- Как и всё, что было связано с тем временем и нашим общим детством. – ещё меньше Эвелин ожидала, что гостья вдруг пристроится рядом, подхватит её за локоток и ненавязчивым манёвром потянет обратно на диван. – И насколько я помню, вы были чудесным ребёнком, неугомонной заводилой и заразительной хохотушкой. Жаль, что нельзя поделиться собственной памятью. Это были незабываемые дни и годы. Когда вас увезли из города, я долго скучала по нашим играм и затяжным прогулкам по местным окрестностям, после которых нас загоняли домой едва не палками.

Улыбка больше не чувствуется напряжённой или вымученной, пусть в груди и ноет. Но это не болезненные ощущения, отнюдь. Скорее сладкие, как невесомая щекотка солнечными зайчиками по коже, только внутри под сердцем. Эдакое приятное дополнение к умиротворяющей близости знакомой незнакомки, к её мягким прикосновениям и окутывающему аромату нежных духов или же эфирного масла (кажется пурпурной сирени).

- Вы правы, я и сама не прочь такое вспомнить и тем более вас.

- Ну, тогда я была откормленной пышечкой, и сама бы себя не узнала, если бы увидела себя сегодняшнюю в том возрасте. Да и вы, не передать словами, как сильно изменились. Наверное, уже и замуж успели выйти? В Леонбурге, небось, за вами толпы поклонников ходили, проходу не давали?

Эвелин не успела ответить, поскольку в гостиную вернулась горничная с подносом и заказанным гостьей ароматным чаем на две персоны. Оговорённое угощение из изысканных сладостей красовалось там же, в двух отдельных вазочках. Не смотря на недавний, весьма сытный завтрак, девушка испытала непреодолимое желание сглотнуть. А ещё больше ей захотелось изменить тему разговора на что-то менее безопасное.

В этот раз улыбаться было сложнее. Улыбка словно скисла. Так быстро и скоро? Неужели ей сложно обсуждать подобные темы? Ведь по сути ничего такого в предположении Полин д’Альбьер не было, ошибаться свойственно всем. Ну не со зла же она такое выдала? Просто хотела сделать женский комплимент или же узнать из первых рук ответы на самые банальные вопросы.

- Скажете тоже. – Эва пытается сохранить улыбку не без дополнительного усилия, мысленно возблагодарив момент с вошедшей в гостиную горничную. Теперь было можно держаться взглядом не за одну лишь книгу в своих руках. Главное как-то показать, что её нисколько не задевают вполне обыденные вопросы.

Но отвечать всё-таки трудно. Не привыкла она к таким обращениям к своей персоне. Обычно о таком спрашивали сестёр Клеменс, расхваливая их красоту, подобно трём расцветшим розам. Эвелин же на их фоне никто не замечал. Никому даже в голову не приходило сделать ей комплимент или же полюбопытствовать об успехах в делах сердечных. Поэтому она и чувствовала себя никем – безликой тенью или же засохшим цветком, спрятанным меж страниц какой-нибудь старой, всеми забытой книги.

- Может пару раз кто и делал предложение, но опекуны, скорей всего, сочли их невыгодными.

- Пару раз? Серьёзно? В жизни не поверю! Что-то ты явно не договариваешь. И сослали тебя на этот край света определённо с целью спрятать – как можно подальше от навязчивых поклонников.

Похоже рядом с этой неординарной богиней эмоциональный баланс Эвы подвергался постоянным скачкам и нешуточным испытаниям. То хотелось искренне смеяться от души и во весь голос, то куда-нибудь спрятаться, буквально зарывшись головой в песок. Слишком непривычно. Не было ещё такого, чтобы с ней кто-то вот так разговаривал, будто с закадычной подружкой. Но ведь для Полин так почти и было. Она же помнила Эвелин по их давнему прошлому и явно обрадовалась, когда узнала, кто перед ней.

- Скорее с точностью наоборот. – вместо ответного смеха пришлось воспользоваться всё той же улыбкой, которая, казалось, не сходила с губ с того момента, как Полин д’Альбьер вошла в эту гостиную. – В тайной надежде сбыть меня с рук какому-нибудь местному холостяку-плантатору.

- Фи! Как примитивно и старо. Я думала такими вещами не занимаются уже с четверть века. – и, похоже, гостья не стразу поверила словам Эвы, восприняв услышанное не иначе как за забавную шутку. – У нас, конечно, есть своё маленькое сформировавшееся за несколько столетий высшее общество, но по сравнению с Леонбургом – это земля и небо. Искать в Гранд-Льюисе женихов – нелепо и смешно. Насколько я помню, все родившиеся здесь юные леди стараются дебютировать в бальные сезоны где-нибудь в Карлбридже или в иных крупных городах графства. Про молодых людей вообще молчу. Их сдувает отсюда ещё с поступлением в гимназию, а уж заманить их обратно в отчий дом с каждым пройденным годом становится всё сложнее и нереальнее. Всё, на что можно рассчитывать – это на каких-нибудь престарелых вдовцов или же не менее одряхлевших заядлых холостяков. Кстати, мой папенька тоже вдовец и заядлый холостяк – два в одном, так сказать. После смерти матушки за последние десять лет так ни разу и не задумывался о повторной женитьбе, хотя в ла Терр Промѝз всегда проводятся сезонные балы и прочие знаменательные даты с праздниками. Как-никак, удобное для всех расположение самой крупной в Гранд-Льюисе усадьбы просто обязывает на это. Так что приезжать сюда с единственной целью найти себе жениха – дело неблагодарное и необоснованное. А вот ежели ставишь перед собой задачу о проведении целого лета в праздных развлечениях и прочего рода увеселениях, тогда да, это место подходит как нельзя кстати. Ну, а в хорошей для этого компании, даже не вопрос. И я, так понимаю, кроме кузин, ты здесь сейчас вообще никого не знаешь.

- Если принимать во внимание, что я здесь впервые по прошествии десяти лет, тогда да…

- Вот и я думаю, что за вчерашний вечер ты едва ли успела где и с кем тут познакомиться.

Хотела бы Эвелин утвердительно кивнуть в ответ, тем самым подтвердив последние слова забытой подруги, только не получилось. Опять пришлось лишь улыбаться и прятать взгляд на глазурной росписи чайного сервиза, выставленного за минуту до этого горничной на придвинутом к ним столике.

Сердце всё-таки ухнуло о грудную клетку, пустив по венам и артериям удушающий ток жаркого волнения. Захотелось вновь неосознанно во что-нибудь вцепиться, ибо даже взгляд опалило обжигающей пеленой ярчайших воспоминаний вчерашнего дня. Настолько контрастных и свежих, что им удалось перекрыть собой реальные ароматы с окружающими предметами и людьми, едва не напугав до застрявшего в горле вскрика своим физическим осязанием.

А ведь было чем. Будто всего в полушаге от этой черты. Достаточно только качнуться туда или протянуть руку, и он сам тебя коснётся, затянет в гагатовый омут всевидящих глаз и окутает сладковато-терпким запахом сильного мужского тела. И обязательно заставит задрожать, потому что иначе не выйдет. Она ведь сама уже не захочет вырваться из этого шокирующего плена, желая узнать большее, мечтая соприкоснуться с запретным и испытать ранее неведанное. Кто бы и кем бы он ни был в реальной жизни, там он был другим – первородной тайной и загадкой, чистейшим соблазном её наивных юношеских грёз. И как бы она не боялась и не хотела с ним больше встречаться в настоящем мире, её фантазиям и скрытым желаниям было на это наплевать. В её собственном воображении он мог стать кем угодно, пусть сознание этому и противилось, возвращаясь снова и снова к ярким картинкам вчерашних воспоминаний.

И что теперь? Ну не будет же она говорить Полин о том, что вчера успело с ней произойти. Всё равно что признаться в столь вопиющих вещах первому встречному и абсолютно незнакомому человеку. Как бы ей не нравилась эта девушка, Эва её совершенно не знала. Да и не привыкла она к такому общению. Столько лет была сама да сама, а тут на тебе, как снег на голову – подруга детства, которую она не могла вспомнить при всём имеющемся на то желании.

- Ничего, дело это поправимое. – и какое счастье, что никто не мог пробраться ей в голову и увидеть, что там творилось на самом деле, воспринимая её ответную реакцию на иной счёт. – Скучать тебе здесь я уже не дам. И ты знаешь, я даже рада, что твои кузины до сих пор спят. Мне больше нет нужды их ждать, поскольку я только что нашла для себя идеальную компаньонку для прогулок в город. Ты ведь не откажешь в моей просьбе составить мне компанию и проехаться в Гранд-Льюис на воскресную ярмарку?