Постепенно удалось добраться до расщелины в земле, довольной широкой и крайне глубокой. Множество мостов объединяли норы и лабиринты подземной крепости. Повсюду висели клетки с ещё живыми смертными, которые стенали от боли и молили их спасти, тянясь руками к двум гостям. Эмоции являются одним из определяющих факторов теней Кихариса, они же являются источником силы и демонов, которые буквально растворяют чужой или свой грех, преобразуя его в хар для последующего использования. Таким образом если ревнитель Ароса в драке с демоном позволил себе использовать собственный гнев, то этот смертный уже как правило труп. Хотя, конечно, нужно учитывать какой демон перед тобой. Демон уныния гнев переварить не сможет.

И вскоре показались врата не в сам ад, но в обитель учителя, у которого оба сына Зелгиоса прошли свой последний урок от своего отца. Жестокий, но необходимый урок, на котором очень сильно настаивали и другие наставники, в том числе Халсу’Алуби. А ад получается уже за другими дверями где-то внутри этой обители.

Но стоило лишь оказаться перед входом, как тут же колоссальный выброс хара остановил дыхание Ады, которая обернулась назад и обнажила оружие, прижавшись своей спиной к спине наставника. Первородный страх смерти не сковал тело, но бил по мозгам тысячей молотов, мешая мыслить здраво. Огромное количество энергии вышло из разлома, создавая самый опасный огонь.

Пламя преисподней рождалось где-то на дне расщелины и стремительно шло вверх. И что самое ужасное, этот огонь совершенно не подчинялся Огненной Бестии, ведь имел иную, полностью извращённую природу. Он не просто за одно лишь прикосновения превращал всё в пепел, он сжигал даже чуть ли не сами души. Одно прикосновение этой дряни и ментальное тело паресиса тут же начинает гореть, если подоспеет целитель, то удастся остановить пожар. Только вот, тление не остановит уже ничто, медленно и мучительно будет умирать даже архимаг, пока его ментальные каналы будут превращаться в пепел на протяжении долгих лет или веков, зависит от упорства. Муки и адская агония сломают разум и возможно даже превратят мага в нового демона, когда сгорят все добродетели и останется лишь вырвавшаяся наружу гниль.

И тут же наружу вырвалось безумие, сосредоточенное в кровавом кристалле. Пожирая силу внутри аристократа, оно создавало барьер, не позволяя смерти забрать двух гостей. В этом и была главная сила проклятого перстня, способного бороться даже с высшей формой магии демонов. Страшно даже представить, что мог делать с этим артефактом Халсу’Алуби, будучи куда более подходящим носителем, в отличии от янтарноглазого мага, в силу предрасположенности неспособного раскрыть весь потенциал своего оружия.

— Открывай врата, Рождённый в Грехе, к тебе пришёл второй сын Зелгиоса Торвандори и он принёс то, что было несправедливо украдено! — во всеуслышанье объявил Ланс, доставая Сердце Вулкана.

И вихрем поднялся пепел в клетках, где некогда страдали рабы и чем быстрее отворялись ворота, тем сильнее становились порывы ветра. Хозяин вулкана давно ждал этого дня и не стал отказывать. А тем временем полчища демонов уже снова вылезали из нор, чтобы поместить в освобождённые клетки новую добычу.

Пустые коридоры и жуткие залы встретили двух гостей, посетивших перепутье между мирами. Чёрным обожжённым кирпичом выкладывались здесь дороги, единственным источником света являлись лавовые реки, что лились без остановки сквозь трещины и дыры древней крепости, пока со всех сторон, даже сквозь толщи пород, неслись леденящие душу крики. Не было никаких стражей и лишь говорящий пепел служил лучшим защитником от любых гостей и заставлял тех трепетать в ужасе, ведь каждый сантиметр здесь пропитан чистым грехом, способным развратить любого: вопрос лишь во времени.

— Ада, ты всё запомнила? — спросил Ланс, достигнув прохода, где вместо двери путь преграждал удивительно плотный туман, в котором без остановки играло пламя.

— Да, — утвердительно кивнула Огненная Бестия.

На самом деле ученица вела себя крайне сдержанно для своего первого посещения может и не самой преисподней, но её очень чёткого отражения. Внешне так и не скажешь, но это место крайне опасно и не из-за всякой лавы и прочих тварей. В процессе демонических пиров тени Кихариса меняются согласно безумную течению разума грешников. Ментальная проекция полностью состоит лишь из пороков и если Ахикрис влияет на Кихарис, то и Кихарис может влиять на Ахикрис, что буквально выливается в постоянную волевую борьбу с навязчивыми желаниями и слабостями, которые есть в каждом и лишь ждут своего тёмного часа, чтобы разгореться гнилостным пламенем. А если уж порок и так лежит на видном месте, то моральное разложение происходит за считанные мгновения. Сойти с ума здесь проще простого.

Но Ада не такая уж и слабая, как и хватает в ойкумене даже детей, способных противостоять преисподней. Во многом из-за того, что дети ещё не успели впитать в себя всю окружающую мерзость и зачастую их помыслы столь же чистые как сияние Ароса. Может наивные, но чистые помыслы. Так что в каком-то смысле с возрастом всем паресисам становится лишь сложнее противостоять пороку, ведь самое лучшее что может случится за века жизни — это добавление в свой характер циничных черт. Чаще же архимаги буквально теряют человечность и разрушают барьеры морали, ведь все остальные живущие меньше тысячи лет существа для них — биологический материал для экспериментов, может быть домашняя зверюшка, не более. Отличная почва как минимум для зарождения гордыни. И даже если их не подчинит преисподняя… то хватает и других способов пасть довольно низко, превратившись в самого настоящего монстра.

— Жди здесь и возьми это.

Внезапно Лансемалион Бальмуар снял сначала свой лазурный перстень, который далеко не всё время находился у Ады. Всё же носить такой мощный артефакт на постоянной основе довольно сложно, так что его ученица всегда возвращала и после брала снова для тренировок после отдыха. Однако затем вдруг прямо с ног аристократа каменной волной слетели и поножи Литаса…

— И это… тоже отдаю тебе, — спустя некоторые размышления, поборов неуверенность, наставник снял и перстень с мутной поверхностью. — Особо к ним не привыкай, более того даже не пытайся ими пользоваться. В том числе и лазурным перстнем, к которому ты привыкла. Иначе он тебя унесёт и этим тут же воспользуются. Поножи Литаса ты вообще не носила, но не думай, что они безобидны. Если они сочтут тебя недостаточно прочными, то тебя ждёт мучительная пытка, ведь они тут же начнут ломать все твои конечности, а ты даже снять их не сможешь. Твоя задача просто их сохранить и ничего более. Носи, но ни в коем случае не используй!

— А если…

— Он не посмеет забрать их силой против твоего желания. Всё, жди здесь.

И с этими словами аристократ вошёл прямо в полымя, оставив себе лишь кровавый перстень и ещё некоторые игрушки. Эти три мощных артефакта пришлось оставить, ведь они могут вобрать в себя пагубное влияние извне в дальнейшим. Всё из-за того, что они обладают некоторой долей самосознания. Простые игрушки просто сломаются, а эти в случае порчи ещё и создать проблем успеют. Кроме того, потерю этих артефактов допустить нельзя, они слишком уникальны и должны попасть в руки прошлых владельцев на случай критической ошибки янтарноглазого мага, решившего совершить сделку с демоном.

Как только туман растворился, то Лансемалион Бальмуар оказался не в жерле вулкана и не в какой-нибудь пыточной, а в довольно обычной спальне. Конечно, комбинация алых и чёрных цветов делала место несколько агрессивным, но здесь не было ничего такого, что можно назвать исключительной чертой преисподней, за исключением парочки декоративных черепов, но они выглядели скорее эстетично, нежели отвратно. Да и вообще, черепа — это больше про вампиров, некромантов, чернокнижников всяких, так что момент спорный.

— Оставил свои игрушки снаружи? — сами стены комнаты заговорили с гостем. — Боишься, что я их испорчу?