость к юной гостье.
- Откровенно говоря, ничего общего с тем ребёнком я в вас уже не вижу, хотя и не удивительно. Десять лет – безумно большой срок, тем более для быстро растущих детей. А для многих родителей данный факт всегда является слишком болезненной темой. – да и голос его с едва уловимым акцентом неопределённого происхождения оказался на редкость приятным, с некой ноткой бархатной хрипотцы идеально поставленного, но высоковатого баритона. – И всё же, не могу не признаться, насколько мне приятно заново с вами познакомиться, мисс Эвелин. И мне очень жаль, что я не имею возможности сказать это вашим родителям. Элизабет и Эдвард несомненно гордились бы этим моментом – увидеть свою дочь настолько повзрослевшей, ещё и такой блистательной красавицей… Что может быть ценнее в жизни любого отца и матери?
