- А разве такое возможно? - спросил за всех Изотов.

- Ну, вы понимаете… - попытался поспешно выкрутиться Николай, - Мало ли кто из работников предприятия может выписать пропуск своему приятелю. Может это был журналист, может… может…

- Так ты бы выяснил, кому выписывали пропуска за прошлую неделю, - недовольно пробурчал Тарасов, - И проверила, какой это журналист шлялся по цехам без сопровождения.

- Почему же без сопровождения, - возмутился начальник службы безопасности, - Вполне возможно его кто-нибудь и сопровождал. Только вот херр Шульц сопровождавшего не заметил. А заметил как раз этого рыжего со шрамом. Но я, конечно, выясню.

- Уж будь любезен, - высокомерно проговорила Марго, - А то у меня все крепнет мысль, что ты свои обязанности так же плохо будешь исполнять и в лилово-желтом комбинезоне.

Ответить на такое обвинение Рубцов не смог. Крыть было не чем. Он лишь проводил ее ненавидящим взглядом и пробормотал:

- Странно все это…

***

Тамара выскочила из дверей офисного здания и, не обращая внимания на мелкий накрапывающий дождик, который вполне мог быстро перерасти в майский ливень, запрыгала вниз по ступенькам крыльца.

Спустившись, она обхватила плечи руками и побрела вдоль административного корпуса. Мысли ее были нерадостные, но уже и не истеричные. Бежать до Канадской границы она раздумала. В конце концов, большее, что с ней может случиться – ее уволят с работы. Под суд она вряд ли попадет. Однако терять постоянное место с хорошей зарплатой и перспективой перевода из секретарш куда-нибудь на более стоящую должность ей не хотелось. И, тем не менее, она приучала себя к мысли, что этого не избежать. Директор вряд ли простит ей предательство. А если всплывет история ее прошлого увольнения, которым ее теперь шантажируют, то господин Тарасов вряд ли станет ей сочувствовать.

Можно ли списать свой поступок на халатность и недомыслие. Ведь Рубцову именно по этим причинам уже давно все сходит с рук. Но Рубцов – большой друг директора. Можно сказать лучший друг. Тамаре пришла в голову шальная мысль, от которой она поморщилась: а что, если соблазнить Тарасова?! Вообще-то она ничем подобным ранее не занималась, но ведь ранее она и не оказывалась в таком отчаянном положении. А если Тимофей Петрович клюнет на ее «ухаживания», он простит ей многое. В том числе и ее промах.

И словно немым укором перед глазами ее возник Андрей Сазонов. Не мысленный, а вполне реальный. И выглядел он тоже не лучшим образом: бледный, обросший трехдневной щетиной, с ввалившимися глазами. Тамара замедлила шаг, раздумывая, стоит ли подходить к нему или лучше сделать вид, что она его не заметила или не узнала, и пройти мимо. Но он сам за нее решил. Он вяло улыбнулся и направился прямо к ней навстречу.

- Как поживаете, Тамара Волкова? – с какой-то надсадной приветливостью обратился он к ней.

Она сжала пальцами локти с такой силой, что стало больно, и вместо ответа спросила:

- Вы курите?

Он ухмыльнулся и, вытащив из кармана рабочего халата пачку Parliament, протянул ей.

- Спасибо, - дрожащей рукой она вытащила сигарету, с трудом сунула ее в рот.

Он поднес зажигалку. Едкий дым заставил ее закашляться.

- Боже! Какая дрянь! – сквозь слезы и неожиданно возникший насморк выдохнула она.

- Судя по всему, поживаете вы не слишком хорошо, - внимательно глядя на нее, проговорил Сазонов, - Начальник замучил?

- Можно подумать, начальник – это единственная проблема, которая может возникнуть у девушки, - проворчала она, разглядывая дымящуюся в своих руках сигарету. Курить ей расхотелось.

- Дайте мне, - он легко выхватил сигарету из ее пальцев и сунул себе в рот, - Так будет лучше. Курение должно приносить если не радость, то хотя бы успокоение. А курить, чтобы еще больше испортить себе настроение не стоит.

- Спасибо за лекцию, - усмехнулась она и впервые за все их недолгое общение отважилась взглянуть ему в глаза, - А вы как поживаете?

Он затянулся, выпустил сизый дым и безрадостно улыбнулся:

- Ну, если мы встретились с вами здесь под дождем в обоюдном желании докуриться до полусмерти, то, видимо, не лучше вашего.

- Но у вас вроде бы нет докучливого начальника.

- У меня полно докучливых проблем… - он вдруг глянул на нее, как ей показалось, испуганно, а потом его голос стал сухим и даже резким, - Знаете, Тамара… лучше нам с вами пока не встречаться…

- Надеюсь, вы не подумали, что я прибежала сюда, увидев вас из окошка приемной, - обиделась она, почувствовав, что дождик принес прохладу. По рукам побежали мурашки.

Он поморщился, виновато опустил голову и проговорил уже теплее:

- Нет-нет… вы не подумайте ничего такого… я вовсе не это имел в виду… черт, да я запутался тут с вами! – он вдруг неестественно хохотнул, - Просто мы постоянно сталкиваемся, и я чувствую… словом я действительно хотел бы поболтать с вами, но сейчас… Это совсем не нужно. Честное слово! Не обижайтесь только!

Она неожиданно поняла, что в этот момент теряет нечто очень важное в своей жизни. Нечто настолько ценное, что мгновенно ощутила вокруг себя пустоту. Ей стало страшно холодно. Горло опять запершило. А глаза налились жаром сдерживаемых слез.

«Еще не хватало разрыдаться перед ним!» - озлобленно подумала она и резко развернулась на каблуках.

- Серьезно, Тамара…

Услыхала она за спиной, и быстро, как могла на своих высоких каблуках, зашагала назад к крыльцу офисного здания.

Сазонов с тоской смотрел ей вслед.

«Еще секунда и я рассказал бы ей все!» – неожиданно пришло ему в голову. И по тому, как защемило в груди, он понял, что именно этого ему хотелось сейчас больше всего на свете. Он почему-то был уверен, что эта хрупкая девушка сможет не только его выслушать, понять и пожалеть, но и поддержать.

- Как заставить блондинку изменить мнение?

- Подуть ей в ухо.

(Из сборника анекдотов)

Главный бухгалтер Петр Семенович Барсуков залетел в здание аэропорта Шереметьево-2, и, собрав остатки воли в единый сгусток, заставил себя выглядеть спокойным и даже в некоторой степени рассеянным. Правда охранник аэропорта все-таки покосился с неприязнью на бледного и потного господина в пиджаке и с тонким портфелем в руке, который явно делал вид, что он простой командировочный. По причине своей профессиональной подозрительности он два раза прошелся вдоль и поперек этого тучного господина своим щупом и ненадолго задумался, а не препроводить ли его в специальное помещение и не заставить ли там его раздеться до трусов. Но потом передумал. За эту смену он уже водил троих иностранных туристов в то самое помещение и заставлял их там раздеваться, чем вызвал недвусмысленные смешки коллег в свой адрес. В наши дни, бдительность, к сожалению, не популярна.

- Идите, - буркнул он Барсукову и так на него посмотрел, что каждому даже не слишком внимательному человеку стало бы понятно, что теперь он под особым вниманием охраны аэропорта.

Семен Петрович это, разумеется, понял.

«Плохо, - сказал он себе, - Нельзя светиться!»

Два часа назад он решил бежать прочь, практически, куда глаза глядят. Решил сразу же после того, как узнал, что несчастного Ваську Подстригаева нашли мертвым в квартире херра Шульца. И бежал он, конечно, не от ответственности перед Васькиными родителями, которые ему доверили свое дитя, попросив пристроить на тепленькое местечко на заводе. Как всякий пожилой, разумный человек бухгалтер Барсуков знал, что от такого груза не убежишь. Ночами будешь мучиться до конца своих дней.

Семен Петрович бежал, потому что по-животному испугался. Он и сейчас все еще не ощущал себя человеком. Он был загнанным зверем, растерявшим в своей панике все, что присуще человеку, включая разум.

«Бежать! Бежать! – крутилось в голове, - Убивают всех, кто связан с этой чертовой колбасой! Следы заметают подчистую. И я следующий!»