— А, Аглая, — улыбнулся Вадим, — Я не знаю, почему тебя Стас выдернул. Ты что-нибудь, может, видела, слышала… Компьютеры здесь, подключенные к Интернету, только у меня и Стаса. К нему в кабинет никто посторонний не заходил? Или вообще — никто?

Я покачала головой, не в силах выдавить из себя — я не видела.

— Ну ладно, ты свободна. Думаю, что ты зря прибежала сюда. Иди.

Я повернулась и столкнулась со Стасом. Он отошёл, глядя на меня сверху вниз.

— Стас, ты думаешь, что девчушка могла это сделать? — услышала я голос Вадима.

Он ничего не ответил. Кристина шла за мной следом.

— Ну вот, а ты испугалась, — улыбнулась она.

Я же расплакалась, идя по лестнице, ничего не видя перед собой из-за слёз. В его глазах я видела холод, от этого было больно, игла в груди вырвалась наружу.

Я остановилась, пытаясь разглядеть ступеньки.

— Ты что? — воскликнула Кристина, развернув меня к себе. — Не смей так убиваться!

У меня началась истерика, я дрожала перед ней, ничего не понимая. Она с размаху ударила меня ладонью по лицу.

Я в один момент замолчала, будто выключили.

— Он не стоит того, Аглая, — она обняла меня за плечи и отвела в комнату, успокоив.

Мне было жаль себя, но как-то слабо, будто всё равно.

Вечером я читала книгу, практически ничего не понимая, думая о другом. Мне было ещё тоскливее, ещё больнее, легче не становилось. Я долго разговаривала с Кристиной этим днём, она рассказывала о своей жизни, говорила, что во мне узнавала себя. И то, как я себя вела, и что чувствовала. Прежде чем Вадим назвал её своей женщиной, прошло два года её мучений, слёз и сомнений. Он то был с ней, то нет, оставаясь на ночь и не заходя после этого на порог неделями.

Таковы мужчины этого дома.

Такова свободная любовь.

Но самое неприятное было то, что эта любовь не понимала постоянства. Самое главное — это познавать всё новые и новые ощущения в объятиях разных мужчин и женщин, не задумываясь особо, с кем ты, а просто получать удовольствие — и всё.

Я не понимала этого. Не могла я представить себе, как меня трогают руки человека, о котором я совсем ничего не знаю и не хочу знать. Мне казалось это мерзким, даже тошнило от этих мыслей. А хотела я прикосновений только одного мужчины — Стаса.

На следующий день я наблюдала из окна, как во дворе устанавливают огромную сцену, готовятся к празднику, который устраивал Стас. На это у него ушёл почти месяц (потому он и летал ещё раз в Москву), должен был состояться завтра.

Я не хотела никакого праздника. Воспоминания о мотоцикле и оегоюношеском блеске в глазах не давали мне спокойно спать ночью.

Видела я его и из окна, он руководил всем процессом, был такой весёлый, энергичный. Часто, проходя по дорожке под моим окном, я слышала обрывки разговора его с кем-нибудь. Ничего интересного для меня в них не было, а его голос только переворачивал всё внутри.

Издалека я видела и Мишу, который настойчиво «добивался» меня 1 мая, но он меня абсолютно не волновал.

После обеда, к вечеру, стали съезжаться гости — я слышала шумные голоса, работу двигателей мотоциклов за углом дома, смех девушек.

Сидя у себя в комнате и не выходя из неё (есть мне совсем не хотелось), я чувствовала себя принцессой, закованной в цепи. Но они были невидимыми, только осязаемыми.

Я не могла выйти, потому что не хотела себя чувствовать бедной родственницей на балу жизни. Я представляла себе, как Стас сейчас веселится, встречает старых друзей, гостей, придаётся воспоминаниям, смеётся, купается во внимании красивых девушек, а я… Я маленькая серенькая мышка — вот кем я себя ощущала. Та, о которой он не вспоминает, совсем не думает, с которой у него не было ничего особенного, потому что она ничего не знает и не умеет в сексе (вот дурочка!), а ведь он попробовал в своей жизни многое…

Это называлось самоистязанием, я знаю. Но поделать ничего с собой не могла. В зеркало я боялась смотреть, наверное, оттого, что ничего не ела, от меня ничего не осталось.

Кристина ворвалась ко мне, как ураган. Она была очень воодушевлена! Я так и представила себе, что она только что от приёма гостей.

Я же делала вид, что читаю книгу Ремарка, на этот раз «На Западном фронте без перемен». Точно — без перемен.

Она была одета в ярко-розовое, почти алое лёгкое длинное платье, которое делало из неё какую-то фею.

— Ты всё сидишь, — заключила она, глядя на меня.

Я отложила книгу со вздохом.

— Конечно, что же мне ещё делать?

Она села рядом, оглядывая меня.

— Приезжают гости? — пыталась я отвлечь её внимание.

— В зеркало себя видела давно? — спросила она, не слыша моего вопроса.

Я опустила глаза, поджав губы, и ничего не ответила.

— Знаешь, я тут подумала, а может тебе пересилить себя и поиграть по его правилам? Ну, попробовать свободной любви, пообщаться с другими мужчинами.

Я невесело улыбнулась.

— Нет, не хочу. Я сделаю себе назло, а не ему. Потом будет противно.

Кристине было неловко, я видела это. Она не знала, как вести себя, что сказать мне, потому что понимала — я влюблена в него отчаянно и просто так не выкину из головы.

— Ты хоть ела сегодня? — наконец спросила она. Я покачала головой.

— Пошли со мной, поедим.

Я засомневалась.

— Нет. Там, наверное, куча народу.

— Слушай, перестань. Ты и дальше собираешься сидеть взаперти? Я бы на твоём месте напоминала ему о себе своим видом, а не пыталась испариться.

Всё верно. Я тоже об этом думала, но не решалась.

Причесавшись, я глянула на себя в зеркало — одни тёмные, огромные глаза.

Даже нос заострился от недоедания.

Мы спустились в столовую, и я почувствовала, как слаба. Мне, оказывается, ужасно хотелось есть.

— А где гости? — спросил я, оглядывая молчаливую столовую.

— Во дворе, готовят барбекю, — неохотно сказала Кристина.

Я подумала, конечно, именно там собрался весь свет, в том числе и Марина, и Стас. Там же была и Кристина до того, как пришла ко мне.

— Слушай, я отвлекаю тебя. Давай, я сама перекушу, а ты иди, Вадим ждёт. Что ты со мной, как с маленьким ребёнком носишься? — попыталась непринуждённо сказать я.

Она села за стол, тяжело взглянув на меня.

— Аглая, ты моя подруга, у тебя кризис, и я хочу, чтобы он поскорее прошёл. Если хочешь, мы сейчас пойдём, как ни в чём не бывало туда. Ты согласна?

Я испугалась, что увижу его равнодушные глаза, смотрящие сквозь меня.

— Нет.

— Если и дальше будешь бегать от него, сделаешь только хуже. Пусть, в конце концов, его мучает совесть, если она у него есть, конечно.

— Мой вид будет только злить его.

— Это лучше, чем равнодушие, поверь.

Я почувствовала, как в груди сжался тяжёлый ком.

— Хорошо, пойдём.

— Молодец, — широко улыбнулась она, беря меня за руку.

Я успела подумать, что одета не совсем для светских приёмов — на мне были светло-голубые джинсовые шорты, в которых я каталась со Стасом, и голубая майка, не прикрывавшая живот, с тоненькими бретельками, а на ногах сабо с большим синим цветком из капрона. Косметики на лице не было никакой, о чём я сильно пожалела.

Мы вышли на улицу не из парадного входа, а повернули сразу направо по коридору и двойные двери вывели нас в толпу людей. Я кое-кого узнавала, но немногих. Все громко разговаривали, смеялись. Некоторые парни сидели на своих мотоциклах, рядом стояли эффектные девушки в откровенных нарядах и с немыслимым макияжем. Я поняла, что, по сути, праздник начнётся не завтра — он начался уже сейчас.

За домом было человек двести — это сразу показалось, что меньше. Кристина вела меня за руку, улыбаясь. Я за ней еле успевала.

Наконец, я увидела Вадима, который играл роль шеф-повара, виртуозно переворачивая кусочки бекона на мангале. Ему помогали готовить две девушки, работающие служанками в доме — Нина и Лиля, а он делал вид, что делает всё сам.

Он успевал разговаривать и с Мариной, которая стояла тут же. Погода была ветреной, хоть и жаркой, и Маринино платье из шёлка тёмно-синего цвета, совсем коротенькое, развевалось.