— Когда вернешься в университет, я хочу, чтобы ты держалась подальше от этого мальчика, — говорю я, избегая разговора.

— Хорошо, — она опускает ресницы, ее губы сжимаются. — И мне жаль.

— Я должен извиниться за то, что втянул тебя в эту неразбериху, — я обхватываю ее лицо и наклоняюсь, чтобы поцеловать распухшие губы.

Смешанные ароматы цитруса и ванили наполняют мои ноздри. Требуются все усилия, чтобы оторваться от Феникс, но если я хочу будущего с ней, то мне нужно выполнить одно единственное задание.

Тор откашливается.

Он удивительно любезен для человека, который, по слухам, казнил всех высокопоставленных сотрудников казино «Асгард».

Я бросаю на него взгляд через плечо.

— Мы отвезем мисс Шталь обратно в университет.

— А такси нельзя заказать? — спрашивает Тор.

— Если ты хочешь, чтобы оставшаяся часть сегодняшнего дня прошла гладко, то поможешь мне сопроводить эту юную леди обратно в безопасное место.

***

Менее чем через час, убедившись, что Феникс в безопасности за воротами университета, я стою в вестибюле комнаты обследований в городском морге.

Холодный воздух просачивается через дверь, за которой я прячусь. В двери есть окошко, выходящее на трупы.

Тело матери лежит под белой простыней на металлическом столе, а рядом с ней обугленный труп человека, которого Тор сжег в огне. Он был одним из миньонов Криуса, посланным со смартфоном, чтобы доставить сообщение.

Не было смысла слушать его, нам нужно было вызволить Криуса из его убежища. Криус не сможет удержаться от злорадства, если подумает, что Бетслэссоны убили меня и подожгли виллу.

Тор и его люди прячутся в разных комнатах вдоль коридора. Я не настолько наивен, чтобы думать, будто они оставят меня в живых после того, как я казню Криуса. Вот почему я взял резервный телефон, дополнительное оружие и попросил Квинн организовать машину для побега.

Квинн сама еще пытается выжить. Я не могу винить ее.

Трудно поверить, что мать организовала собственное похищение. Мать скрывала все от Квинн. Теперь же она должна оставаться в тени, пока я не примирюсь с семьей Бестлэссонов.

Горе сжимает мою грудь, пока легкие не замирают, а края зрения не становятся серыми. Облегчение и горе воюют внутри, а я задыхаюсь.

Я смотрю в щель в двери и выдавливаю из себя протяжный вздох.

Мама умерла.

Все кончено.

Есть сотни вещей, которые я хочу спросить у женщины, лежащей под этой простыней, начиная с того, почему она продолжала возвращаться к Криусу несмотря на то, что тот обращался с ней отвратительно.

Она была его пленницей в течение двух десятилетий, запертой в квартире и без позволения уйти. Ее единственной свободой был балкон, и несколько раз Криус выводил ее куда-то только для того, чтобы возвращать побитой и в синяках.

— Мама, — бормочу я через окно прихожей. — Какую власть имела над тобой эта тварь?

Я качаю головой. Несмотря на то, что убийства, которые я совершил, когда был моложе, купили нашу физическую свободу, разум моей матери всегда был пленником одного человека.

Это причина, по которой она продолжала встречаться с ним после того, как он освободил нас, и причина, по которой она придумала этот план, чтобы спасти его законного сына.

Квинн сказала, что мама была настолько приучена быть собственностью Криуса, что никогда не приняла бы свою свободу. Она назвала это «синдромом слоненка» и описала ситуацию так: молодых слонов настолько качественно отучивают от попыток убежать, что, даже будучи достаточно большими, чтобы разорвать цепи, они все равно не предпринимают попыток бегства.

— Теперь ты свободна от него, — говорю я, понизив голос. — Возможно, ты обретешь подобие покоя в смерти.

Ручка двери поворачивается вниз, и у меня екает сердце. Я проскальзываю в вестибюль до того, как она распахнется.

Фигура в черном входит в комнату для осмотра, подходит к телу матери и отдергивает простыню. Голова его склонена, но по спортивному телосложению я уже знаю, что это не Криус. Мой биологический отец слишком осторожен, чтобы войти в комнату без сопровождения.

Мужчина несколько секунд смотрит на тело, прежде чем полезть в карман и достать телефон.

— Сэр, я нашел ее, — он делает паузу, подходит к другому столу, отдергивает простыню и вздрагивает. — Трудно сказать, кому принадлежит второй. Похоже, они проломили ему череп и сожгли заживо.

Затаив дыхание, я отступаю дальше в свое укрытие и надеюсь, что Криус клюнет на приманку.

Я слышу, как мужчина ходит вокруг столов. Он пробует дверь вестибюля, мое сердце учащенно бьется. К счастью, она все еще закрыта.

— Хорошо, сэр. Чисто. Буду ждать.

Он кладет телефон обратно в карман и наклоняет голову, глядя на обугленные трупы.

— Шизик, чертов трус, — бормочет он себе под нос.

Я сглатываю горький смех. Все воспринимается как паранойя, когда живешь безупречную жизнь. Криус Ванир десятилетиями торговал женщинами и держал их взаперти, как скот. Пришло время убить его, как животное.

Ожидание кажется вечностью. Я так сосредоточен на том, кто может войти в дверь, что не удосуживаюсь следить за временем.

В конце концов дверь открывается, и узел в моем животе ослабевает, но снова затягивается, когда в комнату входит мужчина, которого я не узнаю.

— Все чисто? — спрашивает новичок.

Первый кивает.

— Все чисто.

Когда выходит человек номер два, я лезу в кобуру, вытаскиваю пистолет и напоминаю себе не совершить ту же ошибку, что и в прошлый раз. Не промахнуться.

Как только Криус войдет в комнату, у него не будет времени разговаривать, нет времени колебаться. Сначала я должен убрать его охрану и застрелить его, прежде чем он успеет выбежать в коридор.

Не будет ни медленной пытки, ни последних слов. Я убью Криуса и уйду.

— Понятно, Мариус? — шепчу я себе под нос.

Я резко киваю.

Дверь снова открывается, и входит Криус, одетый в черный пиджак с огромным черным галстуком. Он хромает и тяжело опирается на трость, выглядя хрупким по сравнению с человеком, в которого я стрелял в шестнадцать лет.

Мой желудок резко сжимается, и я останавливаюсь, задаваясь вопросом, был ли я причиной его ослабленного состояния.

Когда дверь со щелчком закрывается за Криусом, оставляя его на пути к телу мамы, я беру ключ, который оставил в замке, делаю глубокий вдох и напоминаю себе о быстрой казни.

Из коридора слышны выстрелы. Моя челюсть сжимается. Тор и его люди уже начали.

Криус спотыкается, держась за край стола с трупом для равновесия.

— Вы двое, идите туда.

Оба мужчины лезут в свои куртки и достают пистолеты. Я отпираю дверь и вырываюсь наружу, стреляя сначала в голову меньшему, а затем промеж глаз его более крупному напарнику.

Криус оборачивается, его глаза расширяются, рот приоткрывается. Секундой позже он улыбается. Восторг мерцает в его голубых глазах, как будто он не заперт в морге и не столкнулся со своим злейшим врагом.

— Похоже, слухи о твоей кончине преувеличены, мой мальчик, — его взгляд смягчается. — Я не мог поверить, что именно ты из всех моих сыновей сдался Бестлэссонам. Вот почему я рискнул всем, чтобы увидеть все своими глазами.

Здравый смысл рычит, чтобы я застрелил его. Стрелял в него сейчас, пока он не улизнул от возмездия. Сейчас, прежде чем он вытащит свой пистолет.

Я игнорирую голос разума и иду к Криусу.

— Почему? — рычу я.

Его брови сходятся.

— Что?

— Почему ты убил маму.

Все следы его улыбки исчезают.

— Клянусь тебе, сынок, я не прикасался к твоей матери в последние недели. Ни разу.

Пульс между ушами бьется о барабанные перепонки и наполняет череп резонирующей яростью. Я подхожу к маминому столу и сдергиваю простыню.

— Как что это?

Криус переводит взгляд с лица матери на глубокий порез на ее горле.

— Моника всегда воспринимала мои слова буквально, — вздыхает он. — Когда я сказал, чтобы она умерла для меня, это не являлось прямой инструкцией совершить самоубийство.