Племянница сидела напротив двери, у стены, и бездумным взглядом смотрела вперед. Глянула на Надю как-то равнодушно и потерянно. никак не отреагировала ни на ее появление, ни на отсутствие всю ночь.

— Что произошло, Мир? Это Леша всё устроил?

Гдальская кинулась к племяннице, ощущая, как внутри всё ноет, но уже приглушенно. На первое место встали Мира и ребенок в ее утробе. Вот о чем она не думала ночью, и сейчас за это ее охватил стыд. Она ведь уже пообещала ей, что они с Лешей заберут ребенка, а теперь всё пошло прахом. Прошло всего несколько секунд, как Надя приняла волевое решение. Они с Мирой справятся сами, без Леши.

— Да, это всё он.

Глухой голос племянницы прошелся ножом по Надиному сердцу, которое наполнилось гневом по отношению к мужу, который отыгрался на ее племяннице за собственную гнусность, которую больше не удастся скрывать.

Она кинулась к Мире и прижала к себе, словно за заботой скрывала собственные тревоги. Надя внезапно осознала, что у нее ничего нет. Квартира оформлена на Лешу, накоплений она не делала, а все свои, собранные до брака, истратила на врачей. Всё, что у нее было — только она сама.

Обвела взглядом квартиру, которую обставляла с такой любовью, и по венам потекла лава от осознания того, что теперь здесь будут жить любовница Леши и их сын.

— Нам надо будет съехать, Мир.

— Куда? — тут же насторожилась племянница, но мысли Нади утекли уже в другое русло, и она не ответила.

Достала телефон и решила написать другу, пока не передумала.

“Помнишь, ты говорил, что мое прошлое место вроде как освободилось? Никого не взяли еще?”

Отправила Мише сообщение, не в силах говорить с ним сейчас по телефону. От него сразу же раздался звонок, но Надя сбросила. Была не в состоянии, ее всю колотило.

“Не могу говорить.”

“У тебя что-то определенно случилось. Приставать не буду с расспросами, но ты меня знаешь. В общем, со следующей недели выходи. Еще какая помощь нужна?”

Да, Миша очень хорошо ее знал, и она его тоже. Может, это было опрометчивое решение с ее стороны? Разве сможет она работать с Лешей в одном здании, смотреть на него после предательства?

А у тебя есть выбор, Надя? Шепнуло подсознание, и Гдальская затолкала все страхи глубоко внутрь. Раньше ей казалось, что если Леша ей изменит, она умрет сразу же на месте, но этого не произошло. Да, было больно, но ее держала на плаву мысль о ребенке, о сестре, лежавшей по-прежнему в коме, теперь Наде придется оплачивать ее пребывание в больнице самой, из собственных средств, которых у нее не было.

“Спасибо тебе, Миш”.

Отправила последнее сообщение другу и на ватных ногах пошла в ванную. Нужно было остудить горящее и опухшее после слез лицо. Отключила телефон и после легла на диван, не в силах даже смотреть на супружескую кровать. Ей бы начать собирать вещи, объясняться с Мирой, но голова продолжала болеть, а силы покинули ее еще вчера, так что всё, на что Надя сейчас была способна — лежать и смотреть вникуда. Будто не человек вовсе, а робот. Сломанный, опустошенный.

Надя не заметила, как уснула. Возможно, сказался стресс, разочарование, усталость. Глаза открыла резко, словно ощутив на себе чужой взгляд.

В комнате было темно, несмотря на незакрытые шторы. Видимо, проспала до самого вечера. Напротив обозначился силуэт, сидевший около дивана на корточках.

— Леша, — по привычке мягко протянула, а затем прикусила губу. Прокашлялась и поправила себя. — Алексей.

— Сердишься?

Это самый глупый вопрос, который он мог ей задать. Надя поджала губы, ощущая, как натянулась кожа, приняла вертикальное положение и протерла ладонями лицо, сгоняя с него сонливость.

— А сам как думаешь?

У нее не было сил ругаться или выяснять отношения. Внутри царила тягостная пустота, которую ей не хотелось ничем заполнять.

— Согласен, глупый вопрос с моей стороны. Конечно, злишься.

В иной раз Гдальская бы обратила внимание на его усталый тон, но сейчас лишь отвела взгляд в сторону коридора, из которого в зал просачивался яркий свет.

— Мне, наверное, вещи надо начать собирать.

Когда сохранять молчание стало невмоготу, Надя поднялась и стала вдруг суетиться, осматриваясь по сторонам и пытаясь понять, что ей нужно забрать с собой.

— Зачем? — сразу же насторожился мужчина и встал следом.

— Съезжать, — Надя пожала плечами и, двинув плечами, словно сбрасывая тяжелый груз, двинулась в сторону коридора.

Не сразу поняла, что находится не в спальне, где хранятся все ее вещи и пожитки.

— Даже ничего не спросишь, Надь? — вопрос Алексея ударил ей в спину тысячей игл, заставляя притормозить на полпути и застыть от оцепенения.

Надя промолчала, но с места не двинулась, продолжая стоять к мужу напряженной спиной. Вся она была натянутой струной, готовой в любой момент порваться от натяжения.

— Как обычно, прячешь голову в песок?

Ей не верилось, что она и правда услышала в его голосе презрительные нотки, которых раньше никогда не замечала, ведь он не позволял себе подобного тона. Не с ней.

— Что ты сказал?

Гдальская ругаться не умела и не любила. Ненавидела всегда себя за дрожащий голос и готовые сорваться слезы. Сейчас ей было грустно, но плакала она всегда в начале любых скандалов, даже когда, казалось, и не хотела. Непроизвольная реакция, которую она не могла контролировать. Это дело ее слабачкой в глазах оппонентов, так что единственный способ сохранить лицо для нее — не вступать в конфликты.

Но не в этот раз.

— Ты всегда избегала трудностей, Надь. Даже дома осела и на меня все важные дела спихнула, чтобы не иметь проблем с внешним миром. Да что говорить, ты даже сейчас не хочешь поговорить и прояснить ситуацию. Сразу бежишь на развод подавать.

Надя сглотнула ком, вставший от обиды поперек горла.

— Ты сам попросил меня уволиться с работы…

— Вот только не надо этого жалостливого тона. Я предложил, не спорю, но ты побежала увольняться с радостью, разве я не прав? — практически прорычал, злобно стискивая кулаки.

— Ты меня обвиняешь? Мы же хотели ребенка! — крикнула, а по щекам уже катились горькие слезы.

Надя тяжело дышала, но смотрела на мужа во все глаза, пытаясь понять, как такое могло произойти именно с ними.

— Ты хотела, Надь, ты, — мужское признание улетело в тишину, было полно горечи и разочарования, но больше всего боли причинили именно женщине.

Она дернулась, словно ей дали хлесткую пощечину, но устояла на ногах. Потерянным взглядом прошлась по любимому мужнину лицу, не узнавая в нем того Лешу, в которого когда-то влюбилась.

— Да, ты прав, я хотела, — потерянно прошептала и опустила голову, чувствуя, как стало мокрым от обилия слез лицо. — Не ты. У тебя ведь уже был ребенок. Сын, верно? Поздравляю, Леш, правда. Не придется теперь оправдываться перед друзьями и матерью за ущербную жену.

Гдальская всхлипнула, а затем прикрыла ладонью рот, не желая больше показывать мужчине слабость, но было поздно.

Он сделал шаг вперед, но Надя, заметив это, отошла, так что Алексею пришлось остановиться и поднять руки.

— Надь, прости, я не с того начал, — нервно взъерошил волосы. — Я… Я тебе не изменял с Кариной.

— Мне не интересно, — отсекла Надя его оправдания, а сама горько усмехнулась. — Ваш сын — лучшее всему доказательство.

Подняла голову и посмотрела в мужские бесстыжие глаза.

— Он ведь твой сын, Леша?

Ненавидела себя за надежду, что неправильно всё поняла, но всё равно в глубине души знала, что тешит себя иллюзией. Она ведь и сама видела ребенка, это вылитая копия ее мужа, даже ДНК-тест не нужен, чтобы это понять. А уж когда свекровь узнает про мальчика, будет на седьмом небе. Отдаст ему ту любовь, которую Надя хотела увидеть в отношении своего малыша. Ту любовь, которая никогда не достанется ребенку Миры, которого они с мужем хотели усыновить. Надя проиграла в игре, правила которой были определены заранее, и не ей.