После того, как двое мужчин затаскивают тела в кузов фургона, они идут к домам. Предполагаю, они намерены угрожать жителям, что если те пожалуются полиции, то их убьют.

Другие парни садятся в фургон, а мы с Тором идем к моей машине. Он садится на водительское сиденье, отчего у меня раздуваются ноздри.

— Мари? — спрашивает Квинн.

— Наверное, сейчас самое время избавиться от этого телефона, — говорю я.

Ее вызов прекращается.

Хорошая девочка.

— Любимая? — спрашивает Тор.

— Та, кто ничего не знает об этом мире.

Он фыркает, но мне все равно, верит он или нет. К тому времени, когда кто-нибудь сообразит отследить этот номер, Квинн освободит квартиру, которую она арендовала для выполнения миссии, и переедет в резервную.

Чтобы выстроить машины в линию, требуется несколько минут, но после некоторого маневрирования Тор следует за фургоном по менее окольному маршруту.

— Ты не похож на Виктора Ванира, — говорит он.

— Спасибо.

— Это был не комплимент, — бормочет Тор, когда мы сворачиваем на проезжую часть с двусторонним движением.

Пока мужчины едут по шоссе, я краем глаза изучаю Тора. Он больше похож на спортивную версию своего кузена, когда не наводит пистолет.

Один спокойно спит по ночам, увлекая своих сыновей в мир хаоса и смерти.

В этом отношении Один не лучше Криуса. Он мог быть даже хуже, потому что, по крайней мере, Криус позволил своему законному сыну нормальную жизнь.

— Как выдающийся хирург мог оказаться в тюрьме преступного мира? — спрашиваю я.

Тор проводит пальцами по своим светлым волосам.

— Ты знаешь Виктора?

— Нет.

— Кто-то из организации Криуса связался не с той девушкой. Ее отец был связан с ирландской мафией, и они были недовольны.

— Понимаю.

— Отец девочки хотел нанести ответный удар Криусу, убив его сына, и приказал кому-то перерезать тормоза в его машине. К несчастью для него, Виктор выжил.

— Именно тогда Виктор решил преподать им урок?

— Виктор потерял важного человека в той автокатастрофе. После аварии отец девушки подослал за ним киллера, который потерпел неудачу. Он прожил достаточно долго, чтобы раскрыть имя своего клиента. Виктор выследил человека, который влез в его машину, перерезал ему горло скальпелем и смотрел, как тот истекает кровью.

— Понятно, но это все равно не объясняет, почему ему пришлось отправиться в «Сикрофт».

Выражение лица Тора тускнеет.

— Эта тюрьма — наш способ остановить массовое уничтожение семей. Поскольку четыре лидера выступают посредниками в крупномасштабных спорах, вопросы решаются без большого кровопролития. Любой, кто соблазнится нарушить перемирие ради убийства, будет уничтожен, чтобы сохранить мир.

— Применяется ли это правосудие, если человек, вызвавший спор, является членом семьи Бестлэссон?

Его резкий взгляд на ветровое стекло говорит мне, что Один посадил в «Сикрофт» кого-то из своих. Возможно, брата или еще одного кузена.

Мои мысли возвращаются к Феникс и тому, как она себя чувствует рядом с Одином. Я знал, что Вир Бестлэссон интересуется ею, но она ни разу не сказала, что они больше, чем друзья.

Кислота бурлит у меня в животе при мысли о том, что этот мальчик может прикоснуться к тому, что принадлежит мне. Я резко выдыхаю через ноздри. Он не женится на Феникс. Даже если мне придется убить всех с фамилией Бестлэссон.

Фургон останавливается на узкой дороге, состоящей из отдельно стоящих каменных коттеджей, каждый из которых стоит в двадцати футах друг от друга и окружен живой изгородью.

Тем лучше, приглушит звуки крика.

Я поднимаю пистолет и тянусь к дверной ручке.

— Пойдем.

Тор хватает меня за плечо, в его руке пистолет.

— Подожди.

Водитель и его спутник выходят из фургона и идут по дорожке, ведущей к входной двери коттеджа. Пока мы ждем, пульс учащается, а мышцы напрягаются в предвкушении.

Спустя несколько мгновений один из них выходит из-за живой изгороди и манит нас войти.

Тор глушит двигатель, и мы оба выходим.

В коттедже удивительно уютный интерьер с гостиной с каменными стенами, кремовыми диванами и потрескивающим в очаге огнем. Мужчины ходят вокруг диванов и смотрят на что-то на полу вне поля моего зрения.

— Ты знаешь ее?

Кулак тревоги ударяет меня в солнечное сплетение, и я шагаю вперед.

— Кого?

Обойдя диван, я нахожу мать лежащей на пропитанном кровью ковре. Из раны в горле, которая на первый взгляд кажется бархатной лентой, вытекает красная жидкость.

Вся краска вымылась с ее лица, и она смотрит на меня затуманенными глазами. Криус или один из его людей уложил ее на этот ковер, чтобы я нашел ее. Это месть за провал или саботаж миссии.

Каждая молекула кислорода покидает мои легкие.

Края зрения становятся белыми.

Требуется каждая унция самоконтроля, чтобы не взорваться от смеси гнева и горя. Мне нужно держаться ради матери.

— Вызовите скорую, — рычу я.

— Мы уже это сделали, — отвечает один из мужчин в дверях.

Я падаю на колени рядом с ней и съеживаюсь, когда абсорбирующие гранулы хрустят под моими костями. Они сделали это намеренно, чтобы повторить то, что я сделал с человеком, который прервал нас с Феникс в игровой комнате.

Мое горло сжимается, когда я приподнимаю верхнюю часть тела матери, чтобы замедлить приток крови.

— Что случилось?

Один из мужчин возвращается со связкой полотенец. Я беру одно и накладываю его на рану. Свет льется на ее слишком бледную кожу, которая контрастирует с ее темными волосами и глазами.

— Он сказал, что я его подвела, — говорит она, тяжело дыша.

— Как? — это слово раздражает мои голосовые связки.

У нее не получится выжить. Не после такой потери крови. Из-за того, что полотенце намокло, единственный способ спасти ее — немедленное переливание крови.

— Это я предложила, чтобы ты проникнул в университет.

У меня перехватывает дыхание.

— Это невозможно.

— Мы с Криусом были вместе все это время, — говорит она с хрипом. — Когда я услышала о том, что случилось с бедным Виктором, я поняла, что должна вовлечь тебя.

— Подождите, — говорит Тор. — Вы не заложница?

Глаза матери метнулись к мужчинам, стоящим в дверях.

— Притворяться, что меня забрал Криус, было единственным способом заставить Мариуса согласиться помочь.

ФЕНИКС

Я отхожу от профессора Сегала, в голове гудит. Слишком много всего происходит одновременно. Взгляд Одина не отрывается от взгляда профессора, как и взгляды мужчин, направляющих оружие ему в голову.

Черт, черт, черт.

Такими темпами его убьют.

Когда я подхожу к белому фургону, напряжение скатывается c плеч, сменяясь массой сбивающих с ног эмоций. Облегчение от того, что я больше не пленница, замешательство, потому что все это не имеет смысла, и тошнота.

Густое, кружащееся чувство тошнотворного страха, что я услышу звук выстрела, и это будет знаком смерти профессора.

И предательство под всем этим. Один говорит, что Вир был не единственной целью сегодняшнего похищения. Профессор Сегал также сказал, что папа стал новым начальником тюрьмы «Сикрофт», значит, что я также была полезной заложницей.

Обходя фургон, я нахожу Вира, стоящего рядом с черной машиной, все еще трясущегося.

— Феникс?

Он бросается ко мне, обхватывает длинными руками мои плечи и прижимает к своей худой груди.

Я слабо похлопываю его по спине.

— С тобой все в порядке?

Он отстраняется, его глаза дикие.

— Почему ты была так спокойна?

Съёжившись от его прикосновения, я вытесняю из себя все воспоминания о том, как мне приходилось сохранять спокойствие во время самых ужасных папиных тирад. Я не могла говорить, не могла плакать, не могла отвечать, если только не хотела, чтобы слова переросли в ссору.