Надя произнесла фразу, особо не раздумывая, и не сразу поняла, что ее слова прозвучали угрозой. Будто она собралась просить Михаила уволить ее будущего бывшего. Конечно, так опускаться она и не думала, однако плохо себе представляла, как они будут уживаться в одной компании втроем. Она, Алексей и Мира, которой, к облегчению Нади, сегодня на месте не оказалось.

— Хватит, Надь, — Гдальский устало сжал переносицу. — Ты ведешь себя так, будто произошло что-то непоправимое. Мы же оба хотели ребенка. ЭКО. Чем тебе Мирина матка не ЭКО?

Женщина потеряла дар речи от наглости Алексея, но быстро взяла себя в руки и прищурилась.

— Ты серьезно держишь меня за дуру? — процедила, не веря в то, что он посмел такое ей сказать. — Адюльтером бьешь по самому дорогому.

Надя боялась, что ее голос в любой момент задрожит, а сама она сломается и расплачется. Горький ком встал поперек горла, и она опустила глаза на копировальный аппарат. Рваными движениями стала перебирать листы, проверяя, всё ли сделала. Дерганья и выдавали ее с головой. Уж слишком нервно она себя вела.

— Надь, вот только давай без драмы. Я тоже не железный. Думаешь, мне было легко? Да ты помешалась на ребенке, совсем перестала смотреть на себя в зеркало, обо мне забыла. Я, в конце концов, женился на тебе не из-за детей. Я их и вовсе…

— Что, Леш? Договаривай. Не хотел, верно?

Голос Нади был пропитан ядом. Если до этого она боялась расплакаться, то после агрессии Гдальского всё ее нутро моментально наполнилось злостью к нему.

— Да, Надя, — стиснул челюсти. — Не хотел.

— Какая ирония, правда? Я хотела, а у меня ни одного. Ты не хотел, а у тебя двое. Будет… — последнее произнесла с надрывом, до сих пор не представляя Миру и Лешу в одной кровати.

Вот только воспоминания подкидывали гнусные и мерзкие кадры один за другим. Она ведь сама была свидетельницей грязной измены. Даже если бы Надя захотела обмануть себя, что всё это ей показалось, обман зрения, что злые языки оклеветали Лешу, завидуя их счастью, но нет. Она своими глазами всё видела. И отныне этого не стереть из памяти, не забыть уже никогда.

— Будет, Надь, Мира аборт отказывается делать. Но это к лучшему. Мы ведь хотели усыновить ребенка. Ты будешь ему мамой, я отцом. У нас будет полноценная семья, как мы и хотели. И ребенок будет нашей крови. А с Мирой я разберусь, она нас больше никогда не побеспокоит.

Надя удивленно воззрилась на Гдальского, не веря в то, что слышит. Он серьезно?

— Ты себя слышишь, Леш? Я сама видела, как ты… как ты ее… как вы в ванной…

Она часто задышала, чувствуя, как из ноздрей чуть ли не пар идет от злости и боли, но словно мазохистка продолжала смотреть на мужчину, который когда-то был ей дорог.

— Я же сказал, это была ошибка. Ты прости меня, Надь, такого никогда, слышишь, никогда больше не повторится. Ты только прости, Надь, прости. Хочешь, я на колени встану? Никогда не стоял, но ради твоего прощения встану. Хочешь?

Каждое слово Алексея вызывало у Нади омерзение. Он смотрел на нее вопросительно, словно готов был встать, только если она подтвердит, что на этом вся их ссора закончится. И глядя на это жалкое зрелище, всё, чего желала Надя — чтобы их поскорее развели, и всё это закончилось.

— Да, два раза ошибка… — пробормотала, напоминая себе, что дурой ее выставили дважды.

— Надь… Я…

У мужчины закончились слова, он стиснул кулаки и двинулся вперед, желая действовать, но не понимал, что нужно делать. Он никогда раньше не косячил настолько сильно, однако был твердо уверен, что всё поправимо. Отшатнулся, когда жена подняла глаза и окатила его ушатом ледяного презрения. В груди его моментально всё вскипело, и он начал злиться на ее упрямство.

— Не совершай ошибку, Надь, мы прожили в браке пять лет, ты хочешь, чтобы у этой профурсетки вышло нас разлучить? Она ничего не значила для меня, да, я дурак, соблазнился на ее подкаты и флирт, но…

— То есть в твоей измене виновата одна Мира?

Надя посмотрела на супруга новым взглядом. И как раньше не замечала, что он избегал ответственности? Даже сейчас пытался огородить себя, прикрываясь Мирой.

— Или я, Леш? Ты же сам сказал, что если бы я не привела ее к нам в дом, то ничего этого бы не было, верно?

— Верно.

— Ты смешон, просто смешон.

Гдальская зажмурилась, чтобы предательские слезы не вздумали покинуть пределы глаз, но одна слезинка прорвалась и покатилась по щеке.

— Надь, — растерянно дернулся Алексей, протянул руку, которая так и зависла в воздухе, ведь он не знал, как его жена отреагирует на его прикосновение.

— Нас разведут в ближайшие дни, Леш. Вещи я чуть позже заберу.

— Оглянись вокруг, все так живут! — не выдержал мужчина и рявкнул, желая растормошить жену и заставить вести себя, как нормальная баба, а не отмороженная селедка. — Все мужики — полигамные ходоки. Это биология, в конце концов! Я всего лишь один раз оступился, разве это повод ставить на нашей любви крест? Ты совершаешь ошибку, Надя.

— Ошибку я сделала, когда в ЗАГСе тебе сказала да, а сейчас я принимаю лучшее решение за всю свою жизнь. И я не все, не путай меня со своими… — хотела сказать “профурсетками”, но свечку не держала, — со своей Мирой. Совет вам да любовь. Надеюсь, ты не такой козел, Леш, и примешь правильное решение. Ребенок всё же твой, не виноват же он, что родители его — изменщик и разлучница.

Надя сама не ожидала, что будет так уверенно разговаривать с почти бывшим, но злость сделала свое дело. Плечи ее расправились, она прижала документы к груди и двинулась к выходу, не собираясь больше говорить с Алексеем.

Последний стиснул челюсти и смотрел ей исподлобья вслед. Подбирал слова, но в этот момент у него зазвонил телефон. Он бы с удовольствием послал звонившего на три буквы, вот только номер был ему слишком хорошо знаком. Звонили из приемной генерального. — Алексей Жданович, срочно зайдите к генеральному, — голос секретаря отдавал настоящей паникой, — тут ваша мама и… невеста.

Последнее женщина произнесла с заминкой, ведь прекрасно знала его жену Надю. Черт! Теперь весь офис будет гудеть об их семейных проблемах. Еще и мама так некстати решила разворошить осиное гнездо.

Гдальский хотел пока повременить со знакомством с отцом, думал и подбирал слова, но решил придти к нему после того, как помирится с Надей, вот только, видимо, уже не получится. Мать как обычно всё решила сама.

Михаил в этот момент сидел в кабинете и подписывал договоры. Весь он светился от переизбытка положительных эмоций, так что нерадивым сотрудникам, которые халтурили в его отсутствие, удалось избежать нагоняя.

— Ирочка Тимофеевна, — вызвал по селектору своего секретаря, строгую женщину лет пятидесяти, которая свою работу выполняла едва ли не резвее всяких молодых, стремившихся в свое время занять это место подле Михаила. Но Архипов придерживался четкого правила: никаких отношений на рабочем месте. И только один раз готов был сделать исключение. Для Нади.

— Что-то вы сегодня больно бодрый, Михаил Львович, — с подозрением хмыкнула секретарша, как только вошла в кабинет. — Неужто жениться изволите?

Это была уже приевшаяся в коллективе шутка, ведь все знали, что его родители уже не чаяли женить его и увидеть долгожданных внуков. Если раньше мужчина отшучивался и даже крестился при упоминании брачных уз, то в этот раз расплылся в улыбке, чем немало удивил Ирину.

— Изволю-изволю, так что вы закажите самый лучший букет цветов на мой адрес. И не как обычно, а что-то особенное, — только он отдал распоряжение, как тут же передумал. — Хотя нет, с цветами я лучше сам, а вы закажите столик на Смоленской на сегодняшний вечер.

Женщина лишних вопросов задавать не стала и ушла, преисполненная задумчивости, а вот Архипов никак не мог сосредоточиться на бумагах. Все его мысли занимала Надя.

О ее разводе он уже договорился, так что за свидетельством дело не станет. И в скором времени она выпорхнет из ЗАГСа абсолютно свободной женщиной. Ненадолго, как надеялся Миша. Делать ей предложение так рано смысла не имело, но вот обозначить свои намерения нужно сразу, пока на горизонте не появился очередной Леша.