К тому времени, как я поднялась на третий этаж, я шестым чувством ощущала, что Виолетта должна разместиться напротив комнат Стаса. Я не ошиблась. Лиля уже слушала её указания, которые она говорила с лёгким акцентом, как человек, долго проживший за границей. Видя меня, она не замолчала, внимательно оглядев меня своими светлыми, красивыми глазами. Когда она говорила, то активно жестикулировала, как актриса.
Мы молча принялись за работу, а она устало опустилась на пуфик перед туалетным столиком, снимая клипсы. В зеркало она всё время смотрела на меня.
— Как тебя зовут? — неожиданно спросила она.
Я растерялась, стеля простынь как раз в этот момент. Мы с Лилей встретились взглядами над постелью.
— Аглая, — ответила я.
Она кивнула, какая-то горькая, упрямая складка образовалась вокруг её рта, будто она осталась недовольна моим именем.
Мы закончили и ушли, выразительно переглянувшись — мадемуазель Виолетта была та ещё штучка, требовавшая завтрак между 8:30 и 8:45, и не позже, плюс простыни с лавандовым запахом, бельё менять каждый день, и никакой пыли на зеркалах, тем более, потёков в ванной.
Напротив были двери в комнаты Стаса, и я гадала, оставил ли он уже свои вещи там, и где он сам…Пару раз зимой я заглядывала туда, но не могла долго находиться возле его вещей, ведь он всё оставил, а особенно силён был запах, присущий только ему.
Нина как раз вышла из спальни Стаса и странно взглянула на меня. Я подняла брови, хотелось спросить, там ли он, но Нина отвернулась и пошла по коридору в правое крыло вместе с Лилей — комнату Кристины они брали на себя.
Я спускалась с лестницы и так погрузилась в мысли, что налетела кому-то на грудь, мужчина неожиданно вывернул со второго этажа. Я отшатнулась, извинившись, и тут услышала своё имя. Подняв глаза, я увидела перед собой мужчину с аккуратно подстриженной бородкой, усами, отросшими тёмными волосами и тёмно-серыми, самыми красивыми глазами на свете.
— Что ты делаешь в этой форме? — медленно спросил Стас, придерживая меня за локти.
— Работаю, — услышала я себя со стороны. Голос был холодный и уверенный, даже ирония сквозила в нём, а я-то чувствовала, что сейчас ослабею и упаду прямо перед ним.
Он некоторое время молчал, не зная, что сказать. Было видно, что ему неловко. Я отвернулась, чтобы не разрыдаться у него на глазах, сделала шаг назад, освободив локти, и стала спускаться вниз.
Стас окликнул меня, но я не остановилась, а он не пошёл за мной следом. «Вот и хорошо, — думала я сквозь реки слёз, — так будет проще».
Я вышла через нашу комнату во двор и пошла вдоль высоких подстриженных кустов, утирая слёзы ладонями, но они бежали и бежали, а я не могла взять себя в руки.
* * *
Наступил вечер, я вернулась в дом, извинилась перед девочками, они, естественно, переживали за меня, чтобы я не натворила глупостей. Несколько дней мне удавалось избегать кого бы то ни было из троицы, но потом началось.
Первой меня заметила Кристина. Они с Виолеттой спускались шумно с лестницы, переговариваясь, я пылесосила холл.
— Эй, Аглая! Хэй! Привет! — закричала Кристина почти мне в ухо.
Я, помимо моей воли, улыбнулась, выключив пылесос: — Привет.
— Что за маскарад? Тебя Вадим заставил работать прислугой?
Я молчала, что мне было ответить — приняться ругать и жаловаться на Вадима?
Кристина с негодованием повернулась к Виолетте. Вокруг моей подруги стояло облако приятных сладких духов, создающих ощущение законченности образа, её розовая блузка с сиреневыми волнами и короткая юбка давали ему начало.
— Представляешь?! Надо же — додумался! Я с ним поговорю!
— Не надо, — вмешалась я.
— Куда там, не надо. Знакомься — это Вета. Вета — это Аглая. Кстати, а Стас знает?
Вета смотрела на меня серьёзно и внимательно, даже несколько пристально.
— Да, он видел меня.
Кристина замолчала, прикусив губы и нахмурив лоб.
— Нет, тут все с ума сошли, скоро и меня он заставить его полы драить, — она развернулась на каблуках и быстро стала подниматься по лестнице.
— Кристина, не надо, пожалуйста!
— Не строй из себя Золушку! — прокричала она с пролёта второго этажа.
Я стала от нечего делать смотреть на ковёр, не хотелось мне о чём бы то ни было разговаривать с Виолеттой. И вдруг она заговорила: — Интересная получается ситуация. Ты — и вдруг прислуга. Как же Стас такое мог допустить?
— Разве я особа королевских кровей? — мне казалось, что за меня говорит совсем другая девушка — смелая и знающая себе и всем вокруг цену.
— Мне казалось, что Стас без ума от тебя.
— Ему это поначалу, может, тоже казалось.
Мы смотрели друг другу в глаза совершенно смело и открыто, и что-то прошло между нами, я ощутила неприязнь и раздражение по отношению к себе.
— Ну, по крайней мере, мне не придётся ревновать к фантому. После того, как мы всё здесь закончим, и гости разъедутся, переедем обратно в Париж.
С лестницы уже обратно спускалась Кристина: — Снимай это дурацкое платье, я пристыдила Вадима — он не против, чтобы ты заняла свою комнату.
— Я против. Ты скоро уедешь, а я зарабатываю себе на хлеб. Здесь моё место, это же ясно.
Кристина удивилась моей агрессивной манере: — Ты злишься на меня?
— Нет, просто, пусть будет так, как есть, как решил для меня Вадим. И когда ты уедешь, всё вернётся на круги своя, так зачем сейчас ворошить…
— С чего ты взяла, что я уеду? — перебила меня Кристина.
Я указала на Виолетту: — Так сказала твоя подруга.
— Я не собираюсь уезжать, и я не допущу, чтобы ты работала у Вадима прислугой. Если, по его мнению, ты зря ешь свой хлеб, то и я тогда — тоже.
Она воинственно сложила на груди руки и твёрдым взглядом упрямого человека смотрела на меня, когда в холл через коридор чёрного хода зашёл Стас, вероятно, направляясь от гаражей. За эти несколько дней он ещё больше помрачнел, вокруг глаз залегли чёрные тени, я почти не узнала его. Он остановился, крутя ключи в руке, и смотрел прямо на меня.
— Вот и Стас! — воскликнула несколько театрально Кристина. — Рассуди нас, пожалуйста. Аглая по милости Вадима теперь у нас прислугой отрабатывает кусок хлеба и кров в этом доме. Я считаю — это немыслимо. А ты как думаешь?
Все повернулись к нему и долго ждали его ответа, так долго, что я хотела уже запротестовать снова, но он, наконец, очнулся, перестав молча сверлить меня взглядом: — Думаю, ты, Кристина, права. Этого не должно быть.
— Почему же? — вознегодовала теперь я. — Так хочу я. И поэтому так будет.
— Не будет, — перебил Стас меня и посмотрел на Виолетту. — Ты звонила музыкантам?
— Да, они прилетают сегодня вечером вместе со своей аппаратурой.
Он кивнул и опустил голову. Я думала, что взорвусь от злости. Он делал вид, будто и дальше имеет право распоряжаться мной, как в тот первый вечер нашей встречи.
Я демонстративно включила пылесос и стала дальше убирать огромный ромбовидный ковёр, не поднимая от него глаз, но очень скоро моё орудие труда умолкло. Стас выдернул вилку из розетки и, сильно сжав губы, подошёл ко мне.
— Пойдём, я хочу с тобой поговорить, — его рука легла безоговорочно на моё плечо, он потянул меня в сторону чёрного хода.
Только мы оказались на улице, я раздражённо выдернула руку из его сильных пальцев, в меня вдруг влилась вся злость и обида, накопившаяся за время его отсутствия.
— Что ты хочешь? — почти кричала я.
Мы стояли возле его гаража, и я невольно отметила, что его мотоцикл снова сверкает и стоит рядом.
— Успокойся, — он подошёл вплотную, попытался меня обнять, я вырвалась и отскочила.
Прорычала: — И не надейся, что меня устраивает свободная любовь в твоём понимании. Уж лучше быть прислугой, но не ждать милости и не надеяться, что ты как-нибудь позвонишь! Я не хочу быть ничьей, если ты не способен понять, чего тебе всё-таки хочется.
Он смотрел на меня чересчур серьёзно и даже грустно: — Ты права, это всегда было моей проблемой — понять, чего я хочу. Но всё-таки я не тот человек, который этого, в конце концов, не понял.