— Он брал её на переговоры. Она умела добиться желаемого почти от кого угодно. Ты не знал?

— Догадывался, — блефанул Стас, чтобы не казаться уж совсем конченым идиотом.

— Она была очень своенравной. И бесстрашной.

Стас не знал, как реагировать на то, что его жена бесстрашная. По отношению к кому или чему?

— Но речь не об этом. Я не поеду в «Аполлон». Ты начал, ты и продолжай. Расскажешь им всё, что услышал от меня. Их надо найти, наших любимых супругов. И вернуть. Гриша, видимо, что-то знал про неё и рискнул. Я не знаю точно, зачем он туда отправился. Очень может быть, что и тебе придётся, если хочешь, чтобы жизнь опять стала прежней и понятной. Времена меняются, — сказала Лена сакральную фразу, от которой у Стаса резко заболела голова.

— Наша общая знакомая, да простят меня Боги, что я позволяю себе общаться с нечистью, — начал Гефестион, — слуга двух господ.

— Кого ты имеешь в виду? — Зина не сразу поняла, о ком он.

— Гарния, старая бестия, которую откуда только не выгоняли с треском, она хочет слишком много и слишком много лжёт.

— А, ты о Гарнии. Но она же… помогла и мне и тебе, насколько я понимаю, — тихо сказала Зина.

«О какой чести можно сожалеть, когда ты имеешь дело с обыкновенной лярвой?» — усмехнулась в душе Зина.

— Пока она ничем мне особенно не помогла. Она работает на моего братца в том числе и хочет опорочить моё имя, а я многое сделал для страны и многим врагам от меня досталось по полной. Ей неймётся ввергнуть достигнутое равновесие в хаос и поживиться новыми страданиями, страхами и горем. Такова их сущность, они чахнут без человеческого горя. Что она тебе обещала, скажешь?

«Разбежался!» — подумала Зина.

— Ничего. Сказала, что сделает всё, чтобы мне попасть к тебе, то есть в прошлое. То есть к тебе. Что ты мне поможешь.

— В чём?

— Сначала отвези меня в Дельфы к пифии. Ты обещал.

— Завтра ещё не наступило, прекрасная!

— Если Гарния тебе так мешает жить — избавься от неё, — спокойно и со знанием дела сказала Зина.

— Что ты предлагаешь?

— Гарния — это твоё отражение, разве ты не знаешь? Она — твои пороки. Во всём должна быть мера, и она отстанет.

— Она играет со мной, мне ли не знать.

— Смени ненависть на любовь, а месть на забвение, если не можешь простить. Ей не за что будет ухватиться.

— Откуда ты это знаешь, прекрасная?

— Про тебя я почти ничего не знаю, но человек таким же и остался через сотни веков. Алчен, властолюбив, порочен. Постоянно борется с добром, а не со злом.

— Разве возможен мир без пороков и борьбы?

— Не знаю.

— Улыбайся, прекрасная! Ты не для этих разговоров сюда попала. Ты умеешь танцевать?

Тут у Зины проблем не было, столько лет она пыталась быть актрисой. Только что точно бы ему понравилось? Она и пела неплохо, никогда, правда, специально пением не занималась, но спеть песенку вполне могла. Надо что-то простецкое и доходчивое. Встала, глотнула из чаши, чтобы прочистить горло, вытащила из вазы охапку роз и начала:

Жил-был художник один,

Домик имел и холсты,

Но он актрису любил

Ту, что любила цветы

Гефестион замер.

Миллион, миллион, миллион алых роз

Из окна, из окна, из окна видишь ты.

Кто влюблён, кто влюблён, кто влюблён и всерьёз.

Свою жизнь для тебя превратит в цветы…

Зина пела, сама получая удовольствие. Во всяком случае, старалась и не фальшивила. Потом пошла танцевать, чуть-чуть покачивая бёдрами и разбрасывая розы. Хитон заманчиво шевелился, одна грудь оголилась полностью, стекляшки в копеечных серьгах, которые она прихватила из дома, испускали разноцветные блики. Военачальник начал заметно распаляться. Он встал, приблизился к невиданной доселе певице и стал подтанцовывать. Причем, делал это на полном серьёзе.

— Что это за язык, на котором ты поёшь, прекрасная? Я ничего не понимаю. Я не могу тебе подпевать! Ла-ла-ла — начал мурлыкать Гефестион в такт Зине, — не останавливайся!

У него получалось очень неплохо. Музыке и пению он был не чужд. Гефестион опустил ей руки на плечи и привлёк к себе.

— Ты пробуждаешь во мне желание, — шепнул ей на ухо, — забытое уже, чистое и возвышенное.

Зина коснулась щекой его щеки, задержавшись на пару секунд.

— У меня есть муж.

— Он точно нас не увидит сейчас, — улыбнулся Гефестион и нежно поцеловал её в шею, — забудь о мире, пусть он подождёт, — его правая рука почти не ощутимо ласкала её обнажённую грудь.

Зина не ожидала такой нежности и собственного волнения.

Он обхватил её голову руками и, едва касаясь, поцеловал в губы. Зина услышала стук своего сердца, почувствовала тёплое напряжение внизу живота и ту самую невесомость…

Вдруг что-то громыхнуло, похожее на свалившуюся вазу, и покатилось по полу. Оба вздрогнули.

— Не ждали? — перед ними стояла Гарния. На ней был тёмно-фиолетовый наряд с капюшоном и длинными широкими рукавами совсем не греческого покроя, талия была перевязана поясом в виде верёвки, как будто она явилась из средневековья. На шее блестело ожерелье в виде змеи из белого металла. Она скинула капюшон, показав длинные острые чёрные ногти.

— Это ещё что такое? Ну, ты и наглая, Гарния! — зло отреагировал Гефестион.

— Мне показалось, что вы упоминали моё имя в своей трогательной беседе, и вот я не заставила себя ждать.

— Ты ошиблась, Гарния! Тебя никто не звал, и лучше бы, ты убралась прямо сейчас, стрелой! С чего ты решила, что ты можешь появиться в моих покоях в любое время?

Гарния рассмеялась.

— Я пришла напомнить обоим, что ничего не бывает бесплатно, и шутки со мной могут плохо закончиться…

— А никто и не шутит, — Зина говорила медленно и уверенно, — убирайся!

Она сказала это таким тоном, что даже Гефестиону стало не по себе от её смелости. Он не видел в ней ни капли страха.

— Ой, что я вижу! — тон у Гарнии резко сменился на более спокойный, но теперь язвительный, — серьги Царицы Савской! Откуда они у тебя, воровка? Они не могут тебе принадлежать.

— А ты не можешь их забрать, потому что они тебе не по зубам. Исчезни или потеряешь всё, что у тебя наработано веками в эту же минуту!

Гефестион смотрел на двух женщин, не понимая, кто перед ним, а главное, кто такая Зина. Но судя по её отношению к Гарнии, у него закралось подозрение, что она из противоположного лагеря.

— Зачем они тебе? Ты смертная, — она накинула капюшон на голову, — мы ещё посмотрим… посмотрим… — слова её растаяли в небольшом облачке, которое образовалось на том месте, откуда она вещала.

Гефестион стоял поражённый.

— Всё проще, чем ты думаешь, — улыбнулась ему Зина, — я расскажу…

Всю дорогу до «Аполлона» Стас опять слушал классическую музыку и нагонял в голову благие мысли, чтобы не злиться на Зину, Лену, Ермолаева и, конечно, на себя самого. Больше всего его бесила связь его жены и отца Лены, Валентина Петровича Прошина. Вот откуда у неё были денежки, и никакое это не наследство. На какие такие переговоры он её с собой брал? Вообще ничего похожего не заметил. Она, что, ходила на бизнес переговоры в спортивном костюме и кроссовках? Или дело дошло до того, что она где-нибудь переодевалась у этого старого развратника?

Стас видел пару раз старика Прошина. Холёный, важный небожитель в дорогом шмотье, разъезжавший на Аурусе, торжестве отечественного баланса и пропорций. Такой быстро шею свернёт, но правда на его, Стаса, стороне, как ни крути. Зина была его законной женой, и он имел основание возмущаться.

Как-то они заехали к Ермолаевым немного раньше назначенного времени и увидели перед домом Аурус. Водитель уже сидел в машине, поджидая шефа.

Валентин Петрович пожал руку Стасу и кивнул Зине. Совершенно седые, но густые волнистые волосы, орлиный нос, громкий чёткий голос и вечный саркастический смешок на губах.