К тому времени, когда вернулась к кровати, Макс уже заснул. Одетый, поверх одеяла, но все-таки… Макс Ярцев в моей постели. Уму непостижимо. Удобный случай, чтобы разглядывать его без стеснения. Без стыда. Без обычной робости. Спящий, Макс выглядел таким беззащитным… уязвимым… и таким убийственно милым… Резко тряхнула головой, пока воображение совсем не разыгралось. Случаем не воспользовалась… может, завтра буду корить себя. Скорее всего… Скорее всего…

Вздохнув, потушила свет. Скинула тапки, забираясь на кровать с противоположной стороны. Кровать широкая, толкаться локтями не придется. Угнездившись на краю, по миллиметру, не дыша, вытащила из-под его плеча запасную подушку, но он все-таки пошевелился. Затаилась, прислушиваясь: Макс глубоко вздохнул пару раз, пробормотал что-то, но так и не проснулся.

Моя постель творила чудеса. Размякла тоже. Лежала в тишине, рассматривая тени на потолке. Бездумно. Очертания комнаты неторопливо проступали, являясь взору из небытия. Бесцветную темноту комнаты плавно разматывала по углам тусклая акварель приближающегося утра. Светлело уверенно, с каждой минутой все больше, но по-настоящему светать будет еще не скоро. Вечные зимние сумерки.

Слушая ровное дыхание спящего рядом мужчины, прикрыла веки. Ведь тоже надо поспать. Надеюсь, Макс не храпит. Будильник, конечно, меня разбудит, как обычно, но… Поняла, что очень рассчитываю: пусть он уйдет в свою комнату прежде, чем кто-нибудь заметит, что ночевал — в моей.

Когда утром, не выспавшаяся и потому недовольная, подскочила на постели, воскрешая в памяти ночные события, в комнате, действительно, я была одна. И лишь примятая подушка со стороны, где он лежал, подсказывала: все это мне не приснилось.

Забытая на стуле в углу аляска так и пролежала незамеченной до самого вечера.

Сразу после успешной сдачи сессии я улетела к родителям в Америку. Все эти месяцы очень тосковала по родным, хоть и старалась не показывать вида: мы ведь никогда так надолго не разлучались. Дядя с тетей вызвались проводить меня в аэропорт. С Максом мы смазано простились накануне, столкнувшись в дверях все той же злополучной ванной комнаты. Мой чемодан дядя уже спустил, такси прибыло точно по времени, я нервничала, собираясь выходить. Рейс был ранним, за окном еще туманная ночь не до конца рассеялась.

Прощальная сцена. Я неловко строила предложения. Макс слушал, кривясь, сонно и неадекватно моргая — кутил где-то полночи, и алкоголь еще не до конца выветрился из его крови — поэтому не вполне понял, о чем говорю. А может, не понял совсем. Торопился занять освободившееся помещение. Тогда, обрывая себя, я просто шагнула в сторону, уступая ему дорогу. Дверь за ним затворилась, я же в растрепанных чувствах побрела вниз, ссутулив плечи. Чертов Макс. Даже попрощаться нормально не способен. Я думала об этом всю дорогу, и злилась, и расстраивалась впустую, пока такси гладко утюжило улицы пустынного города под неторопливо светлеющим небом.

А вот долгий перелет пережила, уже предвкушая скорую встречу с близкими. Сессию я сдала без сучка без задоринки, и до начала следующего семестра еще оставалась пара недель, чтобы шикарно провести время. И я действительно провела его именно так.

Прямо в аэропорту меня встречали — встречали меня с огромным плакатом! Моя семья. И я летела к ним, как на крыльях, только багаж успевал подскакивать колесиками за спиной. Потом бросила. Оторвавшись от земли, прижалась, тая, как мороженое, к теплой шее папы. Богдан над ухом что-то лепетал, нетерпеливо тянул ко мне ручки, мама издавала подозрительные звуки, и я обняла их обоих вместе, пока отец подбирал чемодан…

А потом аэропорт закончился, и грусть стряхнулась, как шелуха. Машина с откидным верхом, солидное авто насыщенного небесного цвета. Солнце и приветливый ветер на губах, на коже, местная, вполголоса, радиоволна — все, все были рады мне! Ведущего мы не слушали — болтали громче.

Моя комната в мансардном этаже пришлась мне по душе сразу. Приоткрыла окно, с усилием потянув створку вверх: прямо перед носом гостеприимно шелестела острыми листьями пальма, овеваемая суховеем. Взвизгнув от восторга, бросилась к кровати, рванула молнию на чемодане. Поверх лежали бикини и панамка. А больше ничего не надо — в бассейне на заднем дворе такая бирюзовая манящая вода! Даже не верится, что мой родной город сейчас усыпан снегом, скован морозами… И только мне посчастливилось попасть с корабля на бал, из зимы — прямиком в лето.

Здесь было весело и так непривычно. Уверенный плюс на термометре, жаркий влажный климат, другой язык, чужие открытые лица, сильные и энергичные, иной менталитет… Эти дни были наполнены суматохой, экскурсиями, культурными мероприятиями и всевозможными увеселениями. Я даже слегка загорела, хотя обычно моя кожа с трудом поддается воздействию ультрафиолета. Но и слегка похудела… Никогда не жаловалась на плохой аппетит, а тут как бабка пошептала.

Мама грешила на то, что мой организм еще не успел адаптироваться к новому часовому поясу, без устали пичкая меня здоровой, на ее взгляд, пищей. Папа с видом знатока жарил на решетке барбекю, выуживая для меня самые сочные куски мяса. Малыш великодушно протягивал свою бутылочку. Но я-то знала: дело в другом.

Вечерами, когда оставалась в комнате одна, наедине со своими мыслями, внезапно ловила себя на том, что очень жду возвращения в свою холодную страну, в тот, чужой дом с нежно-фисташковыми стенами… почему-то жду возвращения туда, где меня никогда не встретят жаркими объятиями. И, вопреки всем доводам рассудка, скучаю. Думаю, сама того еще не сознавая, я скучала по Максу.

Однажды он мне даже приснился. Я проснулась в темноте, разметавшись на постели, с оглушительно колотящимся в горле сердцем. Сжалась, закрыв пылающее лицо руками, сдерживая дыхание, инстинктивно прислушиваясь к звукам в комнате, в коридоре — показалось, он здесь только что был. Но в нашем американском доме по-прежнему безраздельно царила только сонливая безмятежная тишина. Значит, ошиблась, приняла видение за реальность. Успокаиваясь, стала дышать ровнее. А потом каждый день с опаской ждала наступления темноты. Но страхи мои так и остались страхами: аномалия с тех пор больше ни разу не повторилась.

Если не считать этого небольшого недоразумения, в остальном я провела время прекрасно. Но все хорошее, как и плохое, имеет свойство заканчиваться. Когда наступил день отъезда, мы с мамой даже не скрывали слез, а папа морщился, крепился, отворачиваясь и отворачивая Богдана. Они же — мужчины. В следующий раз увидимся только в июне, чтобы, надеюсь, больше уже не разлучаться.

За время, проведенное здесь, я внимательно изучила рекламные буклеты двух ближайших высших учебных заведений. Прошерстила, как следует, их сайты, отыскивая информацию для поступающих, и пришла к однозначному выводу: перевод в один из них вполне мне по силам. Надо только за весну подтянуть свой разговорный английский. Не беда, найду толкового репетитора. Это ведь не трудно. С этим я справлюсь.

— А Максим разве не может помочь? — удивилась мама, — английский ему как родной, он же в совершенстве им владеет, чем не носитель языка? Да и тебе ведь не с нуля начинать. Попроси с тобой позаниматься, это не отнимет много времени. Уверена, он не откажет.

— Вот уж не знаю, — только и усмехнулась я, не представляя, как к нему можно обратиться с подобной просьбой. Да я лучше язык себе откушу, — Максим, знаешь ли, мама, человек очень… занятой.

Пролетая над Атлантикой, испытывала… какую-то странную радость. Подозрительно похожую на ту, которую чувствуют люди, когда возвращаются домой, к родным. Но ведь мое положение было диаметрально противоположным. Почему тогда… Попытки здраво оценить ситуацию ни к чему не привели, тогда, устав понапрасну гонять по извилинам серое вещество, я просто закрыла глаза.

Сон избавил от навязчивых мыслей, прочистил мозги, я так и проспала практически весь полет, разлепила веки, лишь когда самолет готовился зайти на посадку. С наслаждением потянулась, нечаянно задев локтем соседа. Получила в отместку неприязненный взгляд. Пусть. Несмотря на разливающуюся во всем теле дорожную усталость, с удивлением обнаружила, что полна сил — с каждым километром, что приближал меня к аэропорту, сама я как бы… оживала.