— Скажи, что значит «пропала»? Я не до конца понял, почему ты не вызываешь полицию.

— Все вещи и документы остались дома. Если она ушла, уехала, улетела, но не без паспорта же.

— Может быть, её похитили?

— Похитители оставляют следы. На кухонном столе остался её включенный телефон. Ну, же Гриша!

Стас уставился на своего собеседника, как очень голодный хищник и добавил, — мне не хотелось бы делать тебе неприятности, например, звонить Лене. Ну, ты знаешь, что я имею в виду.

Гриша, конечно, знал. Каким только красавицам Стас не лечил зубы, особенно тем, которых присылал Гриша. За некоторых Ермолаев расплачивался сам банковским переводом. За двух, если быть точнее. У Стаса имелись все их данные.

— Ты нормальный вообще? Надо заявить в полицию.

— Возможно. Так зачем тебе звонила моя жена? Я так и не понял.

Вот недолюбливал он Ермолаева, что тут будешь делать. Старался многое не замечать, но нет.

— Есть вещи, о которых не принято говорить.

— Опять не понял. Жена что-то не может сказать мужу, но чужому мужу может?

— Я с этого начал, Стас.

— Мне нужна любая деталь, любая мелочь.

— Это не мелочь, — он вздохнул, помедлил, — она стала слышать голос. Такое многих выводит из равновесия.

— Какой голос? Чей голос? Голос в голове, как в фантастическом сериале? — Стас почувствовал что-то в груди, лёгкий спазм. Руки стали ледяными, а ладони влажными. Он разжал кулак и вытер ладонь о брючину.

— Я не знаю, чей это голос, что за вопросы, Стас?

— А как ты об этом узнал? Она тебе позвонила и сообщила, что слышит голос? — Стас не находил себе места. Ему сообщила, не мне.

— Ты не скажешь этого Лене?

— Что не скажу? Да, конечно, не скажу. Мне нужна моя жена, я никогда не лезу в чужие дела.

— Нет, не это. Ты не скажешь Лене то, что я сейчас тебе скажу?

Стас замер.

— Нет.

— Я… я тоже слышу голос, — произнёс еле слышно Ермолаев.

— Что? — начинается. Ещё немного, и его вообще выбросят за борт, если он останется упрямым ослом, ничему не верящим, — продолжай, мне надо найти Зину. Всё останется между нами, — он даже смягчил тон.

— Как-то она сказала «бирюзовый хитон, золотая кайма по краю». Слова, которые я слышал, то есть знакомые слова. То есть я слышал их в голове, может, это часть стиха, я не знаю даже откуда это прилетело, но мне показалось, что она специально их мне сказала. Я посмотрел на неё, и она мне подмигнула. И я… я продолжил.

— Как?

— «Серебряная пряжка», а она мне ответила «в виде головы быка». Ты понимаешь? У нас был то ли общий голос, то ли общее видение. С этим не всё так просто, это же не радио, это не всегда понятно даже.

«Точно схлопочет».

— Ты видел кого-то в бирюзовом хитоне? Это же греческая одежда. Я хоть и не особо интересовался, но некоторые вещи до меня всё-таки доходили.

— Да, мы оба видели одно и то же.

— Когда это было?

— Сейчас вспомню… Месяц примерно, в середине ноября. Я как раз машину новую купил.

— И что вы решили?

— Что мы могли решить? Она сказала, что видит какой-то древний мир, чуть ли не Грецию. И всё. Я больше ничего не слышал. Я забыл уже про это. Последний раз у нас дома, когда вы приезжали, я ей сказал, что ничего не слышал больше, она улыбнулась. Она не поддержала разговор. И перестала звонить.

Стас не шевелился.

— Пойми, всё это настолько непонятно, а со временем вообще забывается. Я редко вспоминал этот случай.

— Но зачем она тебе звонила? Я же… ты, может, ей нравишься?

— Опять ты про это. Нет! У нас с ней даже никакого флирта не было. Нет же. Единственное…

— Что? — чуть не вскрикнул Стас.

— Её долго нет. Такие вещи вне нашего времени.

— Какие вещи? — он уже не понимал, что спрашивал.

— Порталы. Она давно должна была вернуться.

Стас обвёл глазами кафе. Провёл руками по волосам. Гриша допил вино и дал знак официанту подойти.

— Давай поужинаем. Здесь отличная треска всегда.

— Да, заказывай, мне тоже, — сказал Стас, он не хотел есть, но хотел почувствовать себя нормальным и опять начал гнать от себя это всё, — ты же понимаешь, что у неё есть знакомые, друзья, какие никакие, мать. Мать редко звонит, она за границей со вторым мужем, но раз в неделю звонит.

— Я попробую кое-кого попросить, — он показал на потолок большим пальцем правой руки.

Зина летала по жизни, как нежная бабочка-капустница порхает в Подмосковном поле от василька к ромашке. Солнышко светит, цветы расцветают каждый день новые, крылышки красивы и привлекательны, все двери открываются, папа с мамой не нарадуются, в институт поступила, мальчишки оборачиваются.

Откуда появилась мысль о том, что она особенная, и ей предстоит совершить что-то грандиозное, она не могла вспомнить. Если только не считать слова матери о том, что она родилась в рубашке. Зина тут же полезла в инет разобраться поподробнее. Оказалось, что это не просто плодный пузырь, который не разорвался до того, как она явилась на белый свет, а подарок предков. Даже сказки такие есть у многих народов — про «волшебную рубашку», которая делает героя неуязвимым, защищённым от злых энергий и даже везунчиком.

После этой супер информации особая миссия, уготовленная ей судьбой, постоянно присутствовала в её сознании. Быт с его тяготами, квартирным вопросом и новыми шмотками практически отсутствовал, и фантазии вперемежку с мечтами, обёрнутыми в обложки глянцевых журналов, вихрились в голове одна другой привлекательней.

В детстве она думала, что, скорее всего, станет киноактрисой и завоюет сердца зрителей по всему миру. Но по мере того, как стала взрослеть, поняла, что «актриса» — профессия зависимая, то есть зависит от внешности, от таланта, от связей, от любовников или мужа, от случая, в конце концов, а ещё и от возраста. Да и роли, что самое главное, не сама будет выбирать, а они её.

Училась Зина средне, никаких увлечений, чтобы захватили ей целиком, так в себе и не обнаружила. Играла в школьной самодеятельности, потом в институтской.

— Зина, в тебе столько пылу, жару, эксцентрики, ты выбиваешься из общего настроения, — сделал ей замечание режиссёр, — это же Чехов, а не цирк какой-то.

— Это то, чего нам не хватает, — огрызнулась Зина прямо со сцены во время репетиции, — для чего вообще ставить в студенческом театре «Чайку»? Ничего попроще нельзя было придумать? Я не буду это играть и позориться. Увольте, господа! — она улыбнулась и ушла. Пожалела только, что столько сил потратила, чтобы выучить текст.

Для актрисы просто не хватало желания ею стать, она не готова была пойти на всё, ради роли. Интриги и сплетни, присущие сцене, только окончательно похоронили все мысли об актёрстве. Остались, правда, некоторые навыки, которые она успела приобрести, и умение гримироваться.

Закончила Плешку, стала маркетологом. Вообще не то. В институте слышала иногда, как мальчишки обсуждали ролики по альтернативной истории: потопы, великаны, исполины, тайны пирамид, засыпанные города. В голове была полная каша от разных точек зрения, но зерно, что в истории много фальсификаций и ангажированных теорий, прочно засело в сознании. Стала тоже смотреть ролики, потом читать статьи и книги, потом фантазировать и строить свои собственные гипотезы. Как будто кто-то ей помогал в этом, потому как знаний набрала прилично, назапоминала разные концепции, даты и наконец отправилась с одной группой в Каир по следам древних цивилизаций.

В Каире сосредоточиться мешали ухажёры из группы. Почему такая красивая девушка поехала одна? Вы историк? Вы писатель? Вы фотограф? Вы кто? Зачем вам это? В итоге не досталась никому, она умела держать дистанцию.

В Алебастровой мечети в Каире она сразу сказала, заглядывая в прорези загородки, что рост Мухаммеда Али, судя по надгробию, был около четырёх метров. Ей именно это и хотелось посмотреть своими глазами. И ещё убедиться, что современный Каир и есть древний Гелиополь, на останках которого его построили в восемнадцатом-девятнадцатом веках. Облицовка старых зданий из искусственного античного мрамора и античные колонны, сохранившиеся после катастроф, видны были повсюду. Она старалась смотреть вверх и представлять, как это было в те седые времена, на что был похож город. Внизу же кипела торговая жизнь вечного арабского рынка, еды на ходу и разной всячины местного производства.