После первого такого эксперимента у дома Форса чуть покосилась крыша. После второго в трубу от камина поднялся столп огня, вырвался на свободу и взвился до самого неба. А вот после третьего, когда у Форса неожиданно полопались все банки с вареньем в кладовой, маг взвыл:

— Всё! С этого дня экспериментировать будешь только под моим присмотром!!!

Дэйн обещал и старался не нарушать собственное слово. Впрочем, наставник порой махал на ученика рукой и садился рядом, с круглыми глазами наблюдая, как юноша выводит на листочке очередную формулу. И с каждым днём эти формулы становились всё лучше и лучше, всё сложнее и сложнее…

— Ты знаешь, что привёз в мой дом настоящее сокровище? — спросил Форс, когда спустя два месяца вернулся Аравейн. Беловолосый чародей только понимающе улыбнулся.

Как объяснил наставник Дэйнару, маги Разума тоже бывают разные. Зачатками этой магии обладают многие волшебники, иначе не освоить мыслеречь и некоторые заклинания, требующие внутренней концентрации при отсутствии словесного изъявления. Самые слабые маги Разума могут работать только с животными, маги посильнее — с людьми, эльфами, оборотнями и всеми остальными. Но лишь одна пятая часть магов Разума способна на составление и разработку новых заклинаний.

Дэйнар был не просто способен на подобное — он обожал экспериментировать. Занимаясь этим, он забывал обо всём, погружаясь в мир, где не существовало боли и страданий, где никто и никогда не швырял в него камни, где он чувствовал себя не отверженным горбуном, а обычным юношей.

Иногда она уходила в Северный лес, ложилась на берегу озера и, запустив длинные тонкие пальцы в чёрную землю, закрывала глаза.

В такие моменты Лирин чувствовала, как из неё медленно, по капле, уходит жизнь. Всё тело болело, горело и ломало, но она упрямо продолжала приходить на берег озера и отдавать свой долг.

Лирин помнила о своём обещании. Впрочем, на самом деле она не думала больше почти ни о чём — только о Дэйне. Единственное, чего девушка по-настоящему хотела — это его возвращения.

У старшего советника она по-прежнему училась, и Рэнгар был очень доволен своей ученицей. Девушка схватывала всё на лету — языки давались Лирин легко, история отскакивала от зубов, математика и экономика не вызывали ни малейших затруднений. И постепенно Рэнгар начал уделять девушке всё больше и больше времени, стараясь сделать из неё, как он выражался, «образцового первого советника».

Родители были недовольны. Пытаясь поговорить с дочерью, они неизменно натыкались на холодную непробиваемую стену. Жёлтые глаза Лирин словно превратились в две льдинки, больно коловшие всех, кто пытался понять, что происходит в её сердце.

— Пойми же, дурочка, — горячился отец, — советники — всё равно, что рабы. Конечно, им почёт и уважение, но какой ценой это достигается! Почему, Лирин? Почему ты выбрала такой жизненный путь?

Мать просто молча плакала, глядя на отрешенное лицо дочери. Маре казалось — их с Родэном кто-то проклял. Сначала Дэйнар, родившийся горбуном, потом смерть Рэйнара, и вот, теперь Лирин — равнодушная, решившая посвятить жизнь служению дартхари, что, скорее всего, означало — внуков они вряд ли дождутся. Советники были нужны не для продолжения клана, а для помощи быстро меняющимся дартхари в управлении Арронтаром.

А ещё… кто польстится на Лирин теперь, когда она из сильной волчицы-ара стала слабой анта? Девушка почти не пахла самкой и была слаба, как новорожденный волчонок.

— Куда делась твоя сила? — прошептала Мара, стараясь поймать взгляд дочери. С некоторых пор Лирин почти всегда отводила его, словно не хотела смотреть родителям в глаза.

Вот и сейчас — уставилась в окно, даже не мигая.

— Ушла в землю, — ответила наконец.

Мара с Родэном удивлённо переглянулись.

— Так не бывает, дочь! — отрезал отец. — Сила даётся от рождения и проявляется в Ночь Первого Обращения. Ты же прошла её, с успехом прошла, ты была одной из самых сильных ара, Лирин!

— Была, — согласилась девушка, не отрывая взгляд от окна, где в тёмной небесной вышине мерцали яркие звёзды.

С недавних пор она ненавидела эти совместные с родителями ужины. Каждый день одно и то же — почему ты решила стать советником, куда делась сила… Что она могла ответить?!

А ещё…

Лирин не хотела даже смотреть на отца и мать. Не хотела, потому что…

— Зачем ты прогнал Дэйна?

Не ожидавший такого вопроса Родэн вздрогнул. Вздрогнул не только от вопроса — впервые за последние три месяца дочь взглянула на него прямо.

— Я ведь объяснила — Дэйн не сделал ничего плохого. Ничего. Наоборот, он спас меня тогда. Зачем ты прогнал его?

Под этим спокойным и каким-то безжизненным взглядом Родэн растерялся.

— Дэйнар — позор для нас… и для всей стаи.

Лирин вдруг вскочила со стула, взмахнула руками так, что кружка с травяным настоем упала на стол и по скатерти начало расползаться тёмное пятно, и закричала:

— Позор?! Нет! Это не он — позор! Это мы все, мы — позор!! Позор для Арронтара! Позор, потому что придаем значение только внешней красоте и силе и презираем остальных! Презираем настолько, что готовы убить лишь за то, что они родились не такими!

— Дочка… — прошептала Мара, не веря своим ушам: Лирин… защищала Дэйна?!

— Я стала задаваться вопросом, что он сделал, несколько лет назад. Он ни разу не причинил мне боль, не ответил агрессией на агрессию, только убегал и прятался. Я считала это слабостью. Только недавно поняла — возможно, в этом и есть настоящая сила… Сила куда бо́льшая, нежели физическая. — Глаза Лирин сверкнули. Почти как раньше, когда она ещё была ара… — Эта сила — в нежелании отвечать злом на зло. Эта сила — в способности не испытывать ненависти к тем, кто готов в любой момент бросить в тебя камень. Эта сила — в способности… — На мгновение девушка запнулась, но потом всё-таки продолжила: — В способности прощать.

Родэн и Мара не знали, что ответить дочери, но Лирин и не ждала ответа. Усмехнувшись, девушка выбежала из столовой и помчалась вглубь Северного леса, к озеру Дэйна.

Там, размазывая слёзы по щекам, она упала на землю и, свернувшись калачиком, застыла.

— Я скучаю. Это глупо, да?

Слезинка скатилась по щеке и впиталась в почву.

— Я ведь почти не знала его. Я даже… ни разу не обнимала его в последние годы. Ни разу…

Выглянувшая из-за туч луна посеребрила землю, коснулась седой прядки в волосах Лирин — будто по голове погладила.

— Я сказала родителям, что сила — в способности прощать. Но я не знаю… Сможет ли он простить? Как ты думаешь — сможет?

Она долго вслушивалась в тихое дыхание леса. Но Арронтар молчал.

Словно и сам не знал ответа на заданный Лирин вопрос.

Торопливый завтрак, занятия с Форсом, обед или ужин — в зависимости от того, насколько они увлеклись уроками, — вечерние посиделки с Фрэн, а иногда — с Аравейном, если он гостил в Нерейске, спокойные, красочные сны, в которых он иногда летал… Летал, чтобы коснуться щеки грустной светловолосой девушки с седой прядью, а, проснувшись, старался не вспоминать о том, что видел во сне.

Так прошли два года.

За это время Дэйнар успел хорошо изучить магию Разума и увлекся лекарским делом. Форс и сам был неплохим врачевателем, и с удовольствием начал учить юношу ещё и этому искусству. А чуть позже Дэйн устроился помощником к главному лекарю Нерейска, мастеру Гордуру, и получил первый заработок.

Нет, он и раньше кое-что зарабатывал, но это была мелочь. Ходил с Лирдом за рыбой к Погибели (Фрэн за ту неделю так изволновалась, что когда Дэйнар вернулся, разрыдалась от облегчения), делал разные зелья и продавал их через Форса и даже один раз смастерил амулет на заказ. Но всё это было не совсем по-настоящему, казалось какой-то игрой, сном…