Более или менее крупные размеры сталактитов и колонн не дают возможности, как это считалось раньше, даже приблизительно определить их возраст. Большая неравномерность роста, зависящая от разнообразных и очень изменчивых факторов, делает бесплодной всякую попытку хронологической оценки этих образований, основанной на длительности и скорости их роста[54]. И тем не менее почти с уверенностью можно сказать, что создание внушительного сталагмитового монумента, какие можно много видеть под землей, должно быть делом тысячелетий.
Хотя было бы чрезвычайно трудно, да и бесцельно, пытаться классифицировать эти красоты природы по их размерам, все же упомянем, что самые грандиозные, самые высокие сталагмиты находятся в пещерах л’Авен Арман (Лозер) и л’Авен д’Орньяк (Ардеш), где они группируются в захватывающие, феерические ансамбли из сотен чешуйчатых столбов, иногда достигающих 20–25 метров высоты. «Невозможно, — пишет Мартель о л’Авен Арман, — описать эти кальцитовые деревья, настоящие каменные кипарисы, ансамбль которых, названный «Девственным лесом», можно считать апофеозом пещер. Ни одна пещера в мире не содержит ничего подобного. Это одна из самых замечательных подземных находок из когда-либо сделанных».
Помимо других замечательных известковых сооружений, нужно упомянуть: «Монумент» пещеры Кауньо де лас Гуффиос (Арьеж), достигающий высоты 25 метров; «Астрономическую башню» грота Аггтелек (Чехословакия)[55] высотой 20 метров; «Колокол» — 18 метров — грота Даргилан (Лозер); «Корабль» и «Гигантские столбы», а также «Органы» в Авен д’Орньяк (Ардеш), «Подвеску» в Падираке (Лот) и т. д.
Сталактиты и сталагмиты и вообще все отложения кальцита из подземных вод в недрах пещер, принимая самые разнообразные формы, дают начало природным сооружениям самого причудливого облика, создают странные образования, часто очень живописные, порой загадочные, придавая некоторым пещерам феерический вид.
Во все времена человеческое воображение поражали великолепие и пышность этих украшений, достойных самой смелой мечты. Фантазия человека населяла пещеры сказочными существами, различая их формы и силуэты в более или менее живописных образованиях, наполняющих пещеры.
Мы не будем говорить о часто похожих друг на друга lusus naturae (причудах природы), сюда относятся: минареты, надгробия, балдахины, колокола, грибы, пагоды, различные статуи и животные; их перечисление и повторение комментариев проводников, водящих туристов по пещерам, за немногими исключениями, было бы совершенно бессмысленным и бесплодным.
Тем не менее нельзя не остановиться на некоторых гротах, содержащих не обычные кальцитовые конкреции, каковых во множестве и в других пещерах, а образования гораздо более редкие, формы настолько вычурные, настолько противоречащие законам тяжести, что их назвали (как сказано выше) эксцентричными[56] сталактитами. Действительно, все до крайности смелое, предельно фантастичное характеризует эти ставящие в тупик, удивительные кристаллические образования. Обычно очень тонкие, почти нитевидные, они отвесно падают с потолка, затем сгибаются, продолжаются под прямым углом или в виде спирали, выпускают щупальца в разных направлениях, бросаются к соседним сталактитам, сливаются с ними, потом отделяются опять, расходятся в разные стороны, а иногда возвращаются к своду пещеры, откуда они начинаются.
Такие сталактиты можно видеть во Франции в некоторых открытых для посетителей пещерах; ими особенно богат грот Курниу (или Девез) в департаменте Тарп, обнаруженный Спелеологическим клубом Монтань-Нуар (Черной Горы) и предоставленный для осмотра туристам.
Грот Гран Рок в Эйзи (Дордонь) очень небольших размеров, но чудесно украшен целой чащей эксцентриков янтарного цвета или совсем прозрачных. В Верхних Пиренеях прекрасный грот с подземной рекой, называемой Меду, в нижней своей части имеет одну стену, названную «Садом Орхидей», которую нельзя назвать иначе как чудом.
Но есть и еще более прекрасные: две пиренейские пещеры, которые я имел счастье и честь лично открыть, — это грот Сигалер (Арьеж) и пропасть Эспаррос (Верхние Пиренеи).
Об этих пещерах говорится в главе «Взгляд в прошлое», поэтому останавливаться на них я не буду, а упоминаю только для того, чтобы еще раз сказать и подчеркнуть, что в них заключены самые роскошные и самые восхитительные формы кристаллизации, какие только можно видеть под землей.
Там можно любоваться странной, изумительной «минеральной растительностью»: пушки, как будто из лебяжьего пуха, плюмажи и султаны снежной белизны и такой тонкости и изящества сложения, с которыми не сравняется ни один цветок. Кроме того, партеры и стены «гипсовых цветов», как мы их окрестили, благодаря своей минеральной природе неизменяемы. Эти цветы не знают, как их растительные сестры, увядания и смерти. «Гипсовые цветы» пещер, лишенные жизни, света и тепла, обреченные на абсолютный мрак, взамен всего этого всегда остаются свежими, безупречно белыми и сверкающими. Это бессмертные цветы.
Другие пещеры также открыли перед нашими глазами свое прекрасное подземное убранство, но их мы перечислять не будем: опасаемся жадности, необоримого желания овладеть, возбуждаемого этими чудесными цветами. И если нам удалось собрать коллекцию, считающуюся специалистами уникальной, то мы знаем, ценой каких трудностей и с какой невероятной осторожностью приходилось собирать эти безделушки, чтобы благополучно вынести их из пещеры.
Разумный и добросовестный коллекционер кристаллов отдает себе отчет, что некоторые сталактиты никогда не будут фигурировать в его коллекции: они слишком хрупки, их нельзя перенести и даже нельзя трогать. Они должны остаться в рамке подземелья, где они красуются, где над ними долго трудилась природа, чтобы радовать глаз редких, очень редких привилегированных, которым посчастливится ими любоваться. Нужно изо всех сил противиться искушению трогать и уносить их из пещеры. Малейшее прикосновение для них фатально, и приведенный в ужас похититель видит, какое он причинил полное, непоправимое разрушение. Хрустальный звон, осколки, рассыпавшиеся по полу, — вот и все, что будет результатом малейшей попытки овладеть каким-нибудь из таких шедевров; нужно довольствоваться их внимательным, почтительным созерцанием, сдерживая свои порывы и затаив дыхание.
Чтобы взять для коллекции один эксцентрический или гипсовый цветок, как будто могущий выдержать переноску, часто приходится обертывать его основание носовым платком и стараться так отделить образец, чтобы он не завибрировал и не рассыпался в прах. Иногда нужно пилить металлической пилкой очень медленно, очень осторожно, внимательно следя, чтобы из-за дрожания не осыпались разветвления, нити и иглы, покрывающие тело сталактита.
Отделить хрупкий образец всегда в возможностях умелого спелеолога, если у него на это «есть рука»; но когда образец отделен, вот тогда-то для неосторожного, в руках которого оказался слишком нежный образец, начинаются настоящие трудности и мучения. Упаковать его — даже в вату — об этом не может быть и речи: некоторые виды не выносят ни малейшего контакта, как бы мягок он ни был.
Мы знаем, каким трудом приходится расплачиваться за вынесенный из пещеры один паутинообразный сталактит!
Только тогда, когда такая паутинка у вас между пальцами, вы начинаете понимать, какое вы безумие сделали, задав себе задачу донести ее домой.
Как добраться с ней до дневной поверхности через сложные лабиринты подземелий, сильно пересеченные, иногда обрывистые?
Нужно взбираться вверх, спускаться, извиваться, ползти всеми возможными способами, во всех возможных положениях с одной единственной мыслью, с одной целью: любой ценой избежать малейшего удара, малейшего соприкосновения, ни за что не задеть стесняющим все движения хрупким образцом — невесомым букетиком кристаллов, чудесным гипсовым цветком, судорожно зажатым в руке, или спасти веточку, такую же красивую — что я говорю! — гораздо красивее, чем заиндевевшая веточка сосны, и гораздо более хрупкую. Я помню, раз нам пришло в голову подвесить образец на шерстяную нитку, чтобы он не дрожал и не вертелся, и так его нести. Но что это была за прогулка! Я дрожу, вспоминая о ней. На протяжении километра подземного пути я не делал ни одного шага без трепета, без стремления помешать опасному раскачиванию моего стесняющего и невесомого кристалла, а приходилось взбираться по скалистому нагромождению, спускаться по скользкому, как мыло, глинистому склону, ползти в узком ходе…
