Бряцая доспехами и обливаясь потом, приближались солдаты еще двух легионов, но им нужно было успеть построиться, иначе их легко сокрушат, а противник был совсем близко. Авл соскочил с лошади и закричал:

– Легионеры, за мной! Строиться в шеренги по флангам от оборонительных квадратов, живее!

Он уже собирался повести их за собой, когда Константин положил ему руку на плечо:

– Авл, командуй отсюда, тебе не нужно быть в первых рядах. – В его голосе слышалась просьба, а не приказ.

– Прости, о Божественный, мое место именно там, среди солдат, или грош мне цена.

Мавры перевели лошадей на галоп, набирая скорость для атаки. Лучники принялись осыпать их стрелами, но это только раззадорило африканцев.

– Затянуть баррит[24]! – приказал Авл.

Римские легионы, служившие на рейнской границе, переняли у германских племен особый боевой клич. Лошади мавров, которые ранее никогда его не слышали, заволновались и замедлили ход, всадники тщетно их подгоняли. Баррит начался с низкой ноты и стремительно пошел вверх. Легионеры поднесли щиты ко ртам, чтобы звук стал еще сильнее. Убавился боевой пыл и самих мавров, их встревожили боевой клич римлян и хризма, которую они приняли за таинственный магический символ. Стройные порядки противника начали сбиваться.

Опомнившись, всадники разразились в ответ воинственным ревом и принялись нещадно лупить лошадей каблуками сапог, чтобы ускориться, но драгоценные минуты были потеряны. Авл успел построить легионеров. Несущуюся на полном скаку кавалерию встречала стена из копий и щитов. Однако мавры не собирались останавливаться и поворачивать. Они уже не раз опрокидывали плотный строй пехоты мощным наскоком, поэтому не сомневались в успехе.

Раздался оглушительный металлический звон, а за ним вопли раненых людей и животных. Сила, с которой кавалерия обрушилась на легионеров, оказалась колоссальной, но римляне выстояли. Им удалось сохранить строй. Атака мавров захлебнулась, десятки всадников и лошадей мгновенно погибли, налетев на выставленные копья, еще столько же были ранены. Но всадники не собирались отступать. Неудача их разозлила, они принялись рубить легионеров длинными изогнутыми мечами. Завязалась ожесточенная схватка.

– Окружайте их! Окружайте! – кричал Авл.

Но выполнить приказ не получалось. Мавры уверенно держали линию, не давая римлянам к ним подступить. Легионерам, находившимся в тесном строю, было трудно отражать сыпавшиеся сверху размашистые удары. Казалось, еще немного и пехота начнет пятиться. Авл до крови прикусил губу, пытаясь что-нибудь придумать. И тут с флангов на мавров набросились алеманы. Всадники были так увлечены сражением с легионерами, что не заметили, как к ним подобрались германцы. Кавалерия пришла в замешательство, в ее строю образовались бреши, в которые тут же устремились римляне.

Началась резня. Поднялась такая пыль, что императору и окружавшим его военачальникам стало ничего не видно, но теперь это было уже не важно. Они и так прекрасно знали, что происходит. У мавров не осталось шансов.

– Найдите Авла Аммиана и трибунов, командующих легионами, передайте им, чтобы старались щадить лошадей. Скакуны мавров нам еще пригодятся, – приказал Константин контуберналам.

Треть всадников была перебита. Остальным из последних сил удалось вырваться из окружения. Израненные и изможденные, они надеялись спастись бегством, но лошади слишком устали, чтобы мчаться во весь опор. Они скидывали с себя доспехи, бросали щиты и оружие, чтобы скакать быстрее. Константин, не отрывая взгляда, следил за отступающим противником. Он уже слышал у себя за спиной топот копыт; это возвращалась легкая кавалерия Дидия, маврам было от нее не уйти.

– О Божественный, атака отбита! – торжественно произнес Эрок, подойдя к императору.

Когда алеманы ринулись в атаку, он спешился и бился бок о бок со своими людьми. Его доспехи были в пыли и брызгах свежей крови, на устах играла самодовольная улыбка, напоминавшая оскал.

– Благородный Эрок, ты говорил, что истинных римлян осталось совсем мало, – спокойно сказал Константин, продолжая наблюдать за удаляющимися маврами. – А что будет, когда их совсем не останется?

Эрок никак не ожидал вопроса, поэтому ответил не сразу.

– Те, кто считает себя римляном, а на самом деле им не является, продолжат охранять Империю, но она рассыплется в их руках.

– Ты ничего не понимаешь, – снисходительно произнес император. – В год консульства Луция Марция Филиппа и Секста Юлия Цезаря вспыхнула война между Римом и находящимися под его покровительством союзными народами. Как думаешь из-за чего? Полагаешь, марсы, самниты, луканы хотели сбросить с себя главенство Рима? Нет, благородный Эрок, они начали войну, желая добиться римского гражданства, требуя, чтобы их признали такими же римлянами, как и жителей Вечного города. Борьба не во имя свободы, а ради полного слияния. Рим победил, но пошел на уступки и даровал им гражданство. Сейчас этих народов больше нет. Есть только римляне. Италия – это римляне, Империя – это римляне. Твое племя никогда не придет нам на смену. Вы можете только влиться в нас; ради этого ты и твои люди переселились из-за Рейна.

Улыбка на устах Эрока стала еще шире.

Константин возглавил кавалерию, отправившуюся преследовать мавров. Те уже не могли дать отпор и становились легкой добычей. Тех, кто сдавался в плен, щадили. Лишь немногим африканцам удалось достичь Турина. Они надеялись спастись за его стенами, но жители закрыли перед ними ворота. Голодные до зрелищ городские зеваки со стен наблюдали, как Константин и его солдаты расправились с остатками тяжелой кавалерии Максенция. Жители Турина встретили армию императора Галлии и Британии как героев.

Спустя четыре столетия конница мавров заставит дрожать всю Европу, одерживая одну громкую победу за другой. Но в начале четвертого века армия Константина, которая несла на своих щитах и доспехах монограмму Христа, разгромила ее.

Следом за Турином распахнул свои ворота Медиолан[25]. В годы правления Диоклетиана этот город стал столицей Запада Империи. Когда Максенций захватил власть, он вернул главенство Риму, но значение Медиолана было по-прежнему велико.

Константин развивал свой успех столь стремительно, что даже ненавистникам христиан пришлось признать, что на его стороне воистину могущественная сила. На перешедших под его контроль землях хризму стали рисовать повсюду. Простые люди приходили от нее в восторг. И хотя большинство из них не имели представления, чтó эта монограмма означает, каждый был уверен: в ней заключена особая мощь.

Узурпатор узнал о том, что противник перешел через Альпы и начал вторжение, когда Константин с женой, сыном и братом уже обедал во дворце Медиолана. Максенций отправил приказ своему старшему военачальнику Рурицию Помпиану, находившемуся под Вероной с третью всех войск, немедленно выступить против врага и изгнать его из Италии. Однако к тому моменту, как сообщение из Рима было доставлено, легионы Константина уже сами двигались на Верону. Вместо атаки Помпиану пришлось готовиться к обороне. Солдат у него было больше, но в бой они отнюдь не рвались. Их пугали слухи об императоре, которому благоволит христианский Бог.

Почва для этих слухов была благодатной. Несмотря на то что римляне старались демонстрировать свое презрение к христианам, в глубине души они всегда чувствовали в них нечто особенное, непонятное и чуждое гордым латинянам, но все же очень сильное, достойное уважения.

Мирные жители жадно ловили каждую подробность разгоравшейся войны, присовокупляя к ним собственные выдумки. Даже правдивые вести тут же обрастали легендами. Чем ближе армия Константина была к Вероне, тем сильнее нервничали солдаты Помпиана.

Верона, окруженная мощными крепостными стенами, находилась в излучине реки, и подойти к ней можно было только с одной стороны, что осложняло штурм. Она могла выдержать долгую осаду, на которую у Константина не было времени. Император намеревался взять город приступом и сделать это как можно скорее. От успеха в битве за Верону зависела судьба всей кампании.