Карл Радек лишь во время своего длительного пребывания в Моабите получил довольно четкую картину внутриполитических условий в Германии. В то время, когда Радек прибыл в Германию, он значительно переоценивал революционную зрелость германского рабочего класса, но потом при личных контактах и продолжительных беседах, носивших отчасти теоретический характер, он получил представление об истинной силе буржуазии и армии. Перед лицом нелегкой ситуации его правительства в Москве он все больше убеждался, что теперь в условиях отсрочки всех революционных устремлений становится очень важно использовать технические мощности Германии для восстановления экономики Советской России. Можно даже высказать предположение, что здесь несомненно влияние гамбургских национал-коммунистов Лауфенберга и Вольфхайма. Если Радек и проклял это направление в своем обращении к Гейдельбергскому съезду КПГ, то все же он беседовал с обоими в Моабите и, по-видимому, этот разговор произвел на него впечатление.
С другой стороны, также несомненно, что Радек был первым представителем новой власти, прибывшим в Восточную Германию, которому удалось в беседах с влиятельными представителями дипломатических, военных и промышленных кругов, возросших, по представлению Бисмарка, на германо-русских связях, обрисовать образ нового государства, убедив их, что продолжение давних традиций – дело отнюдь не бесперспективное. Нельзя сомневаться в непосредственном воздействии его тезисов на фон Секта и фон Мальтцана, о чем отчасти можно судить по архивным материалам. Невозможно точно установить, читал ли граф фон Брокдорф-Рантцау пересланное ему в марте 1919 г. письмо Радека, но такое предположение не может быть исключено. В любом случае министр иностранных дел в составленной в апреле «Памятной записке по восточной политике», которую приводит Гельбиг в своем исследовании[393], не занимает резко отрицательную и однозначную прозападную позицию, которая прослеживается в затребованном им уже упоминавшемся заключении МИДа (барон фон Тэрман). Известно, что впоследствии на основании опыта Версальского мирного договора он в еще большей мере стал придерживаться тех позиций, которые выражал Радек. Конечно, граф фон Брокдорф-Рантцау относился скептически или отрицательно ко многим тенденциям большевистского режима, но так же мало одобрял он некритическую и односторонне проамериканскую позицию верховного командования, смелые ожидания которого он с полным основанием, как показали события последующих лет, не мог разделять.
Здесь мы подошли ко второму моменту, выяснение которого оправдывает необходимость изучения архивных материалов о пребывании Радека в Берлине в 1919 г. Гельбиг на основании наследия графа Брокдорф-Рантцау упоминает в своей последней книге о различных поисках в Берлине агентов союзнических держав. Архивные материалы прусского министерства юстиции содержат дополнительные сведения. Этот факт сам по себе чрезвычайно важен для возникновения первого самостоятельного побуждения немецкой внешней политики во времена Веймарской республики. К этому необходимо вполне ясно осознать, что в Германии уже к 1919 г. среди ведущих политических кругов четко обозначились две противоборствующие группы, имевшие своих представителей во всех влиятельных слоях: в политических партиях, промышленности, дипломатии и армии. Одна из них, бравшая верх вплоть до момента объявления условий мирного договора, выступала за безоговорочный союз с западными державами при резкой антибольшевистской направленности, доходившей до поддержки военной интервенции. Вторая группа придерживалась политики лавирования и сохранения или улучшения отношений со всеми соседними странами. Она исходила при этом из реалистичных представлений, что ни одна из держав-победительниц не заинтересована в быстром возрождении Германии и что не дело немцев служить наемниками в войне с Советской Россией, чтобы приобрести благоволение западных держав. Но таких же воззрений придерживался и министр Эрцбергер, руководивший переговорами о перемирии. По немецкой инициативе статья XII соглашения о перемирии от 11 ноября 1918 г. была сформулирована таким образом, что германские войска будут выведены из Прибалтики только тогда, когда союзные державы сочтут это необходимым.
3 января 1919 г. представитель МИДа при германской комиссии на переговорах по перемирию в Спа, советник посольства Ганиель, телеграфировал в Берлин, что Эрцбергер просил генерала фон Винтерфельдта уточнить у представителей стран Антанты, будет ли желательна выдача Радека и Иоффе, которая затем может быть произведена в Спа. Министр иностранных дел фон Брокдорф-Рантцау в своем ответе от 4 января рекомедовал отказаться от такого запроса (Наследие Брокдорфа-Рантцау. Дело 16. Н 234654).
Этот факт свидетельствует о крайней нервозности германских представителей в Спа, поскольку они должны были знать, что Иоффе вообще не было в Германии, а Радек в Берлине еще не арестован. Немецкие политики и дипломаты, проводившие переговоры с представителями стран Антанты, опасались, что из-за пребывания Радека в Берлине может возникнуть подозрение в закулисных германо-русских переговорах, грозящее ответными мерами в виде продления срока режима перемирия, как это следовало из приведенного выше сообщения прессы. Эта озабоченность была в значительной мере обоснована, поскольку Радек неоднократно (в том числе в первом телефонном разговоре с Гаазе и по поводу Учредительного съезда КПГ) заявлял о возможности германо-большевистского союза против Запада и о предоставлении денежных средств на пропагандистскую работу среди находившихся в Германии военнопленных из союзнических держав. К тому же Антанта была недовольна действиями германских войск в Прибалтике. Маршал Форш сделал по этому поводу в начале января 1919 г. весьма резкое заявление. Генерал Гейкинг, английский представитель в комиссии по перемирию, также считал, что Германия должна более активно действовать против большевизма.
В этой ситуации 12 февраля 1919 г. в Берлине был арестован Радек […]. Предварительно в начале января проходила дискуссия между МИДом и Советом солдатских депутатов 10-й Восточной армии, который Радек противопоставлял Союзу Спартака, заявляя, что советские войска в случае необходимости будут пропущены через линию фронта для оказания помощи восставшим немецким коммунистам. Совет солдатских депутатов телеграммой от 8 января опроверг это сообщение. Председатель Центрального совета рабочих и солдатских депутатов Ляйнерт назвал это утверждение Радека бессмысленным и оскорбляющим немецкий пролетариат, сыновья которого находятся на фронте. Это недоразумение было улажено радиограммой советского наркома иностранных дел Чичерина от 15 февраля, в которой он опроверг утверждение, что у Радека при аресте якобы нашли документы, свидетельствующие о намерении советского правительства послать в Германию войска в случае коммунистического восстания. Нет никаких оснований опасаться русского вторжения. Русское заявление свидетельствует лишь о том, что в случае революции в Германии и последующего за ней наступления западных держав немецкому пролетариату будет оказана помощь. Чичерин ссылался на резолюцию ЦК РКП(б) от 3 октября 1919 г. и выступление на пленуме Ленина.
Как уже говорилось, во время ареста Радека при нем действительно не было найдено никаких уличающих его в этом отношении материалов. Управление юстиции передало прессе лишь утрированные данные, основанные на кратком заявлении Радека, которое он сделал по тактическим соображениям. Ведь он находился в окружении солдат и ожидал, что его антифранцузское замечание вызовет симпатии и улучшит обращение с ним.
Таковым было положение дел, когда 23 февраля прибывший из Лондона генерал Гейкинг заявил «как солдат» немецкому генералу Гаммерштайну в Спа, что «мы все должны теперь совместно бороться с коммунизмом», который становится все сильнее. Общественное мнение Великобритании придерживается мнения, что Германия слишком слабо борется с коммунистами. Генерал вручил своему германскому коллеге официальное письмо, в котором была выражена просьба к германскому правительству передать найденные у Радека документы. Это было бы для британского правительства доказательством готовности Германии к сотрудничеству. Гейкинг, который обсуждал эти дела с генералом Нудантом и главами союзнических комиссий по перемирию, просил также назвать имена англичан, работающих на большевиков (телеграмма Ганиеля № 898 в МИД, Эрцбергу, Верховному командованию и военному министру; дело МИД 580).
