Чёрные тени стали фигурами и приблизились. Всего их было с десяток, и у каждой на том месте, где у обычного человека располагалось лицо, была маска. Медная, отливающая холодным металлом, но не имеющая рта — лишь прорези для глаз.
— Ты пришёл! — властно и холодно произнесла фигура, на маске которой бледным огнём горел узор, в котором угадывались мечи и звёзды, — Мы ждали! — и эта фраза разошлась по другим теням множеством шёпотов. Салтыков в очередной раз не смог сосчитать, сколько точно с ним говорит его предков, все голоса сливались в один единственный.
Если не считать ещё одного.
— А как же звать нашего удалого молодца? — тоном, в котором слышалось хищное веселье, произнесла тень в маске, по которой узором шли красные спирали, — Кто тот храбрец, что не убоялся предстать перед нами?
— Зовите меня Медведем, — хрипло произнёс Свят Вениаминович.
— Мы соскучились, Медведь, — ответила она же, и эти её слова снова разошлись гомоном по всем теням. Они обступали, голоса слышались уже почти со всех сторон, но человек знал, нельзя двигаться с места, нельзя открывать глаза и прикасаться к окружающим его предкам. Иначе обратного пути не будет. И потому он лишь крепче сжал свой посох.
— Зачем пришёл? — властный и холодный женский голос той, что была в маске с мечами и звёздами, прервал гомон.
— Я прочёл послание, — ответил Салтыков.
— Он прочёл послание! — воскликнул весёлый и надменный женский голос той, на чьй маске были красные спирали, — Смотрите-ка, за столько лет не разучился языку! А может, вначале обнимемся, чай не чужие люди? — она засмеялась так, словно льдинки застучали друг о друга, и этот смех опять разошёлся по толпе теней.
Свят Вениаминович молчал, кто-то ухватился за его посох, но сильная рука волшебника крепко держала его, не давая вырвать. Несколько фигур окружили боярина и начали шептать прямо под ухом:
— Не чужие ведь, родные. Не чужие ведь, родные, — но тот лишь глубоко вздохнул и продолжил ждать.
— Довольно! — всё также властно произнесла та, что была в маске с мечами и звёздами, и шёпот тотчас стих, — Не просто так к тебе посланника отправили, дело у нас серьёзное, да и времени у тебя, знаю, не так много, — её тон чуть сменился, там проскользнули язвительные нотки, — Коли, конечно, с нами остаться не пожелаешь.
— У меня ещё есть незаконченные дела, — ответил волшебник спокойным голосом, — Как доделаю, так приду. Сам, по своей воле.
— Все они так говорят, — чуть огорчённо произнесла фигура с красными спиралями на маске, — А потом не приходят.
— Сказала же, довольно! — ответила ей тень в маске с мечами и звёздами, — Сам придёт, коль срок выйдет. А пока, — она сделала паузу, — Пока некоторые не слишком разумные представители немецкого племени создали вам большую беду.
— Да какая ж это беда? Нам-то вот напротив, стало удобно ходить к ним, — ледяной смех фигуры в маске с красными спиралями стал пугающим.
— Я в курсе, что немцы из Аненербе хотели призвать в наш мир своего короля, — проговорил Свят Вениаминович.
— Ну, ты знаешь, Медведь, им это в каком-то плане даже удалось. Отголоски этого дела даже мы услышали. Думается, ты и сам мог почувствовать, — тон тени в маске с мечами и звёздами был по-прежнему надменным, но уже более деловым.
— Я почувствовал нехорошее прошлым вечером, — легонько кивнул Салтыков.
— Столько крови, столько силы! — картинно заохала фигура в маске с красными спиралями, — Эх, даже зависть обуяла меня, отчего ж какому-то там королю такие почести, а мне тут сидеть!
Порыв ледяного ветра обдал волшебника, но тот не пошевелился.
— Наши потомки более умны, чем эти немцы, — в голосе тени в маске с мечами и звёздами послышались нотки презрения, — Они знают, чем чреваты подобные действия.
— Что произошло? — хрипло спросил Свят Вениаминович.
— О, это было великолепно по задумке, но отвратительно по реализации, — фыркнула говорившая тень, — Они призвали в ваш мир короля. Король явился, но они не оказали ему должного почтения, они вовсе не подготовились. Словно бы призывали какого-то шамаханца.
— Он забрал их, забрал всех, — расхохоталась тень в маске с красными спиралями, — Сначала он забрал детей, что ему были пожертвованы. Потом он забрал того, кто звал его по имени. А потом, — эту интонацию можно было даже назвать кокетливой, если бы это слово было применимо сейчас к этой тени, — А потом он забрал всех, до кого дотянулся, кто был в том доме.
— Король забрал всех и ушёл обратно в свои чертоги, — произнесла та, что была в маске с мечами и звёздами.
— А уйдя, не закрыл за собой дверь, — снова рассмеялась другая тень.
Салтыков грязно про себя выругался.
— Да, внучок, именно это я и сказала, когда узнала, что произошло, — мрачно усмехнулась тень в маске с мечами и звёздами, — А посему у вас есть теперь проблема.
— Теперь каждый из нас может прийти в ваш мир, — торжествующе произнесла вторая тень.
— Я разберусь, — произнёс Свят Вениаминович, — Спасибо.
— В ваш мир уже начали возвращаться души, — ей вторила первая фигура, — Пока слабые и ничтожные, но ты же сам понимаешь, кто может вернуться, если проблему не решить сейчас?
Салтыков похолодел. Да, он прекрасно понимал, что ткань Завесы хрупка, и если эту дыру не заделать сейчас, то проход будет только расширяться. А там и недалеко до того, чтобы кто-то из говорящих сейчас с ним теней, сможет через него пройти. И пусть лучше это будет его бабушка.
— Я понимаю, — он поклонился.
— Пойдёшь али останешься? — голос тени в маске с мечами и звёздами стал насмешливым.
— Вертаться обратно надобно, — глухо произнёс волшебник.
— Тогда до встречи, — также насмешливо продолжила фигура, — Надеюсь, вы быстро покончите с этим, а то ветра из вашего мира наводят у нас лишь суету, но ведь могут породить и смуту.
— До встречи, — Свят Вениаминович поклонился теням и почувствовал, как те отступили. Подождав несколько минут, он открыл глаза и направился в обратный путь.
***
(21 августа)
За те несколько дней, что он провёл в каменном мешке, Рихард фон Мольтке уже привык к темноте, сырости и смраду, который источал он сам и его товарищи, попавшие в эту ловушку. Холод пробрал их всех до костей, у самого Рихарда уже ломило спину и поясницу так, что он не мог толком сидеть, а грудь то и дело раздирал жуткий кашель. Им четверым раз в день сверху скидывали арбуз, прямо на остатки предыдущего, потому к вони испражнений узников добавлялся ещё и аромат подгнивших арбузных корок.
За ними никто не пришёл, а после того, как в их камеру бросили ещё и этого молодого магла, то даже никто не разговаривал. Рихард время от времени думал, что тяжелее всего приходится Ламберу — могучему голландцу, который был намертво прикован к стене, и которого поил и кормил арбузом этот молодой магл. Быть может, именно для этого его и отправили к ним? Нет, вряд ли, скорее он точно также никому не был нужен, как и сам Мольтке.
Именно с такими мыслями бывший глава германских мракоборцев дремал, когда внезапно сон закончился. Притом закончился самым странным из возможных способов — стало нестерпимо холодно. Тут и раньше дремота прерывалась холодом, но сейчас это была не подвальная сырость, а вполне зимний мороз.
Рихард поднялся с камней, прогрохотал цепью и понял, что на его руках остались льдинки. Он этого не видел в темноте, но понял, что не удивится, если окажется, что стены их подземелья покрылись инеем.
— Рудольф, — мягкий голос молодого парня раздался в темноте. Мольтке первый раз слышал его и предположил, что французы тоже. Но вот молодой магл, судя по всему, узнал говорившего. И это повергло его в ужас: до слуха немца донеслись шлепки по камням и какие-то сдавленные звуки:
— Т-ты… т-ты н-не м-можешь з-здесь б-быть, — его тело била крупная дрожь, он заикался и, судя по звукам, пытался отползти подальше от голоса, а тот продолжал:
— Рудольф, я пришёл к тебе, дорогой мой.