Я прекрасно понимал, что не мог объяснить более понятно; просто не было больше ничего, что бы я мог сказать ей. Слишком боялся признаться ей в том, что мне вновь предстоит участие в боях, и в данный момент каждое слово, что вырывалось из моего рта, было просто чертовым кошмаром. Все, что я мог сказать и сказал бы, с легкостью могло быть использовано против меня.

Я вернулся к единственной фразе, которая не могла вызвать еще бо́льшие проблемы, чем есть.

— Извини меня, мне так жаль… — продолжал я бормотать ей в шею снова и снова.

— Почему, Бастиан? — спросила она. — Почему ты сделал это именно сейчас? Если ты посещал то место практически каждый день, почему ты выпил именно сегодня?

Я стиснул крепко свои глаза, обнял ееясо всей силой и сделал глубокий вдох.

— У меня есть сын, — прошептал я.

Признание было сделано. По крайней мере, на данный момент мы остановимся на этом.

В какой-то момент посреди ночи я проснулся и поплелся в ванную. Я был все еще немного пьян, и мне показалось, что меня может стошнить еще раз. Поэтому присел на корточки и наклонился над унитазом, пристально смотря на воду в нем.

Я первоклассно про*бал все. У меня не было ни одной идеи, что Рейн собиралась делать утром, но я прекрасно осознавал, что мне будет не до смеха. Она сказала, что не уйдет, но кто знал, может это значило, что она не уйдет сегодня? Или же Рейн подразумевала, что не уйдет вообще? Был ли у меня шанс на ее прощение, когда до этого она предупреждала меня, что не будет терпеть, если я опять начну пить.

Я должен был убедить ее, что произошедшее больше не повторится.

Ведь не повторится же, не так ли?

Как бы это не было отстойно, я хотел выпить еще. Это был единственный механизм преодоления трудностей, который мне известен. Когда дерьма было слишком много, и я не мог со всем справиться, выпивка являлась идеальным вариантом решения проблем. А понимание, что мой сын находился где-то в полном одиночестве, определенно относилось к категории дерьма, с которым я не мог справиться.

Мы с Рейн знали, что у меня был ребенок, который находился где-то далеко, но услышав своими ушами, что это был мой сын, который потерял родных, как и я, сделало всю ситуацию намного сложнее. Когда я сказал Рейн о нем прошлым вечером, она согласилась подождать до утра, прежде чем снова вернуться к этому разговору. Она понимала, что я был не в форме для нормальной беседы и вскоре после этого отключился.

Я еле-еле поднял свою задницу с пола ванной и потащился прямиком на балкон. Снаружи все еще было темно и прохладно, и единственный звук в ночной прохладе был звуком разбивающихся волн прибоя. Я подкурил сигарету и выкурил до половины, прежде чем отправить окурок в металлическую пепельницу. Также собрал остальные, которые разбросал ранее, и попытался вытереть пепел с пола тыльной стороной ладони.

Если я собирался вернуться к серьезным тренировкам вновь, то мне определенно нужно было завязывать с курением. По крайней мере, это Рейн уж точно одобрила бы. Это было единственной вещью, в которой Рейн и Лэндон бы искренне сошлись.

Вероятно, только в этом.

Я также до сих пор не знал, кто пробрался в нашу квартиру, и, судя по всему, мне придется сказать ей и об этом тоже. Теперь, когда я все обсудил с Лэндоном, количество вероятных подозреваемых увеличились до пяти — пять представителей преступных кланов, против которых я буду бороться в бою на выживание. Любой из этих пяти мог прийти, чтобы разузнать что-то обо мне. Их боссы, вероятнее всего, не разрешали им убить меня до начала турнира, потому как существовали правила, которые не дали бы этому произойти, но у них не возникло бы проблемы с устранением Рейн в надежде на то, что это смешает карты и помешает моему участию.

И это вероятно сработало бы.

Существовала и дополнительная проблема, которая заключалась в том, что мне предстояло делать после завершения турнира. Что помешало бы Франку или Лэндону вновь принудить меня к участию? Они всегда могли возобновить угрозы в сторону Рейн или моего сына, тем самым держать меня на мушке, и тут было мало вариантов, которые я мог бы использовать, чтобы остановить их. Мне даже не удалось засадить Фрэнкса за решетку за убийство шестнадцати человек, включая отца Рейн. Не было и речи о том, что я мог пойти к копам с информацией о предстоящих боях насмерть без того, чтобы не угодить за решетку самому до конца своей жизни, поэтому это был абсолютно точно не выход. Я научился на горьком опыте, что тот, кто доносит на преступную организацию, совершает глупый поступок.

Я бы не смог справиться с этим дерьмом. Только если все бы сложись так, как выгодно мне, и я бы вышел из предстоящего боя победителем, по-другому с этим не разобраться. Но, даже несмотря на это, Фрэнкс и его преступная организация могли заставить меня участвовать в этом еще раз. Мне придется сделать это. Придется бороться за мою семью.

Мою семью.

Но я понимал, что Рейн не стала бы мириться с этим. Полагаю, что она простила мой последний поступок, но это совершенно не значило, что она собиралась помогать мне воспитывать ребенка, который не был ее, а я не мог бы подарить ей нашего ребенка. Возможно, она даже не хотела детей.

Нет, это неправда. Я видел это в ее взгляде до того, как она узнала о моей вазектомии. Это был отличный способ занятия сексом без презерватива, но сейчас, когда мы были вместе, я бы предпочел, чтобы у меня не было этой штуки.

Полагаю, что Рейн не изменила своего мнения и устроит мне разнос, как только проснется.

Мне нужно было сосредоточиться на одной проблеме за раз. Я должен был убедиться, что она не скажет мне проваливать после своего пробуждения. Несмотря на мое решение прекратить курить, я курил одну за другой на протяжении всей ночи и старался придумать, как можно извиниться перед ней.

Утром первым делом я начал готовить ей завтрак.

Моя голова пульсировала от чудовищной боли, несмотря на четыре больших стакана воды, которые я выпил, чтобы запить обезболивающее средство, потому как обычные средства от похмелья мне уже не помогали. Меня тошнило от запаха еды. Я чувствовал слабость во всем теле и не мог мечтать ни о чем, кроме как завалиться на диван с пультом и включить фильм, который я видел тысячи раз до этого. Чувствовал себя дерьмово.

И полностью заслужил это.

— Ты рано поднялся.

Я ненадолго замер, прежде чем обернулся и посмотрел через плечо на Рейн, одетую в халат и наблюдавшую за мной. Мои губы едва тронула улыбка, и я указал жестом на готовящийся бекон.

— Мне показалось, что, по меньшей мере, я должен тебе завтрак.

Она приподняла брови и присела за обеденный стол, когда я налил ей кофе и достал вкусные сливки из холодильника. Она подула на кружку с кофе, прежде чем сделать глоток.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она.

Я просто пожал плечами.

— Так плохо?

— Бывало и хуже. — И как только эти слова выскользнули из моего рта, я осознал, что они были неправильными.

Осторожно: сегодня нужно говорить как можно меньше.

Вместо того, чтобы говорить пустые слова, я показывал все действиями. Собрал все фрукты, какие только были у нас в квартире, и сделал для нее небольшую фруктовую нарезку. Даже выжал гребаный апельсиновый сок для нее — несмотря на то, что сила, которую я прикладывал к ручной соковыжималке, только увеличила напряжение в моих мышцах и болезненную пульсацию в голове.

На самом деле все, что я хотел в данный момент — отрубиться, но, когда посмотрел на часы, оставался час до того, как ей нужно было выходить на занятия.

Один час. Я мог продержаться.

Час постепенно прошел. Я убрал оставшийся беспорядок в ванной комнате, чтобы Рейн могла принять душ, но, одевшись, она уселась на диван и впилась в меня взглядом.

— Ты опоздаешь, — сказал я.

— Не переживай из-за времени, сегодня я не пойду на занятия.