— Что случилось, кума?

— У меня больше нет сил.

И она с рыданиями упала в ее объятья. Адриана подождала, пока Синья немного успокоится.

— Что же случилось?

— Кума, лучше умереть, чем жить дальше в этом доме. Нутром я чувствую, что он связан с дьяволом. Мне трудно объяснить, что я ощущаю. Меня мучает эта мысль и днем и ночью, даже во сне. Мне начинает казаться, что я схожу с ума. Он смотрит на меня как зверь. Он только и знает, что говорит о своей ссоре с полковником, твердит, что убьет кого-то, поминает дьявола. Дочь лежит в больнице, а это чудовище никогда и не спросит о ней. Бедная девочка!

Она снова разрыдалась.

— Плохо дело, кума Синья. Но бог помогает во всем! Эта ссора с полковником, кума, обернется бедой. Хозяева Санта-Розы вступятся за полковника Лулу. Кум думает, что покровительство капитана будет продолжаться вечно. Кончится тем, что пострадает только он. И как только кум Жозе Амаро, такой разумный человек, этого не понимает!

Старая Синья не ответила. В этот прекрасный вечер, когда мягкий ветерок разносил благоухание кажазейр, покой окутал дом капитана Виторино. В комнате громко играл граммофон, вокруг которого толпились ребята.

— Луис, подойди сюда, прими благословение от своей крестной матери.

По дороге нетвердой походкой шел негр Жозе Пассариньо.

— Добрый вам вечер, люди добрые. Вот иду из Пилара. Я не пьян, нет. Видел там капитана Виторино. Что-то он очень зол. Я у него попросил сигарету, так он чуть не избил меня. С ним какой-то человек, которого я не знаю. Мне сказали, что это важная персона из города. Они обсуждали дела, связанные с выборами. При этом капитан говорил черт знает что о Жозе Медейросе! Старик ничего не боится.

Луис ушел к себе в комнату, и доне Адриане стало грустно. Пассариньо улегся под жуазейро. Граммофон продолжал играть. Подруги сидели молча. Дона Адриана пошла загнать кур на насест. Наступил вечер.

— Ну ладно, кума, я, пожалуй, пойду. Завтра рано утром мимо нас будет проходить один возчик, который что-то везет в Гойану, может быть, я сумею послать с ним Марте несколько кур. Он передаст их лодочнику, у которого сын тоже в Тамаринейре. Это будет для меня большой удачей.

Кума исчезла за поворотом дороги. Стемнело. Доне Адриане захотелось поговорить с Луисом о его отце, откровенно рассказать сыну о жизни Виторино.

— Знаешь, мама, старик, видно, не хочет ехать. Ему действительно по душе эта жизнь.

— Да, мальчик, такой уж характер у твоего отца.

И она замолчала. Луис чистил ботинки. Он собирался завтра поехать проститься со всеми в Пиларе.

— Что случилось с крестной, мама?

— Синье очень тяжело, мальчик. С тех пор как Марта заболела, она очень убивается. А тут еще эта ссора кума с полковником Лулой.

— Я слышал об этом. Полковнику не следовало бы так поступать. Крестный — человек почтенный, работящий.

— Но ведь земля принадлежит полковнику, мальчик. И распоряжается на этой земле он.

— Вот это и нелепо.

Подошел негр Жозе Пассариньо, чтобы попросить тарелку каши:

— Негр умирает с голоду, дона Адриана.

Пока хозяйка ходила ему за едой, Пассариньо болтал:

— Кто бы мог сказать, что этот видный мужчина — тот самый Луис, что носился здесь и проказничал?

— И все же это я, Пассариньо.

— Сеу Луис, верно, что моряки часто дерутся? Я слышал, что они всегда ходят с ножом, чтобы вспарывать пехоте брюхо. Капитан Виторино рассказывал, что вы уже разогнали в Ресифе более тридцати солдат.

— Старик пошутил, Пассариньо.

— Твой отец — драчун. Майор Жозе Медейрос поссорился с капитаном Виторино и заработал удар хлыстом.

Вошла дона Адриана с тарелкой каши.

— Иди, Пассариньо, поешь на кухне.

Когда негр ушел, она спросила сына, о чем они тут разговаривали.

— Да так, мама. Он рассказал мне кое-что про старика. Это верно, что отец подрался с полицейским инспектором?

— Кто его знает, Виторино всегда может сгоряча что-нибудь натворить.

И она стала рассказывать сыну об этом происшествии, зная уже, что поведение отца нравится Луису.

— Старик ничего не боится.

Дона Адриана и раньше замечала, с каким восхищением Луис относится к поступкам отца. Она думала, что он будет стесняться его сумасшедших выходок, а вот наоборот вышло. Не раз ей приходилось слышать, как муж бахвалится своими победами и всеобщим уважением. Неужели Луис поверил всем этим басням?

— Мама, вам надо собираться в дорогу. Отец в конце концов, наверное, согласится.

— Знаешь, что я тебе скажу, сынок? Тебе лучше ехать одному. К чему тащить старый скарб в новый дом?

— Зачем вы так, мама? Это все потому, что старик отказывается ехать. Но мы его уговорим. Вот увидите, когда придет час отъезда, он согласится.

— Ошибаешься, мальчик. Виторино нравится эта жизнь. Без нее он умрет. Ты же, к счастью, здоров. По сравнению со мной, куме Синье очень не повезло.

Слезы побежали у нее из глаз. Сын стал ее утешать:

— Мама, мы все уедем в Рио.

— Нет, мальчик. С Виторино никому не совладать.

Кабриолет сеу Лулы больше не позванивал по дороге своими колокольчиками. Семейство из Санта-Фе не ездило по воскресеньям в церковь. Поначалу это объясняли болезнью старика. Потом решили, что коляска развалилась и не может больше служить, что лошади едва таскают ноги. В доме капитана Томаса поселились тоска и уныние. У доны Амелии не хватало мужества выходить из дома после оскорбления, которое нанес им дерзкий арендатор, не посчитав нужным выполнить распоряжение хозяина энженьо: Все в долине боялись кангасейро. Правительственные войска пока только обижали население, а кангасейро продолжали хозяйничать в округе. Ее бедный муж не мог рассчитывать на поддержку других землевладельцев. В Санта-Розе ему посоветовали не обращаться за помощью к властям. Все опасались репрессий. Лула ничего не говорил ей, но по тому, как он держался и сидел целыми днями взаперти, по тому, что перестал молиться, видно было — горе завладело его душой. Она ни о чем его не расспрашивала. Ей хотелось сесть в поезд и отправиться с жалобой к президенту. И если она не сделала это, то только потому, что боялась унизить мужа. Такого конца она не ожидала. Энженьо давало ничтожные урожаи сахарного тростника. Но сахароварня еще кое-как работала. Как-то раз муж позвал ее и сказал:

— Амелия, возьми у меня золотые монеты, поезжай в Параибу и разменяй их у Мендеса.

Это было золото ее отца. Уже несколько лет они жили на золото, которое так бережно хранил старый Томас. Золото, которое предназначалось для воспитания детей. Иногда ей приходило в голову, что они расплачивались за грехи своих родственников. Сколько раз она слышала о жестокости старого Кабрала из Инга, хозяина сотен негров, который распоряжался жизнью рабов, как жизнью скота. Не наказание ли это господне? Но набожность Лулы, его вера в бога, который не даст их в обиду, вселяли в нее уверенность. Между тем гордый старик не мог пережить такого стыда. Он — хозяин энженьо, хозяин этой земли, не мог распорядиться ею по своему усмотрению. Негр Флорипес не оставлял Лулу ни на минуту. Он ходил за ним с преданностью верного пса. Когда негр возвращался из Пилара, она слышала, как он разговаривает с ее мужем. Эти тайные беседы вызывали у нее беспокойство. После них весь вечер из молельни доносились голоса Лулы и негра. Вначале Лула произносил молитву смиренным тоном, как обычно. Потом голос его начинал звучать громче, становился резким и даже суровым. Он говорил так, словно был полновластным хозяином энженьо и по-прежнему порол негров. И тогда муж доны Амелии снова становился тем Лулой, которого она не любила. Негр Флорипес стоял рядом с ним со смиренной покорностью, вперив взгляд в землю и скрестив руки на груди. Дона Амелия видела, что Лула становится дряхлым, немощным; он целые дни дремлет в своей спальне, как раньше после припадков. По годам он еще не так стар. Такое состояние внезапно сменялось бурным гневом, длившимся обычно не более пяти минут. В эти мгновения он так кричал, будто в доме были враги. Дона Оливия дико хохотала и тоже что-то выкрикивала. И тогда обычная тишина каза-гранде именья Санта-Фе наполнялась безумными возгласами ее обитателей. Потом снова становилось тихо. Сеу Лула ложился в гамак. Дона Оливия ходила взад и вперед, не переставая бормотать. А заброшенные заливные луга зарастали кустарником, чертополохом. Каждый, кто проходил мимо, с сожалением наблюдал, как умирает энженьо. Однажды в имение Санта-Фе заехал хорошо одетый человек верхом на породистой лошади. Это был землевладелец из каатинги в районе Калдеран. Ему сказали, что это энженьо продается, он хотел договориться об условиях. Сеу Лула почти ничего не понял из того, что тот говорил. Пришлось вмешаться доне Амелии.