Тесное и самое дружеское сотрудничество продолжалось вплоть до войны 1939 г., прервавшей нашу деятельность.

С 1946 г. мы с Козинсом возобновили подземные исследования; он, как всегда, — в Стране басков, а я в Центральных Пиренеях.

В 1947 г. мне удалось с пиренейским отрядом Спелео-альпийского клуба в Париже во главе с Тромбом закончить исследование пропасти Хенн-Мюрт в департаменте Верхней Гаронны. Совместно с моим молодым и пылким товарищем по отряду Марселем Лубеном, впоследствии ставшим замечательным спелеологом, мы в этой опасной пропасти достигли глубины 446 метров, поставив новый рекорд для Франции.

В это время Макс Козине с англо-франко-бельгийской партией «снимал пенки с пропастей» в Стране басков и сосредоточил свою деятельность вокруг перевала Пьерр-Сен-Мартен. Они спустились в пропасть, названную Мартелем «Пропастью Пьерр-Сен-Мартен» (в которой он остановился на глубине 60 метров), и достигли глубины 240 метров, где встретили груды льда и снега.

В августе 1950 г. я получил лаконичную, но красноречивую телеграмму, подписанную Козинсом; «Открыли вертикальную пропасть глубже известных».

На что я ему ответил в таком же стиле; «Открыл ледяные гроты выше известных».

На самом деле, в то время как спелеологическая группа Макса Козинса поставила рекорд глубины, я только что открыл с дочерьми Мод и Жильбертой в массиве Марборе пять ледяных пещер, самых высотных в мире.

Последовал обмен письмами, и я узнал подробности находки новой пропасти в Стране басков.

В августе 1950 г. спелеологические исследования профессора Макса Козинса и его отряда заканчивались после, правда, интересной, но очень трудной и в общем ни чем не замечательной кампании. Лябейри, Леви, Теодор и Лубен, отпуска которых кончались, должны были покинуть лагерь, уже третий год разбивавшийся на перевале Пьерр-Сен-Мартен. Оставались только Козине, Оккьялини и Лепине, но и они в свою очередь должны были на следующий день спуститься в долину.

В сумерках этого последнего дня Оккьялини и Лепине отдыхали в 200 метрах от лагеря, сидя на краю отверстия пропасти, зиявшей в склоне горы.

Пасть этой пропасти очень интересна, ее стены гладкие и вертикальные, но на глубине нескольких метров она забита. И только на расстоянии одного метра от дна в каменной стене было видно маленькое окошко.

Разговаривая, Лепине машинально взял камень и, подчиняясь вполне понятному у спелеолога рефлексу, попытался попасть им в этот «воловий глаз». Здесь случайность сыграла роль и определила последующие важные события, вызванные к жизни машинальным, казалось бы таким малозначащим жестом. Если бы камень не попал в намеченную цель, Лепине и его компаньон через несколько минут ушли бы, никогда не узнав, что у их висевших над пустотой ног была самая глубокая пропасть в мире[33].

Короче говоря, Лепине — охотник за сернами и прекрасный стрелок — нацелился правильно, камень исчез в отверстии, похожем на открытый рот фигуры, в который при игре бросают шар. Но тут же из отверстия послышался шелест, и к великому изумлению спелеологов из него, как кукушка из часов, появилась птица и, испуганно крича, улетела. За первой галкой, часто махая крыльями, последовали другие.

Минутой позже Лепине и Оккьялини, заинтересовавшись, как из такого маленького отверстия могло вылететь столько птиц, стали вновь бросать в него камни. Камни падали отвесно, свистя на лету и отскакивая, но на глубине звук их падения терялся, и стука слышно не было. Озадаченные спелеологи, недоумевая, смотрели друг на друга и вдруг, сразу придя в восторг, полные энтузиазма, побежали к лагерю, издали крича Козинсу.

Вот они уже все трое спускаются к галочьему отверстию. Козине, как более опытный и самый искушенный, не разделяет восторга товарищей и пытается им напомнить, что зондирование на слух обыкновенно бывает ошибочным и что всегда наблюдается тенденция преувеличивать глубины, определяемые по падению камней, — камни отскакивают, разбиваются на куски и сшибают другие, лежащие на выступах; кроме того, эхо, разбуженное стуком камней, также обманывает, и всегда в сторону преувеличения.

Говоря это, бельгийский физик бросил в отверстие кусок породы, мысленно отсчитывая секунды, пока камень падал, и скоро его лицо так же просияло, как лица его товарищей. Он в свою очередь был поражен и убедился, что перед ними колодец необычайной глубины.

Грузило лота, опущенное в отверстие, бесконечно тянуло за собой проволоку. Размотался весь вал: выпущено было 200 метров, а грузило все еще висело в пустоте.

На следующий день был сделан новый промер при помощи резинового шара, чтобы обойти редкие выступы, на которых накануне грузило несколько раз задерживалось.

На этот раз повторенное неоднократно измерение уже не оставляло сомнений и показывало существование вертикальной полости глубиной 346 метров, то есть самой значительной из когда-либо зарегистрированных.

Безоружные перед такой глубиной, спелеологи удовольствовались только расширением отверстия, находившегося, к счастью, в рыхлой породе; затем свернули лагерь и назначили друг другу свидание на будущий год.

Невозможно атаковать такую глубокую пропасть при помощи простых лестниц из стальной проволоки — обычной снасти спелеологов. Необходима была лебедка, и Козине спроектировал и построил нечто вроде велосипеда без колес — вернее, с одним колесом, служившим барабаном, на который наматывалось 380 метров стального троса сечением 5 миллиметров. Помощник, сидя верхом на этой лебедке-велосипеде, приводил ее в действие, педалируя ногами, а также помогая руками, надавливая на ручки, установленные вместо руля.

Макс Козине пригласил меня принять участие в спуске; и я, как и все остальные участники, с нетерпением ждал погружения в новую пропасть. На назначенное Козинсом, Лепине и Оккьялини свидание съехались Лубен, Янссене, Леви, Тазиев, Эрто, Лябейри, Петижан, Перо и отряд бельгийских скаутов, прибывших для оказания помощи в работах на поверхности.

В последний момент мне пришлось отказаться, потому что мой сын Рауль сломал себе в пропасти ногу, а дочери Жильберте была проведена операция после острого приступа аппендицита, случившегося с ней в пещере[34] До меня дошли только отголоски экспедиции 1951 г. О ней мне рассказал мой верный ученик и друг Марсель Лубен.

Жорж Лепине, открыватель пропасти, первым смело спустился до низа большой вертикальной полости, где он нашел огромный, очень хаотичный зал.

За Лепине последовал Жак Эрто, который, оказавшись в зале, заподозрил существование нижнего этажа.

Лубен и Тазиев, составлявшие отдельную партию, присоединились к ним и прошли зал из конца в конец. Лубен, пробравшись сквозь опасную узкую лазейку среди шатких камней, спустился по лестнице во второй, еще больших размеров зал и в глубине его нашел подземный поток, находящийся в 500 метрах по вертикали от входного отверстия.

С этого дня огромную полость стали называть «Пропастью Лепине»[34]. Первый зал также получил название «Зал Лепине», чтобы увековечить подвиг смелого спелеолога. Что касается второго зала, то Лубен в память рекорда глубины, поставленного одной молодой женщиной в 1935 г. в пропасти Мартеля (Арьежские Пиренеи), посвятил ей свое открытие и назвал второй зал «Залом Элизабет Кастере»[35].

Огромная глубина первого колодца и колоссальные размеры обоих залов были серьезным препятствием для продолжения исследования, но в основном они были прекращены из-за плохой работы лебедки-велосипеда., Подъем наверх последних членов отряда проходил с мучительным трудом: зубчатые колеса и некоторые детали совершенно стерлись.