Блять.

Когда Вир, наконец, обнимает отца за талию, я знаю, что он оставил все надежды стать музыкантом и, вероятно, даже согласится на этот фарс с женитьбой.

— Что, если Вир переспал с кем-то еще после меня или даже раньше? — выпаливаю я.

— По словам его друзей, ты была единственной.

Черт.

— Но если он…

— Свадьба состоится, — стальным голосом говорит Один. — А если камеры слежения поймают тебя и моего племянника за шалостями, я прикажу охранникам провести вас обоих к ближайшему священнику.

Один провожает меня до квартиры, потому что он из тех джентльменов, которые никогда не оставят девушку в затруднительном положении, но без колебаний заманят ее в ловушку нежелательного брака.

Стук в черепе возвращается. Я не могу позволить ему уйти, думая, что я соглашусь на эту свадьбу.

Я набираю код доступа в квартиру и жду жужжания механизма. Это так глупо, но если я не скажу ему что-нибудь совершенно отталкивающее, то либо окажусь в бегах, либо попаду в ловушку жизни еще хуже, чем та, что была у меня с папой.

— Мистер Бестлэссон?

— Один, — говорит он, кивая.

Я резко втягиваю воздух и говорю первое, что приходит на ум.

— Что, если я занималась сексом с другими?

— Что?

— Их было так много… — я прикусываю нижнюю губу. — Не то, чтобы я вела счет. Просто я была так занята десятками мужчин, что даже не заметила внимания милого парня за моей спиной.

Его глаза сузились.

— Ты врешь.

— Нет.

Мой голос дрожит.

Я такая дерьмовая лгунья. Если я не скажу ему правду или что-то близкое к ней, то никогда не избавлюсь от него.

Расширив глаза, я встречаюсь с его жестким взглядом.

— Хорошо, я преувеличила насчет десятков мужчин, но я опускалась на колени и сосала огромные члены, какой-то парень даже засовывал бутылку мне в пизду и пил из моего «священного Грааля». Меня шлепали, били и пороли. И от подобного унижения я кончаю, а что говорить об анале…

Пустое выражение лица Одина заставляет мой желудок сжаться.

Я жду несколько ударов сердца, пока он отреагирует, но он продолжает смотреть.

— Скажем так. Я люблю секс и многое другое. Не только ваниль. Секс должен быть грубым, грязным и извращенным. Сходите в «Красную комнату» на Хай-стрит. Парень, работающий за прилавком, знает меня по имени. Я искала работу, а он пытался найти мне клиентов, чтобы я могла проводить двойные сеансы с профессиональной доминатшей…

— Хватит, — говорит он.

Я зажимаю рот.

Один шагает ко мне, и каждый волосок на шее встает дыбом. Мое дыхание становится быстрым и неглубоким, взгляд скользит вниз по его рукам, и вверх по его суровым чертам.

— Вы исключены из Университета королевы Марии, — говорит он.

У меня отвисает челюсть, и вся кровь отливает от лица.

— Что? Почему?

— Непристойное поведение и развращение одного или нескольких невиновных молодых людей, — уголки его губ с отвращением опускаются. — Я высоко оцениваю вашу честность, мисс Шталь, поэтому даю вам время до следующих выходных, чтобы собрать вещи.

Я задерживаю дыхание, ожидая, когда он уйдет, но он остается на месте.

Может, это блеф, и он хочет, чтобы я выболтала правду?

— Хорошо, — говорю я. — Но мне потребуется возмещение платы за обучение и аренду.

Его плечи немного опускаются. Я могла бы представить, что он выглядит разочарованным. Возможно, ему действительно был нужен способный финансовый менеджер для его организации.

— Теперь я понимаю, почему ваш профессор саботировал похищение, — говорит он.

Мой желудок дрожит. Я сказала слишком много?

— Что вы имеете в виду?

Не говоря ни слова, он возвращается к лифту.

Я вхожу в свою квартиру и прижимаюсь ухом к двери. Как только его шаги исчезают в коридоре, я на цыпочках иду в соседнюю квартиру.

Шарлотта выпытывает из меня подробности. Кажется, она не слишком шокирована тем, что Один хотел, чтобы я вышла замуж за Вира. Может быть, это потому, что ее отец узнал, что она возится с мальчиками, связанными с Бестлэссонами, и сказал ей прекратить общаться с Акселем.

Я рассказываю ей все, что могу, не упоминая профессора Сегала. Простая мысль о нем вызывает комок в горле. Один и его люди могут знать секреты профессора, но есть один, который я могу сохранить.

Когда разговор иссякает, я поворачиваюсь и смотрю в ее печальные глаза.

— Могу я попросить тебя об услуге?

— Что угодно.

— Мне нужно одолжить твое удостоверение личности и телефон.

— Зачем?

— Есть дела в городе.

Брови Шарлотты нахмурились. Похоже, она ждет, что я ограблю Бестлэссонов и оставлю ее удостоверение личности в качестве визитной карточки.

— У меня и так достаточно проблем. Мне звонил папа и сказал, что из-за сегодняшних выходок могла начаться полномасштабная война.

— Я бы не спрашивала, если бы это не было важно.

Она поджимает губы.

— Слушай, я иду в ванную, чтобы сходить в туалет и помыть руки. Если ты возьмешь мою сумку, пока меня нет, и воспользуешься моими вещами, то это не моя вина.

Я обнимаю ее за шею.

— Спасибо.

— Только не позволяй себя обижать.

— Слишком поздно, — бормочу я ей в волосы.

***

Тридцать минут спустя мое такси подъезжает к Марина-Променад, где пожарные машины блокируют оба входа в Сидней-Кресент.

Над высокими белыми зданиями вздымаются клубы серого дыма. По их направлению я уже догадываюсь, что горящий дом принадлежит профессору Сегалу.

Мое сердце бьется так сильно, что эхом отзывается в салоне машины.

— Что происходит? — спрашиваю я.

Водитель барабанит пальцами по рулю.

— Радионовости сообщают, что пожар начался час назад, но распространился так быстро, что они уже подозревают поджог.

Я сглатываю.

— Кто-нибудь умер?

Он смотрит на меня через зеркало заднего вида.

— Один труп, который был изломан и сожжен до неузнаваемости. Они доставили его в городской морг.

Крик срывается с моих губ.

Что, если своеобразный вопрос Одина о профессоре Сегале был подтверждением его подозрений? Что, если он также сообразил, что профессор саботировал похищение, потому что хотел спасти меня?

Черт. Что, если вся эта чушь, которую я наговорила о минетах и десятках мужчин, разозлила его? Все, что потребуется, — это несколько минут на просмотр камер университета, чтобы увидеть кадры, на которых я выхожу из кабинета профессора, и найти петицию об увольнении профессора Сегала за комментарий о банане.

За то время, которое потребовалось, чтобы вернуться к лифту, Один мог позвонить Тору и передать приказ о казни.

— Вы остаетесь или уходите? — спрашивает водитель резким голосом.

— Извините, — открываю дверь и выхожу.

Воздух едкий, и никакой ветерок с моря не может рассеять зловоние гари.

Я обхватываю себя руками и заставляю ноги делать один шаг за другим, когда сворачиваю за угол и иду к Сидней-Кресент.

Толпы людей собираются в сквере в окружении пожарных и полицейских. Половину автомобилей на улице передвинули, чтобы освободить место для пожарных установок. Конечно же, когда я смотрю в сторону огня, горит дом профессора.

— Сюда нельзя, мисс, — на моем пути появляется крупный мужчина.

— Но я здесь живу, — говорю я.

Он протягивает руку к скверу.

— Если вы беспокоитесь о родственниках, то все жители собрались там.

Даже если мертвое тело не было профессором Сегалом, то, вероятно, кто-то пытался его убить, и он сбежал. Он слишком умен, чтобы стоять и ждать, пока поджигатель вызовет подкрепление.

Я брожу по площади, выискивая его следы, а потом решаю поехать на такси в кампус.

Когда я иду по переулку, чья-то огромная рука зажимает мой рот, а другая обхватывает, поднимая над землей.