Здесь же совершенно другая история. Раньше я этому не уделял внимания, но разделение между колонистами Дистриктов действительно существует и является очень даже заметным. Во флотской среде американцев это видно сразу. Нужно признать, я только сейчас после перехода на «нашу» сторону части экипажей, стал замечать различия в военной форме АСРовцев. Оказывается на темно-синих мундирах американских космоморяков у «федератов» имелось существенное отличие от «республиканцев». Это так называемые «венгерские узлы» — узоры из золотых шнурков на рукавах кителя, которые они почему-то называли по-простому «куриные кишки». Название не очень, но что с простых «янки» взять, все опошлят и упростят…

Кстати еще один важный момент, на который заставил меня обратить внимание сам Итан Дрейк. Старик в очередном разговоре жестко поправил меня, оскорбившись прозвищем «янки» в свою сторону. Но обиделся адмирал не этому не совсем вежливому выражению, которым мы окрестили наших противников, а тому, что прозвище «янки» я применял ко всем американцам.

— Молодой человек, — сказал мне тогда Дрейк, — не путайте грязных «янки», сражавшихся, и как они думают победивших в Гражданской Войне, с «дикси» к которым принадлежит ваш покорный слуга и все остальные «федераты» Дистриктов…

Оказывается, для двух этих до сих пор противоборствующих лагерей является страшным оскорблением, когда одного из их представителей назовут неправильно. «Янки» и «дикси» терпели друг друга, им приходилось сражаться бок обок, но каждый «моряк» точно знал, кто он и принципиально не хотел, чтобы его ассоциировали с теми, кого он не любил, а иногда и ненавидел. Я старался с этого момента не называть всех американцев как прежде «янки», видя, что Дрейку подобное слышать неприятно. Что ж, если у нас получится снова разделить эти два враждующих лагеря, то можно привыкнуть и к двум прозвищам, это не самое сложное…

— Или ты забыл, Бартоломью, все то, что нам пришлось пережить? — Дрейк продолжал беспощадно давить на своего бывшего подопечного, видя, что тот еле держится.

— Я очень хорошо помню, сэр… — коммандер Моунтейн нервно сглотнул. — Помню, но…

— Сейчас нет никаких «но», сынок, — беспощадно добивал Бартоломью, старый адмирал, пристально смотря на него с экрана. — Есть только боевое братство и память о наших павших товарищах…

— Тяните время, адмирал, осталось совсем немного! — я, скрестив пальцы, сидел за монитором и напряженно, впрочем, как и все остальные, наблюдал за крайне эмоциональным диалогом между Итаном Дрейком и его бывшим подчиненным — коммандером Моунтейном — командиром тяжелого крейсера «Юмури». Неужели старик все-таки продавит своего оппонента⁈ Очень бы хотелось. Я даже на какое-то время размечтался, что другие капитаны и офицеры с окруживших нас американских кораблей откликнутся на призыв своего бывшего командующего. Соглашусь это было слишком утопично, но чем черт не шутит!

— Сэр, простите, но это слишком сложный выбор, — Бартоломью Моунтейн между тем, то бледный, то красный от напряжения чувств, как болванчик мотал головой из стороны в сторону. Было видно, как в коммандере сейчас борются два человека — циничный и хладнокровный офицер космофлота АСР и ветеран Войны Дистриктов со стороны «федератов», смотрящий с тоской в глазах на своего легендарного флотоводца.

— Давай, сынок, от тебя сейчас очень многое зависит! — Дрейк, почуяв кровь, как акула вцепился в свою жертву, стараясь ее не отпустить. — Одним словом ты можешь, либо спасти тысячу «моряков», смотрящих сейчас друг на друга в прицелы палубных пушек, либо погубить их.

— Сэр, вы не понимаете…

— Что ты перед собой видишь, Бартоломью? — Дрейк перебил своего собеседника, ткнув пальцем в тактическую карту, горящую в командном отсеке «Омахи» за своей спиной.

— В каком смысле, сэр? — Моунтейн не мог сосредоточиться.

— Что за корабли стоят напротив твоих? — задал уточняющий вопрос адмирал.

— Крейсер, на котором вы находитесь, потом — эсминец «Мэхэн» и русский линкор, вошедший в эллинг, — стал перечислять коммандер.

— Отлично, «Афину» пока оставим в покое, — отмахнулся старик. — Все мы знаем, как данный дредноут достался русским… Я сейчас имею в виду два наших корабля из 30-ой дивизии контр-адмирала Кенни. Как ты думаешь, Барт каким образом я так легко забрал их себе?

— Не могу знать, сэр, — неуверенно замотал головой Моунтейн. — Впрочем, не сильно удивлен этому факту, зная вас как одного из лучших адмиралов Ойкумены…

— К черту твои подлизывания! — нахмурился старик. — Никакие флотоводческие таланты не способны помочь захватить тяжелый крейсер противника, да еще и эсминец в придачу, тем более, когда у тебя на корабле нет ни одного действующего орудия! Нет, сынок, я заполучил «Омаху» и «Мэхэн» лишь потому, что добрая часть экипажей данных кораблей перешла на мою сторону…

— На «вашу» сторону, адмирал? — эхом повторил Моунтейн. — Я не совсем понимаю, что это означает…

— Все ты прекрасно понимаешь, Бартоломью Моунтейн! Ты не такой дебил, каким стараешься казаться! — взревел командующий, вскакивая с кресла и вперив взгляд в коммандера. Хотя не столько в него, ведь Дрейк знал, что его речь слышат на всех кораблях, окруживших сейчас 3-ий эллинг. — Понимаешь, но боишься произнести вслух! Давай, Барт, ответь за меня!

— Я не…

— Говори, мать твою! — эмоции захлестывали седовласого адмирала, который после этих слов тыкал себя пальцем в старый поношенный китель. — Ну же! Это и твоя сторона! Кого ты сейчас видишь перед собой⁈

— Вы снова «федерат», сэр, — наконец, выдавил из себя Бартоломью, устало откинувшись на спинку кресла. — Вы снова «серый» мундир…

— Все правильно, сынок, — несколько успокоившись, ответил Дрейк. — Я Итан Демиан Дрейк снова надеваю «серый» мундир космофлота Федерации, потому что в душе я таким оставался всегда. И скажу тебе больше, не только я… И ты, и половина твоих офицеров на «Юмури», а также на остальных вымпелах 6-го флота — все они «серые» мундиры! Это как генетический код, парень, его не выжечь железом и плазмой, он всегда будет внутри тебя, какого бы цвета китель ты не носил…

Сейчас был тот самый момент, который решает многое. Итан Дрейк своей эмоциональной речью сумел-таки посеять зерна сомнений в головах и сердцах слушающих и смотрящих на него с экрана американцев. Не то чтобы старик обладал какими-то невероятными талантами ритора и мастера слова. Нет, просто ему было легко найти отклик в сердцах все этих «моряков» проигравшей когда-то в страшной и беспощадной Гражданской войне стороны. Дрейк лишь напомнил, кто они и этого оказалось достаточно…

Неожиданно в наступившей тишине эфира, когда Барри Моунтейн по-прежнему как завороженный смотрел на своего командующего, а Итан Дрейк победно взирал на него с экрана, на том же самом мониторе перед адмиралом вставками начали появляться капитаны других кораблей.

— Коммандер Голанд, — линейный корабль «Саут Дакота», сэр, — представился широколицый с одутловатым мрачным лицом здоровяк. — 10-я «линейная»…

— Я знаю, кто ты Винсент, не обязательно представляться… Я еще не совсем старый, чтобы забывать своих лучших офицеров, — улыбнулся Дрейк словам коммандера.

— Сэр, то, что вы сейчас сказали…

— Давай без прелюдий, дружище, — Дрейк был на коне, вспомнив свою прежнюю экстравагантную манеру общения со своими подчиненными. — Я уже весь горю…

— Тогда вы знаете мой ответ, — ухмыльнулся Голанд. — Не только Моунтейн пришел к вам молодым лейтенантом, когда начиналась эта заварушка в Дистриктах между нами и «сенатскими». Я тоже был среди первых добровольцев, если не забыли…

— Я прекрасно помню это, Винс, — кивнул Итан Дрейк. — И помню, как ты храбро сражался в авангарде моего флота…

— Так вот, сэр, что бы ни было в дальнейшем, и как бы ни закончилась наша история, знайте, я с вами до конца! — Голанд с силой ударил себя в грудь пудовым кулаком. — И пусть мой линкор наполовину разрушен «раски», все, что в моих силах я сделаю… Сражайся или умри!