Эмоции вылились приступом раздражения вперемешку с замешательством.
— Ты… Ты напугал меня! С ума сошел? Ты что здесь делаешь… среди ночи? Мог бы и предупредить! Сидишь тут, как маньяк… Уйди из моей комнаты. Макс! Сейчас же. Убирайся!
Шевельнулся, подтверждая, что он не плод моего разыгравшегося воображения, и я услышала:
— Все твое — мое. Забыла? А все мое — твое… Ну, так что, Ника… как мы будем делить друзей? Предлагаю разделить их поровну… Впрочем… сегодня я открыт для обсуждений.
— Что ты несешь? — пробормотала. — Ты что, пьяный? — он тяжело поднялся. Подошел ближе, потом ближе, потом приблизился почти вплотную, но запаха алкоголя все еще не было. Выдохнула с облегчением, предприняв попытку все доступно ему объяснить, — послушай, Макс, то, что произошло…
— А что произошло? — перебил он. Смотрел безо всякого выражения, но я знала, где-то внутри уже пробуждается холодная неконтролируемая ярость. — Что произошло после того, как вы уехали? Я же не в курсе твоих дел, куколка… Не в курсе даже, где вас носило столько времени. Тебе понравилось проводить время… с другим? Тебе понравилось? Отвечай!
Да как он смеет…
— А тебе?? Ты там неплохо проводил время. Тебе, Макс! Понравилось?
— Понравилось! — огрызнулся зло, — так понравилось, что приехал сюда раньше тебя… — казалось, взглядом изучал меня, пытался разложить по полочкам. Не получалось, и это его беспокоило, — знаешь, а я ждал тебя. Сидел в твоем кресле… ждал… вспоминал. Вот такой я дурак. Я все-таки дурак, видишь? Так где ты нахрен пропадала??
В таком состоянии он точно не станет меня слушать. Просто не способен, я это понимаю. Он — нет. Я не готова. Не к этому противостоянию. Не сегодня.
— Ну, все… довольно… я вообще-то не обязана…
— Нет, ты не обязана, — обманчиво-легко согласился. — Но ты за все мне ответишь, Ника. За все.
— Захочу, отвечу, а не захочу… — разозлившись, направилась к дверям, намереваясь немедленно выпроводить его из своей комнаты, — выйди, я устала. Сейчас я устала. Если хочешь поговорить, давай сделаем это завтра… давай…
— Нет, сейчас. Мы. С тобой. Поговорим. Здесь. И сейчас, — я знала, что с ним бывает, когда начинает так чеканить каждое слово. Осталось только закурить. — Вернись сюда и сядь в это чертово кресло! Сядь, ты что, не слышишь, Ника?!
Его гневный рев ударил меня в спину, я не успела дойти до выхода, догнал. Взяв за плечи, подвел и насильно усадил в кресло. Навис сверху, не давая подняться, упираясь кулаками в подлокотники, не отводил глаз. Было жутко от самой обстановки. От атмосферы, которую он создал, от внутреннего напряжения, энергии, что отскакивала, потрескивая, от него, как шаровые молнии. А потом он выдавил сквозь зубы:
— Сдается мне, что ты не все рассказала о ночи, проведенной в моей постели… О чем-то ты умолчала, да? Забыла поблагодарить… Забыла упомянуть об одном приватном бонусе на безвозмездной основе, который получила от меня? Я не в обиде, куколка. Наверное, ты просто забыла… о том, как довольной кошкой извивалась подо мной, умоляя: еще, Макс, еще…
Меня мгновенно затопило пунцовой гуашью стыда от такой циничной откровенности, и это было красноречивее любых слов. Макс крепко стиснул зубы, резко выпрямляясь и со свистом выдыхая. Витиевато выругался. Отпрянул от меня, как корова языком слизала. Схватился за голову, растирая до немоты лицо. Наверное, о чем-то смутно припоминая, целился наугад, а попал прямо в яблочко. Пришел в ярость, круто разворачиваясь ко мне. Саданул рукой по занавеси из бус, сбивая несколько низок. Сорвал. Бусины прыснули в стороны, разлетаясь, он прошел по ним, давя с хрустом.
— Почему не сказала? Почему сама мне не сказала?? Почему из тебя все приходится клещами вытаскивать??
Я подскочила на ноги. Ноги почти не слушались.
— Не кричи на меня! Как я могла о таком сказать? Как? Да и ты… ты же ничего не помнил…
— О каком таком? — прищурился Макс, подходя ближе, нервно поддергивая рукава, словно к драке готовился, — о каком нахрен таком, я не понял? Когда нес тебя в кровать, должна была понимать, не в игрушки приглашал играть! Ты… глупая малолетка… инстинкт самосохранения отсутствует напрочь? А может, мне нужно довершить начатое, чтобы ты успокоилась и перестала, наконец, портить мне. Мою. Гребаную. Жизнь?!
— Я ничего тебе не порчу! Ничего! Это ты сам… ты… И хватит так вести себя со мной!
— Как так?
— Как с недалеким… неразумным ребенком. В отличие от тебя, я все понимала. Это ты тогда нажрался, а не я… Я-то все понимала!! Все!
— Вот это и странно, — он ходил, потряхивая головой, словно блох нацеплял, — вот это и не дает мне покоя, Ника. Какого черта… и я никак не могу понять…
— А нечего тут понимать! Отстань уже от меня! Отойди! Не хочешь уходить, так я сама уйду. Внизу переночую, на диване. Дай мне пройти. Хочу уйти… Хватит с меня! С меня уже хватит!!
Но он держал меня за локоть цепко, больно. Подтянул к себе.
— Хватит? Хватит?! Тебе не кажется, что нужно было раньше это говорить… делать. Залепить мне пощечину… выцарапать глаза… позвать на помощь… заорать… Раньше, Ника, а теперь…
— Что теперь? Ну, что теперь? Что тебе надо, Макс? Да что тебе надо от меня?
— А сама еще не догадалась??
Руки сомкнулись на моих плечах, не давая двинуться с места. Я вырывалась яростно, но он не чувствовал, не видел, что я в шаге от истерики, потому что и сам был на краю. И я шагала и шагала, пятилась, пока мы не достигли противоположной стены.
— Зачем ты появилась? — затряс меня так, что я зажмурилась от страха, не попадая зуб на зуб. Жестко сжал ладонями лицо, прижался лбом к моему лбу, будто мечтал проломить мне череп, — зачем ты приехала сюда? Зачем я вернулся в этот город? Зачем я тебя увидел? Ты все разрушила… Ты все… Черт, как же ты меня… как же ты меня достала… как же… как же я тебя…
Я жадно глотала воздух, пила кислород из одного источника с ним, и мне его критически не хватало. Словно мы стали одним целым… словно у нас одни легкие на двоих… Макса подергивало от перевозбуждения, трясло от всплеска желания… или адреналина… а может, дикой ярости на меня. Его пульс строчил, как пулемет. Наперегонки с моим. Нас притянуло друг к другу, спаяло в объятиях, как кандалами опутало. Хотела ли я этих цепей? Тех, что свяжут нас еще больше, тех, которые рваться будут еще труднее, мучительнее…
— Хочу опять тебя почувствовать… как наркоман… хотя бы еще одну дозу… дай мне…
— Макс… не трогай… не обнимай меня… запрещаю…
А его руки, губы жили своей жизнью, хотели тесноты, контакта, разрядки. Мяли меня с надрывом, исследовали с жадностью, подчиняли, преследовали. Сопротивлялась из последних сил, отворачивая лицо, но он все равно везде находил мои губы. А ноги больше не держали, и я цеплялась за него, прогибалась, даря саму себя, противореча самой себе.
— Не прикасайся ко мне… — шептала между поцелуями, — ты не имеешь на это права… не имеешь никакого права…
— Я знаю… — шептал в ответ, — знаю…
Плевать ему было на мое сопротивление. И на мои чувства ему тоже плевать. Он не отпускал. Утягивал в омут. Не давал освободиться, прижимал к себе, купируя все до единой попытки вырваться. Без шансов. Целовал снова и снова. Как путник, помешавшийся от жажды. Был груб, не спрашивая разрешения — Макс брал. Хотел присвоить. Будто я была желанным трофеем. Не удержалась, по щекам потекли слезы. От бессилия. От отчаяния. Я не могла стряхнуть с себя его руки, как не могла вырвать его имя из сердца, не нанеся себе смертельную рану.
Был момент, я поверила, что все случится именно здесь… случится именно так…
Не сразу поняла, что он меня больше не держит, что осталась одна. Голова шла кругом, в глазах плыли разноцветные круги, меня тоже било током, и я была готова ко всему… но не к тому, что он меня отпустит. Но ведь не уходил. Искал во мне что-то. Наверное, то, что давно потерял. А может, хотел обрести. Ждал безмолвно, разрывая мне сердце. Ведь то, что он искал, лежало на поверхности.
