Уговоры возымели действие. Выбить из графа карт-бланш на дальнейшую скандализацию Костика у меня не вышло, но сам он, вынудив сына достать свой аналог телефона (рассмотрю при ближайшем случае!), надиктовал ему номер одного из своих советников, с которым надо будет консультироваться по поводу таких выходок. Однако, разошлись краями. Георгий Азов даже изволил встать грудью на нашу защиту, когда ко мне в комнату вновь начала ломиться его жена эйна с требованиями немедленно всех покарать, Костика освободить и вернуть в материнские объятия. А то тут его учат плохому и вообще.

Не то чтобы плохому, на самом деле. Мы же реально даже в борделе не были!

— Да иди ты! — издал крик души младший Азов, устремляясь на выход. Вот ведь неженка.

— «По краю прошли…», — пробурчала Фелиция.

— «Обычная истерика родителя, обнаружившего, что даже несущественные дети могут доставить существенные проблемы», — пожал плечами я, — «Скорее всего, меня бы кончили, а Константина изгнали, если бы этот Азов чуть меньше любил драть свою инопланетянку. А что он это дело любит, умеет и практикует в больших количествах, ну… очень хорошо видно».

На самом деле, так и есть. Прошли по краю, причем я чудом умудрился отгавкаться и убедить этого вельможу в правильности выбранного пути. Даже не так — убедить, не уронив собственного лица, что он, безусловно, оценил. Всё-таки, если судить по реакции Азова-младшего, обычно, когда на тебя орёт глава рода Истинных, то это смертный приговор. Ну а что делать? Нельзя, работая по полшишки, добиться результатов в таком тонком деле.

Вечером, после занятий по концентрации и выполнения домашнего задания для блондина, мы узнали, что сотворил граф. А он продемонстрировал куда большую адекватность и хитрожопость, чем можно было судить по дневным событиям! Выехав из академии, Азов поперся в редакцию одной из наиболее солидных газет Санкт-Петербурга, выдернул оттуда пару маститых репортеров с записывающими камерами, а затем выпустил их в засаду около другой редакции, как раз и виновной в первой гнусной статейке. А затем просто-напросто встал напротив главного входа, нахмурившись и состроив грозное чело. И стоял до тех пор, пока главный редактор не выскочил из здания, упав перед ним на колени и каясь во всех возможных грехах. То есть, минут пять простоял, где-то так.

Георгий дурака вслух извинил, сел в машину и уехал. А его репортёры, довольные как обожравшиеся комаров жабы, поехали к себе, готовить на следующее утро разгромные статьи, хороня газетенку. Дешево, сердито, благородно. Граф доволен, да и я доволен тоже, потому что всем в Академии глубоко плевать на правду, а значит легенда работает. Блондин, спаливший бордель — это куда интереснее, чем охреневший газетчик.

Люди всегда выбирают то, что интереснее. Им насрать на правду. Это уже мудрость из моего мира.

А в воскресенье я действительно устроил шашлык! Сбегав с утра до заначки, пополнил запас наличности с запасом, а затем, доехав до ближайшего рынка, купил у улыбчивой женщины знатного поросенка, причем, без зазрения совести, выбрав покрупнее, потому что для дела! Это самое дело выражалось в дичайшем визге свиньи, которой категорически не понравилось быть у меня подмышкой, так что пришлось этим воскресным утром её перекрикивать, стоя под окнами апартаментов Азова и вызывая того на пикник. Правда, пришлось опустошить бутылку вина, чтобы выполнить такой фокус с пострадавшими накануне руками, но дело того определенно стоило! Вообще, Константин услышал даже моё приближение с визжащей сиреной свиньей, но, как говорилось в моем прошлом мире, «словил кринж», не решаясь высунуться из окна. Это помогло мне привлечь побольше внимания к происходящему.

— Спускайся! — орал я, призывая всё новые и новые заспанные рожи в окнах общаги, — Свинью жарить будем! Смотри какая!

Свинья орала как резаная, что можно было считать удачной репетицией. К вящему счастью Константина, я обладал не только свиньей, но и взятым с определенной целью хавном, который и одолжил товарищу на забой.

Хавны как нам недавно рассказали на лекции, были оружием особенного толка, связанными именно с проблемой пришельцев из порталов. Точнее — сборным оружием. Закрепленный на прочном древке хавн становился мощной рогатиной, но и сам по себе часто и успешно применялся. Каким образом? Как орудие одного удара. Острое, тяжелое и широкое лезвие легко пробивало плоть, нанося фатальные раны, поэтому в древности люди частенько разменивались с пришельцами один на один, отправляя в атаку самоубийц с хавнами.

На свинье мы это увидели наглядно. Константин чуть ли не уронил массивный нож на шею удерживаемого мной свина, но этого хватило, чтобы рассечь ту почти до половины. Дальше уже я, оттолкнув затеявшего блевать аристократа, перехватил хавн, а затем добрым тычком вогнал его острием в свиную голову. Силы удара хватило, чтобы пробить её насквозь, принеся нашему шашлыку быструю и легкую смерть, хотя я особо и не старался.

Вот тебе и неуклюжий нож, оценил я эту чинкуэду. Да, он несподручный, фехтовать им наука довольно специфичная, скорее всего, но вот если воткнешь — всё. Даже слон, скорее всего, спустя какое-то время даст дуба. Слишком жуткие раны. Это не нож, это натуральный тяжелый обоюдоострый кол, легко «тонущий» в плоти жертвы!

Хрупкий блондин, кстати, умудрился взять себя в руки и блевать не стал, но ругаться и проклинать меня, занятого разделкой порося, у него язык не поворачивался по вполне понятным причинам. Но хотелось и, видимо, очень сильно. Поэтому товарищ Азов решил эту проблему вполне традиционным способом — присосавшись к одной из бутылок вина, которые я выставил на стол беседки исключительно в маскировочных целях и для создания впечатления на жительниц соседнего общежития!

К тому моменту, когда шашлык начал подрумяниваться, графий сын был уже харррроший и местами даже лихой. Уже обращая мало внимания на свою «слегка» забрызганную вином и кровищей рубашку, Константин шатался вокруг меня с бутылью вина и всячески пытался опорочить мою же честь своими пространными, но несомненно идущими от души высказываниями. В основном его изречения крутились около того, что мир и житие неизменно разочаровывали юношу своей предубежденностью к милым и хрупким созданиям, внутри которых ведь может биться отвага льва и мудрость черепахи, но с тех пор, как в его жизни появился я, дно этого разочарования было многократно пробито до такой степени, что сейчас он, Константин, с некоторой ностальгией вспоминает пирожные в салонах, куда его таскала мама.

Я кивал, опрыскивая слабым вином полыхающие угли и краем глаза наблюдая за многочисленными свидетелями этого кутежа. А их было, между прочим, куда больше, чем я рассчитывал. Кажется, из-за того, что рубашка младшего Азова была люто угваздана разными красными жидкостями, но его лихой и придурковатый вид позволял зрителям убедиться, что блондину не просто хорошо, а вообще прекрасно.

— «Кейн, ты меня удивляешь», — забурчала Фелиция, как только мы с товарищем вцепились зубами в наисвежайшее жареное мясо, которому я дал промариноваться в вине буквально полчаса, — «Зачем ты устроил этот цирк? У нас вчера лишь чудом не образовалось очень серьезных проблем!»

— «Затем, что на полумерах останавливаться нельзя», — хмыкнул я мысленно, наслаждаясь каждым укусом и посматривая на перемазанного жиром блондина, с удовольствием грызущего угощение, — «Одна проделка, две проделки — они не создадут репутации, даймон. Общественное мнение обладает высокой инерцией, чем сильнее отодвинешь — тем сильнее тебя приложит в будущем на противоходе, если не доведешь до конца. Но создай себе прочную репутацию, укажи границы — и даже твои недоброжелатели потом будут поддерживать легенду. А у меня нет ни времени, ни желания возиться с этим мелким, выстраивая ему славу отморозка по мелочам»

— «Пф, как будто я поверю, что ты действительно ждешь чего-то от этой… выходки!»

— «За нами наблюдает более сотни человек, даймон. Включая трех преподавателей, куратора курса и двух служителей территории. И ни один из них не вмешивается. Дальше уже думай сама»