— Объясни!

— Боги дали жизни многим сыновьям от земных женщин. Они им передали не только знания и силу, но и свою кровь. А кровь и есть суть. В ней всё. И им, потомкам богов, суждено руководить и вести свой земной народ к хорошей жизни. Я стараюсь. Мой род от полубогов-героев.

— От какого Бога, Гефестион? От какого Бога ты ведёшь свой род?

— Ты разве не видишь, кто изображён на стене?

— Это Аполлон? — у Зины сердце чуть не вырвалось из груди, — ты потомок самого Аполлона? Это правда?

— Что за вопросы, Зина? Мне даже нельзя задавать такие вопросы. Это известно каждому, кто меня знает, это известно даже несчастным рабыням, купленным на рынке и привезённым из разных мест.

— А я, знаешь… я хочу помочь людям. Я хочу, чтобы они умнели, а не глупели, чтобы они сами учили чужие языки, а не пользовались приборами, чтобы они умели сами считать и разговаривать с друг другом на расстоянии. Так было раньше, понимаешь? У нас отнимают всё, что мы когда-то умели, а вместо этого хотят вставлять в голову специальные маленькие схемы, которые будут помогать думать. Ты понимаешь, о чём я? Если тебя лишат этой схемы в голове, ты станешь беспомощным, как животное. Людей хотят разучить думать.  К ни го ед . нет

— Ну, не всех же, — ответил Гефестион, — наверняка останутся элиты, которые будут жить по-другому. Чем я могу тебе помочь?

— Я хочу спросить у Бога, что мне делать. Отведи меня в Дельфы, это уже будет помощью.

— Красные ногти на твоих красивых ногах напоминают мне о чём-то, что я видел, но не могу вспомнить где, — он сменил тему.

— Возможно, мы все вне времени, рождаемся и умираем, возвращаясь по кругу. Как будто нас не пускают в новые миры, чтобы расти в сознании, становиться сильнее и понимать больше.

— Жаль, что я, наверное, никогда не смогу попасть к тебе в будущее.

— Возможно, ты там уже был, а сейчас тебя вернули сюда что-нибудь подправить в самом себе.

— Имей в виду, правильно понять, что тебе скажет пифия очень не просто. Часто пророчества становятся понятными только спустя время, когда уже поздно что-либо менять. Я стараюсь сам решать свои дела и принимать решения. Давно это понял. В каждом из нас есть связь с Богами. Её пророчества — это зависимость, о которой ты только что пыталась мне сказать.

Зина задумалась.

— Давай выпьем вина и немного расслабимся. Ты так красиво пела только что, необычно… — Гефестион совершенно безошибочно пропел припев Зининой песенки про розы, вместо слов придумывая на ходу похожие звуки. Зина рассмеялась.

— Я пела про красные розы и про влюблённого художника.

— А я сегодня влюблённый кто? Кто я по-твоему? Я не знаю, кто я. У меня нет ответа. Мужчина из прошлого, влюбившийся в женщину из будущего…

Гефестион медленно притянул её к себе, снял жгутик, держащий её волосы, и они рассыпались по плечам, двумя пальцами поднял подбородок и посмотрел в глаза, погладил голое плечо, приблизил лицо и вдохнул её запах.

Зина не сопротивлялась. Невозможно было противостоять этим глазам. Он взял её, едва сдерживая наполнившую его страсть, распаляясь с каждой минутой всё сильнее и сильнее. Её розовый хитон моментально разлетелся на две половинки, за которым полетел и хитон достопочтенного эвпатрида. Сильные руки обнимали её нежное тело, поцелуи покрывали лицо, шею, грудь, жаркое бешенное дыхание кружило голову, надвигающееся состояние эйфории захватывало обоих. Зина только вспомнила на долю секунды, какую чушь несла Айола, что хозяину ничего не надо больше, и он редко доводит дело до конца. Хозяин был в идеальной форме, лучше и не придумаешь.

Гарния решила, что такие энергии ей точно не по статусу, и вмешиваться в этот раз не стала.

Всю ночь Гефестион не выпускал её из рук, обнимая и целуя найденное сокровище из будущего. Под утро они заснули. Зина проснулась, когда солнце уже показалось из-за горизонта и первые лучи начали проникать в комнату. Она услышала голос. «Беги сейчас! Нельзя оставаться! Сейчас!».

Зина тихо выскользнула из кровати, бросила прощальный взгляд, полный нежности, спящему Гефестиону, прошла на цыпочках в комнату, где хранились её вещи, неся на всякий случай в руках сандалии. Натянула костюм, накидала мелочи в рюкзак. Кроссовок, как она и предполагала, нигде не было. Улыбнулась. Опять нацепила и застегнула покрепче сандалии и выбежала во двор. Встала лицом к солнцу. Текст заклинания она помнила наизусть. Оно помогало для телепортации в место портала. А там уже быстро и относительно ясно.

Стас подъехал к дому, уставший, переполненный до краев самыми противоречивыми чувствами, на которые только был способен. Водки, что ли нажраться? Что это? В окнах горел свет. «Придурок, я не выключил свет утром, когда выходил. Дни же короткие зимой. Совсем потерял голову» — ругал он себя, паркуя машину. «Так и в психушку можно угодить или дом спалить со всеми этими порталами».

Он поднялся на крыльцо, открыл дверь. Сразу почувствовал запах еды. Знакомый запах. Не переобуваясь, стремглав кинулся на кухню.

Зина стояла у плиты и помешивала что-то на сковороде. Стол был накрыт на две персоны, в вазочке стояли три красные розы, а на подоконнике заметил маленькую наряженную ёлочку.

Встал в дверном проёме, не в силах ни пошевелиться больше, ни сказать ни одного слова.

— Ты… ты вернулась? — выдавил из себя Стас. Вся злость и бешенство, обида и подозрения в этот момент исчезли, потому что радость видеть её, живую, родную, обычную, в домашней одежде с передником поверх треников, просто застилали ему не только глаза, но и тормозила оставшиеся ещё как-то работающие мозги.

— В смысле? — спросила Зина, — можно и переобуться и верхнюю одежду снять в прихожей, или как? — невозмутимым тоном продолжила она.

— Да, я сейчас, — Стас вернулся в прихожую и, как завороженный, переобулся, повесил пуховик, заглянул в зеркало, убедился, что он отражается, и опять пошёл на кухню.

— Народу столько в магазинах, чувствуется Новый год уже, пришлось даже в очереди стоять за продуктами, — она подошла к холодильнику, открыла его, — немного белого вина? У нас сегодня рыбка.

Стас подошёл к ней сзади и обнял. Все расспросы и разговоры потом. После ужина. Или вообще ничего не спрашивать? А если опять исчезнет? Он не знал, как поступить, в нём боролись нежность и полное непонимание того, что происходит. Он практически не верил своим глазам.

Зина обернулась и чмокнула его в щёку, именно чмокнула, шутя, обычно, как делала тысячи раз, немного вильнув попой.

— Да, давай выпьем вина, а ты мне расскажешь, что делала сегодня. Подробно. Я готов слушать самым внимательным образом все твои истории.

— Что это с тобой? Поставил рекорд на работе по удалению зубов мудрости?

— Какому ещё удалению? Я этим не занимаюсь, ты же знаешь. Ну, расскажи мне, — чуть не сказал про Древнюю Грецию, но смелости не хватило, — ты в Турцию же собиралась, и как? — рот произнёс совсем не то, что надо. Какая опять Турция? Что я несу? — может, я с тобой поеду, если, конечно, ты не против.

— Рогозин, дорогой, у тебя температура, что ли? Или какую таблетку проглотил неправильную у себя в клинике? Может, наркоз какой? — она потрогала его лоб. Он перехватил её руку и прижал к губам. Наверное, мне это всё приснилось. Не было никакого «Аполлона», я не знаю ни Снежану, ни Нестора, никого. Я спал. Это просто новогоднее волшебство, как в детстве. Особая пора. Он прижал её и впился губами в её рот, стаскивая с неё фартук, расстегивая молнию на жакетике от домашнего костюма, ища рукой грудь. Нашёл. Какое блаженство. Желание обладать ею было просто непреодолимым.

— Хорошо, но в спальню, давай, быстрее, — шептали её губы.

Быстро стаскивая одежду с себя, с неё, он навалился на неё, наконец добравшись до кровати, с такой неописуемой и звериной жадностью, какую, наверное, уже и не помнил в собственном исполнении. Она отвечала ему именно так, как ему хотелось, пылко и страстно, постанывая и ловя его ритм. Я схожу с ума, да, схожу со своего старого, консервативного, отсталого ума, застрявшего в предрассудках, мир меняется… Откуда только столько энергии и блаженства? Стас улетел в космос.