До тех пор пока я не отклоняюсь от нормы, пока я являюсь таким же, как другие, я признан ими в качестве «одного из нас», я могу чувствовать себя как «Я». Я — это «Кто, никто, сто тысяч», как озаглавил одну из своих пьес Пиранделло. Вместо доиндивидуалистического тождества-клана развивается новое тождество-стадо, в котором самоотождествление покоится на чувстве несомненной принадлежности к стаду. То, что этот униформизм и конформизм часто не бывают распознаны и скрываются за иллюзией индивидуальности, ничего не меняет, по сути дела.

Проблема самотождественности не является чисто философской проблемой или проблемой, которая затрагивает наш дух и мышление, как это обычно принято думать. Потребность в эмоциональном самоотождествлении исходит из самих условий человеческого существования и служит источником наших интенсивных устремлений. Поскольку я не могу оставаться душевно здоровым без «чувства Я», я пытаюсь сделать все, чтобы добиться данного ощущения. За страстным стремлением к статусу и конформизму скрывается та же потребность, и иногда она даже сильнее, чем потребность в физическом выживании. Явное тому доказательство, — готовность людей рисковать своей жизнью, жертвовать своей любовью, отказаться от своей свободы и собственного мышления только ради того, чтобы быть членом стада, идти с ним в ногу и достичь таким образом самоотождествления, даже если оно иллюзорно.

Тот факт, что человек наделен разумом и способностью иметь представления, ведет не только к необходимости отождествить себя, но и к необходимости духовно и эмоционально ориентироваться в мире. Данная потребность сравнима с процессом физической ориентации, завершающимся в первые годы жизни ребенка, когда он уже умеет самостоятельно бегать, брать предметы, использовать их и точно знает их предназначение. Но если ребенок может бегать и говорить, он этим умением сделает только первый шаг в направлении ориентации. Человека окружают многие загадочные явления, и поскольку он наделен разумом, то должен их каким-то образом классифицировать; он должен привести их в соотношение, которое можно понять и которое позволит ему мысленно заниматься этим. Чем больше совершенствуется его разум, тем более соразмерной становится его система ориентации, то есть тем ближе он подходит к реальности. Но даже когда ориентация человека полностью иллюзорна, он все же удовлетворяет свою потребность составить некую картину мира, имеющую для него смысл. Верит ли он в силу тотемного животного, в бога дождя или в превосходство и судьбоносное предназначение своей расы, его потребность в ориентации удовлетворяется. Конечно, картина мира человека зависит от степени развития его разума и его знания. Если объем человеческого мозга и не изменился в течение тысяч поколений, все же потребовался длительный процесс эволюции, чтобы достичь объективности, то есть способности видеть мир, природу, других людей и самого себя такими, каковы они есть, а не искаженно, через желания и страхи. Чем больше человек развивает эту объективность, чем больше он вступает в кон такт с действительностью, тем более зрелым он становится, тем больше у него возможностей построить гуманный мир, в котором он будет чувствовать себя дома. Разум есть способность людей мысленно постигать мир в противоположность интеллекту, под которым следует понимать способность манипулировать миром с помощью рассудка. Разум — это инструмент, с помощью которого человек познает истину. Интеллект — это инструмент, который ему помогает успешно действовать в мире. Первый является человеческим по своей сущности, второй принадлежит животной части человека.

Разум есть способность, которая требует тренировки для своего развития, и она неделима. Я хочу этим сказать, что способность к объективности распространяется как на знание природы, так и на знание человека, общества и самого себя. Если мы строим иллюзии в одной определенной области жизни, то тем самым ограничивается и нарушается наша способность к разумному мышлению и затрудняется применение разума во всех других областях. В таком случае с разумом происходит то же самое, что и с любовью. Подобно тому как любовь есть ориентация, которая распространяется на все объекты и не может быть ограничена лишь определенным объектом, так и разум есть человеческая способность, которая должна охватить весь мир, противостоящий человеку.

Потребность в ориентации представлена двумя уровнями. Первая и более основополагающая потребность заключается в том, чтобы вообще обладать какой-то ориентацией, независимо от того, правильна она или неправильна. Если человек не обладает такой субъективно удовлетворительной ориентацией, он не может быть душевно здоровым. Второй уровень потребности в рамках ориентации состоит в том, чтобы с помощью разума войти в контакт с реальностью, объективно понять мир. Но необходимость развивать свой разум не является столь же важной, как необходимость создания ориентации вообще. Здесь речь идет о душевном здоровье, в то время как развитие разума имеет решающее значение для счастья и спокойствия человека. Мы обнаруживаем это со всей ясностью, когда исследуем функцию рационализации. Каким бы неразумным или аморальным ни был поступок человека, у него возникает непреодолимое желание рационализировать его, то есть доказать самому себе и другим, что поступок определяется разумом, здоровым человеческим рассудком или по меньшей мере традиционной моралью. Человеку нетрудно действовать неразумно, но для него почти невозможно отказать своему поступку в видимости разумной мотивации.

Если бы человек был только бестелесным интеллектом, он достиг бы своей цели, имея в своем распоряжении обширную систему мышления. Но поскольку он представляет собой единство духа и тела, он должен реагировать на дихотомию своего существования не только посредством мысли, но и всем процессом жизнедеятельности, своими чувствами и действиями. Поэтому каждая удовлетворительная система ориентации содержит не только интеллектуальные элементы, но также элементы чувства и чувственного восприятия, которые проявляются по отношению к объекту самоотдачи.

Ответы на потребность человека в ориентации и объекте самоотдачи в значительной мере отличаются по содержанию и форме. Есть примитивные системы, такие, как анимизм и тотемизм, в которых ответами на поиски смысла жизни служат предметы природы или предки. Есть нетеистические системы, как, например, буддизм, которые обычно обозначаются как религии, хотя в своей первоначальной форме они не содержали представлений о Боге. Есть чисто философские системы, такие, как стоицизм, и есть монотеистические религиозные системы, которые отвечают человеку на его поиски смысла жизни представлением о Боге.

Однако как бы ни были различны эти ответы по содержанию, все они отвечают потребности человека не только иметь в своем распоряжении какую-либо систему мышления, но и найти некий объект самоотдачи, который придавал бы смысл его жизни и положению в мире. Только анализ различных форм религии может показать, какие ответы в поисках смысла жизни и объекта самоотдачи лучшие и какие худшие — «лучшие» и «худшие», принимая во внимание природу и развитие человека. […]

Э. Каннети[338]

Превращение[339]

(пер. Л. Нонина)

Способность человека к превращениям, давшая ему столько власти над другими существами, едва ли в достаточной мере замечена и понята. Здесь — одна из величайших загадок: каждый обладает этой способностью, каждый ее применяет, каждый считает это совершенно естественным, но лишь немногие отдают себе отчет в том, что ей они обязаны лучшей частью своего существа. Определить сущность превращения необычайно трудно, и подходить к нему нужно с разных сторон.