— Хватит! — рявкнул так, что аж будто стекла задрожали.

Женщины замолчали, и Миша, наконец, заметил состояние матери.

— Давай после поговорим, Галь, одни. Это касается только нас троих, не вмешивай в это мою семью.

Пожилая женщина промолчала, но на ее глаза навернулись слезы, ведь ей стало обидно при виде Леши, на лице которого она увидела желваки и взгляд побитой собаки. Сейчас она видела перед собой не взрослого мужчину, а маленького мальчика, который так и не дождался отцовской любви. И как же ей хотелось сохранить тайну прошлого, но в то же время она рвалась изнутри, словно стрела, выпущенная луком.

— Идем, мам, ты выглядишь неважно. Измерим давление.

Алексей не собирался унижаться и просить о чем-либо отца, прекрасно видел, что в его жизни есть место только для новой семьи. Когда-то он сделал выбор, и Гдальский вдруг понял, что ни в чем не винит мать. Только что стал свидетелем того, что не очень-то Лев Николаевич и хотел общаться с сыном, раз лишь одного запрета со стороны Галины Никадимовны оказалось достаточно, чтобы упорхнуть к новой жене и новому сыну.

Когда они оказались в его кабинете, он не сразу заметил, что Мира всё это время кротко следовала за ними по пятам. Когда состояние матери улучшилось, Алексей присел на диван около нее и взял ее руки в свои ладони.

— Не нужно было этого делать, мам. Видишь же, что ему плевать на нас.

Как бы он ни пытался скрыть горечь, она прорывалась в каждом его действии, слове. Боль разъедала его изнутри, преумноженная чувство вины перед Надей. Всё навалилось на него скопом, и он ощущал себя жертвой, заваленной проблемами по самую макушку.

— Не смей так говорить! — вдруг прошипела Галина и обхватила сына руками за щеки. — Когда-то я испугалась, что тебя у меня отнимут, и лишила тебя отца, но теперь всё по-другому, никто больше не посмеет нам угрожать, так что не вздумай отказываться от того, что принадлежит тебе по праву. Понял меня? Обещай мне.

Взгляд у женщины был будто безумный, так что Алексей побоялся ее волновать и кивнул, хотя не до конца понял, чего именно она от него хотела. Но одна фраза заставила его напрячься.

— Что ты имеешь в виду, мама? Отец угрожал, что отнимет меня?

Ярость вспыхнула в его груди моментально.

— Этот тюфяк? Не смеши меня, он даже хозяйством в своих штанах управлять не умеет.

Больше Гдальская-старшая ничего не сказала, поджала губы и взглянула на него так, будто пожалела о своих словах. Он знал это выражение лица и понял, что на этом ее словоохотливость улетучилась, но сдаваться был не намерен.

— Слушай, у меня вопрос. В моем первом свидетельстве о рождении в графе отец указан Лев Николаевич Простаков, а у генерального фамилия Архипов, там ошибка?

Мира всё это время стояла неподалеку, как вдруг навострила уши, чувствуя, что может извлечь пользу из этой ситуации. А вот Галина Никадимовна вся побледнела.

— Первое свидетельство? Откуда ты…

Господи, она же надежно спрятала его, бережно хранила и лишь изредка доставала его из чердака отцовского старенького дома, откуда они съехали лет пятнадцать назад.

— Когда стал совершеннолетним, хотел найти родственников отца, подумал, что… — Леша покаянно опустил голову и зажмурился, не желая вспоминать о прошлом. — В общем, копался в твоих документах и нашел. Не стал тебе говорить, чтобы ты не расстраивалась, да и не нашел я ни его могилы, ни его родичей. Я так понимаю, что он даже в этом тебя обманул и женился на тебе под липовым паспортом?

Несмотря на ужас ситуации, Галина Никадимовна рассмеялась, хоть звук ее голоса и напоминал карканье обиженной вороны.

Когда Галя выходила замуж за Льва, знала, что он ее не любил, и что женился только из-за того, что она забеременела. Брак по залету, как тогда шептались все кумушки в округе. Да, знала, но была счастлива, ведь стала женой любимого человека. Была уверена, что стерпится-слюбится, а ребеночек их сблизит. И так и было поначалу. Бабушка Льва подарила им однушку, так что им не пришлось мотаться по коммуналкам. Он работал, она вышла в декрет и активно готовилась к рождению ребенка. Тогда наступили лихие девяностые, жили хоть и не богато, но совсем уж не голодали, родители присылали им с деревни соленья-варенья, а распашонки-пеленки по возможности Галя шила сама, очень уж любила это дело.

Когда родился Леша, всё ее внимание сосредоточилось на ребенке. О близости с мужем пришлось забыть, ведь все ее бессонные ночи были отданы Лешеньке, а потом ей как-то всё это особо и не надо было. Они ведь с мужем притерлись, полюбили друг друга, и ей казалось, что секс раз в месяц — отлично. Ведь все так жили, они уже были не молодыми и глупыми, чтобы только этим и заниматься. Как же потом корила себя, что запустила себя, превратившись в домашнюю клушу, которая не следит за своей внешностью. Впрочем, писаной красавицей она никогда и не была, но ведь любят друг друга люди за душу.

Так Галя и не заметила, в какой момент Лев отдалился, стал задерживаться на работе, уезжать в командировки с шефом. Ох, знала бы она тогда, что все его восхищения дочерью босса и ее образованностью вызваны не лизоблюдством, как она тогда думала, а настоящим адюльтером. Нет, Галя понимала, что та нравится ему, как женщина, но считала, что дочка такого богача и бандита никогда не посмотрит на такого простака, как Лев. Уж слишком большая разница в статусе и финансах между ними была. Ни один состоятельный отец не позволил бы своей кровиночке выйти замуж за обычного парня, выходца из села.

Спустя годы она поняла, что то утро, когда Лев пришел после ночной работы и даже не заметил красную губную помаду на воротнике рубашки, было подстроено, причем им самим. Видимо, устал ждать, когда она, наконец, сама раскроет глаза.

— Прости, Галь, не люблю я тебя. Но у нас сын, так что жить мы будем вместе, я вас не брошу.

Его слова тогда, тридцать лет назад, отпечатались в ее сознании на всю жизнь, ни буковки не забыла она. И так горько было от того, что он даже не попытался тогда оправдаться, а признался сразу, будто только этого и хотел.

— Но к ней ходить будешь, да? Ее любишь?

Лев тогда на ее требовательные вопросы промолчал, но ответы ей и не были нужны. В порыве гнева и боли она выкинула все его вещи с балкона, закатила истерику и разбила стекла его Волги. Он лишь молча стоял в стороне и не мешал, тем самым еще больше раздражая ее.

Тогда она думала, что он стыдился своего поступка, считала, что он еще вернется, ведь всё это не могло случиться с ней, Галей. Это тогда она была наивной дурехой, и уже после поняла, что всё это он делал специально, не хотел быть негодяем, который бросил семью. И гнусно переложил ответственность на ее плечи.

Мать Галины капала ей тогда на мозги, что все мужчины ходят налево, и она дура, что разрушает свой брак. Не с первого раза, но спустя неделю она поняла, что мать права, и тогда впервые пошла к Льву, узнав от его родителей, что он временно снимал квартиру на набережной.

Вот только не нашла его там, ее встретила Элеонора. И не одна. Тогда-то уверенность Гали, что ей удастся вернуть Льва, и пошатнулась. Красавица и дочь известного бандита в их городе, который держал рынки и как раз только-только перешел на более крупный бизнес, имела то, чего не было у Гали. Любящего отца и связи.

— Элечка — моя единственная дочь, и я желаю ей счастья, и если оно заключается в твоем муже, девочка, то я сделаю всё, чтобы он принадлежал ей.

Жесткие слова Павла Архипова заставляли ее тогда чувствовать себя уязвимой и слабой, будто она попрошайка, выпрашивающая крошки с барского стола. Как же было обидно, ведь Элеонора посягнула на ее мужа. Законного мужа, на которого Галя имела все права.

Конечно, она не восприняла слова Архипова всерьез и попыталась найти Льва на его работе. Ждала его весь день у офиса, но он так и не появился. Оказалось, что Архипов отправил его в командировку, а когда она, уставшая, вернулась домой и уснула, на утро к ней нагрянула опека. И когда она лишилась Лешеньки, обзвонила всех, включая родителей мужа, но они и вовсе не подняли трубку. Никто не мог ей помочь, и всё, что ей оставалось, идти на поклон к Павлу. Не обманывалась, что всё это было случайностью.