— Прости, Роб, я не подумала, — Роуз смотрела в пол и теребила карман на джинсах. Роберт не кричал, но говорил так эмоционально, что Роуз хотелось провалиться сквозь землю от стыда. На висках босса слабо выступили тонкие вены, едва пробиваясь через загорелую кожу голубыми линиями, а обычно идеальная прическа выглядела слегка небрежно.

— Ты хоть понимаешь, как подставила меня? Я ведь несу за тебя ответственность! А если бы с тобой что-нибудь случилось?

— Я понимаю, — промямлила Роуз, все еще глядя в пол.

В ней кипела смесь стыда и разочарования, ведь обычно ее безрассудства, так или иначе, заканчивались хорошо, если так можно сказать. И никто не отчитывал ее, потому что за результатом забывалось ее поведение. Так было на учениях, когда она упала с мотоцикла или полезла в окно второго этажа, так было на соревнованиях, так было, когда ее взяли в плен. Теперь она просто совершила глупость, без какого-либо результата, который помог бы закрыть глаза на сам поступок. Осознание пришло к Роуз так внезапно, что она растерялась от того, с какой стороны увидела себя. Кларк, наконец, поняла, как выглядят ее выходки. Не серьезный агент, способный на оправданный риск, а маленькая глупая девчонка, которая прет напролом, не думая о последствиях. Кларк злилась на себя.

— Не знаю, о чем я думала! Правда, просто сорвалась сгоряча. Мне так хотелось поскорее забрать эти чертовы результаты, что я даже не подумала о последствиях! — Роуз больше не смотрела в пол, она смотрела в глаза Роберту и была готова понести любое наказание. Чувства вырвались наружу, взгляд был потерянным. На нее будто снизошло озарение и много предстояло переосмыслить. Это напугало ее, ведь теперь нужно было что-то менять в себе. — Мне больше нечего добавить, кроме как прости, я поступила безрассудно, — последние слова она произнесла уже спокойно, контролируя речь. Лицо Роберта все еще выражало недовольство и гнев, но было видно, что он немного смягчился. Босс будто понял, что Роуз действительно осознала серьезность поступка, и заметил искренность сожалений. Он видел, что у подопечной внутри что-то происходило. Перемена была очевидна.

— Ладно, обойдусь без банальных нравоучений, надеюсь, ты и правда все понимаешь, — Роберт говорил спокойно, тон практически вернулся к обычному. — Тебе и без меня сейчас крепко достанется, — босс едва заметно усмехнулся, подавляя злость и раздражение. Роуз поняла к чему он клонит: вид Генри не сулил ничего хорошего. Роб переключился на него. — Вы тут поговорите, а я пойду, узнаю, куда отправили машину и как ее забрать. Советую выйти из отделения, — последняя фраза прозвучала в его привычной шутливой манере. Было очевидно, что Генри зол на Роуз так сильно, что разговор предстоял не из приятных.

Генри смерил Роуз презрительным взглядом, молча повернулся и пошел прочь из отделения, как и посоветовал Роберт. Кларк покорно побрела за ним. От ее вызывающего поведения, уверенности и храбрости не осталось и следа. Ей было действительно стыдно, и чем больше она думала об этом, тем больше осознавала, что часто была не права. Сильнее всего она переживала из-за того, что показала себя не с лучшей стороны и все испортила. О Генри она тоже думала. Ее будто ледяной водой окатило, и она, наконец, поняла, что вела себя эгоистично и по отношению к нему. Он имел полное право злиться. Роуз не понимала, почему он до сих пор возился с ней, давно мог бы оставить ее наедине со всем ворохом проблем, которые к ней прилагались. Импульсивность явно была пороком Кларк, да и в остальном она была не подарком.

Роуз понимала, о чем думает Генри. Несмотря на то, что они сильно отдалились, она все так же хорошо его чувствовала. В прошлый раз безрассудство чуть не погубило ее, и Генри знал, как далеко она может зайти. Пара вышла на улицу, вокруг почти никого не было, не считая нескольких прохожих, спешивших по своим делам и тройки полицейских, которые курили возле машины. Генри остановился. Роуз заметила, как он глубоко вдохнул, его плечи поднялись и медленно опустились. Затем парень повернулся к ней и, стараясь скрыть раздражение, повторил вопрос Роберта:

— О чем ты думала? — раздражение скрыть не удалось. Роуз только открыла рот и успела набрать воздух, чтобы начать оправдываться, как Уотерс жестом остановил ее и продолжил свою тираду. — Как ты можешь быть такой безрассудной и подвергать себя такому риску? Это просто уму непостижимо, взять машину и поехать непонятно куда в незнакомом городе. Это могло быть опасно для тебя. Мало ли, с чем или с кем ты могла столкнуться! — парень почти кричал. Роуз опешила от речи Генри, таким она не видела его раньше. Ей казалось, что он в принципе не способен на злость.

— Прости, я не хотела, чтобы так вышло, я совсем не думала о последствиях и… — Кларк растерялась и мямлила словно ребенок. Генри снова прервал Роуз. Вероятно, эта фраза его зацепила, и он еще больше изменился. Таким он совсем не нравился Роуз. Ее поступок выбил его из привычного состояния равновесия.

— Это и пугает меня, Роуз, что ты не в первый раз совершаешь поступки, не думая о последствиях. Мне кажется, что ты совсем перестала о них думать, — ее имя он произнес не с нежностью, как обычно, а твердо и с нажимом.

— Не понимаю о чем ты.

— Ты понимаешь. Конечно, понимаешь, просто не хочешь себе признаться. И знаешь, что так бесит меня во всем этом? Все это переходит рамки нормальности. Ты слишком увлекаешься, только не понимаю почему? Тебе следовало бы подумать об этом.

Роуз сама начинала злиться. Ей хотелось, чтобы Генри остановился. Конечно, она и сама все понимала и не хотела чувствовать давление, тем более от Генри. Он ведь был ее опорой, крепостью, в которой можно укрыться от любых невзгод. Роуз, несомненно, знала, почему ведет себя так, и она не могла осуждать Генри за то, что он не понимает, ведь она сама не давала ему возможности узнать себя лучше. Они никогда не говорили про детство Роуз. Всякий раз, когда Генри спрашивал, она отвечала, что ее растила бабушка, но она умерла. Та часть жизни была закрыта на тысячу замков. Кларк неоправданно было стыдно за свое детство и не за то, что оно было неблагополучным, а за то, что все беды случились с ней. Как будто она сама была виновата в том, что творила ее мать. Роуз считала, что плохие вещи случаются только с плохими детьми. В «Blackhills» она начала новую жизнь и изменилась. Ей не хотелось, чтобы кто-то знал, какой была она и ее жизнь до поступления в школу. Будто это порочило ее.

Роуз на мгновение задумалась и, предчувствуя близость детских воспоминаний, с силой захлопнула мнимую дверь, которая вела к ним и продолжила говорить спокойным тоном.

— Генри, я все понимаю, но это я, и я такая. Я не ребенок и отдаю отчет своим действиям.

— Правда? Но твои поступки говорят совсем об обратном, ты ведешь себя как маленький эгоистичный ребенок, только вот не могу понять причину такого поведения, — он все больше распалялся, а Роуз все больше это не нравилось. Каждая его фраза вызывала в подсознании слова: «Ты ведешь себя так, потому что никто тебя не любил! Потому что ты была никчемным ребенком. Ты не заслуживаешь любви и внимания! Разве мать обращалась бы с тобой так, если бы ты была хорошей? Разве дети дразнили бы и обижали тебя, если бы ты была нормальной? Разве тот мужчина посмел бы прикоснуться к тебе, если бы ты…» Роуз заставила сознание замолчать и вернула себе контроль. Меньше всего ей хотелось поддаться чувствам и все сейчас рассказать Генри. Так он станет ее жалеть, а ей была не нужна ничья жалость. Она всегда была сильной и могла справиться со всем сама.

Кларк изменилась в лице, от неуверенности не осталось и следа. Она разозлилась от мыслей, которые непрошенно влезли в голову. Генри продолжал говорить:

— Мне не нравится то, что происходит сейчас с тобой и то, что происходит с нами. Давно нужно было поговорить об этом. Я перестал понимать что-либо.

— Не понимаю. При чем тут мы?

— Мы тут при всем. Я больше не могу со стороны смотреть на то, что ты делаешь с собой и на что готова пойти. Всему есть предел.