Пройдя 3 километра вдоль подземной реки пещеры Сигалер и поднявшись на высоту приблизительно в 150 метров, я был остановлен, как сказано выше, слишком высоким водопадом и, покинув грот, решил отправиться к месту исчезновения потока.

Я уже знал непроходимое место, где поглощалась вода, расположенное на абсолютной высоте 2200 метров. Необходимо было систематически обследовать ближайшую к нему пустынную зону[10], где ковры рододендронов частично скрывали слои горных пород и обломки камней. Однажды после долгих напрасных поисков я нашел отверстие, нечто вроде естественного вертикального колодца, спустился в него до глубины 20 метров на всю длину веревки и, раскачиваясь в темноте, как будто услышал доносившуюся из глубины скорбную жалобу, наполнившую меня радостью: поток! Отсюда для нас с женой началась серия головокружительных спусков на все большую глубину под яростью водяных каскадов, рушившихся в колодцы. Эти неумолимые ледяные души (от 2 до 3° в зависимости от времени года) были самым серьезным и самым трудным препятствием на нашем захватывающем продвижении к находившемуся ниже гроту Сигалер. Обнаружить место соединения пропасти с гротом было желательно и нужно с трех точек зрения: утилитарной (овладение водами пропасти), научной (замечательное и очень поучительное гидрогеологическое проникновение) и, наконец, как спортивное достижение; общая длина спуска составляла около половины километра.

С промышленной точки зрения исследование оказалось вполне успешным, потому что туннель, проделанный в склоне горы согласно моим указаниям, позволил перехватить подземный водопад, уходивший без всякой для кого-либо пользы в пропасть, и вывести его на земную поверхность. Выведенная наружу и заключенная в огромную трубу вода направлялась в главное водохранилище, а оттуда по трубопроводу длиной 1050 метров вниз в долину, к турбинам электростанции мощностью 30 000 лошадиных сил.

Чисто спортивная сторона была доведена при спуске до пределов возможного. С помощью малонадежного снаряжения мы последовательно достигли 150, 225 и, наконец, 303 метров глубины, но неожиданно сужение пропасти преградило дальнейший спуск.

Этот спуск подарил нашей стране гигантскую пропасть, для того времени самую глубокую во Франции; мы с радостью ее назвали Пропастью Мартеля в честь нашего учителя и друга — отца французской спелеологии. Если бы нам сопутствовала большая удача, мы бы вышли в грот Сигалер, отделявшийся от нас неисследованным участком в 30–40 метров, и охватили бы всю систему Мартель — Сигалер общей глубиной 482 метра.

Но взамен ускользнувшего рекорда итальянские спелеологи — наши старшие товарищи в этом деле, потому что в их стране найдены самые глубокие пропасти[11],— сообщили, что моей жене («первой исследовательнице глубин») принадлежит мировой женский рекорд по достижению наибольшей глубины.

Мы всегда гордились своей, возможно очень односторонней верностью нашим родным Пиренеям, посвятив себя душой и телом их изучению. Пиренейские горы так прекрасны, так к себе привязывают, а их подземные богатства так разнообразны и неистощимы, что человеческой жизни не хватило бы, чтобы познакомиться хотя бы с малой их долей. Поэтому совесть нас не упрекала в том, что мы не искали приключений нигде, кроме навсегда пленившей нас горной цепи.

И только однажды — исключение лишь подтверждает правило — мы вняли пению сирен или, вернее, призыву подземных фей и, заставив замолчать голос совести, уступили просьбам предпринять подземную экспедицию в Африку, в Атласские горы. Эта трудная, хотя и непродолжительная экспедиция ознаменовалась очень интересным исследованием и была весьма оживленной, иногда даже чересчур.

В этих пустынных местах, где нам помогали только носильщики берберы, языка которых мы не знали, мы пережили довольно любопытные часы.

Всю подземную работу приходилось делать с очень скудным снаряжением, ввиду отсутствия других способов для его доставки, кроме человеческих спин.

Суеверие и боязнь подземных духов внушали носильщикам непреодолимое отвращение к гротам и пропастям, что тоже, признаюсь, значительно осложняло дело. Их страхи, а иногда внезапно воцарявшаяся в их среде неудержимая паника часто ставили нас в большое затруднение.

Однажды они бросили меня одного на дне глубокой пропасти. В другой раз в пещере длиной в несколько километров, отходившей на глубине от вертикального естественного колодца, по вине одного из носильщиков произошел взрыв ацетилена, взбудораживший наш маленький подземный караван.

У моей жены не раз случались неприятности с дикобразами, во множестве населяющими там гроты. Один раз она была так жестоко исколота, что на время принуждена была прекратить работу.

Но в противовес этим досадным инцидентам нам удалось осуществить интересное исследование, открыть очень большие пещеры, очень глубокие пропасти и выполнить обширную научную, туристическую и хозяйственную программу. Горы Среднего Атласа исключительно богаты пещерами и глубочайшими пропастями.

Помимо использования пещер, подсказанного нами руководству гидросооружениями, здравоохранения и промышленности (гроты с гуано), чисто спортивное удовлетворение доставил спуск в пропасть Фриуато (Friouato), скрытую на высоте 1600 метров в лесной чаще Корн-эль-Кебира. Эта колоссальная по внутренним размерам пропасть оказалась самой глубокой из известных в Африке[12].

Одна из моих любимых пещер и самая дорогая моему сердцу состоит из небольшого зала, очень некрасивого и лишенного сталактитов. В этом скромном гроте нет ни потока, ни озера, никаких доисторических следов, и воздух в нем тяжелый и испорченный. Словом, все, вплоть до грубозвучащего варварского названия Тиньяхюст (Tignahustes), все делает этот грот самым незначительным и бесцветным из всех известных мне гротов.

Почему же ему в этой главе отдается такое предпочтение? Уж конечно, не обстановка заставляет высоко ценить грот Тиньяхюст и ставить его в один ряд со знаменитыми пещерами, а только тот факт, что именно в нем я проник в интимный мир одного из самых таинственных существ, встреченных мною за многие годы работы под землей. Оно иногда как будто искало меня, порой словно ускользало, но мой глубокий интерес к его образу жизни, особенностям и поведению никогда не ослабевал. Я говорю о летучих мышах.

Именно в гроте Тиньяхюст (название летучих мышей на наречии Верхних Пиренеев), вооружившись терпением, я имел возможность изучить колонию летучих мышей Murines[13] и сделать ряд поистине необыкновенных открытий. Следя день и ночь за маленькими животными, я узнал время их ночного вылета и возвращения, а также поразительный механизм их полета, ритм которого, как ни парадоксально, как будто подчиняется «закону частоты», известному метрологам[14] под названием «колокольной кривой», или кривой Гаусса.

Часто посещая грот Тиньяхюст, я заподозрил, а потом точно установил, что его обитатели мигрируют и к тому же относятся к далеко летающим мигрантам, так как их очень развитое чувство направления позволило мне поставить ряд опытов над ними, перенося их на расстояние 100, 200 и даже 300 километров. Предварительно окольцованные летучие мыши быстро и неизменно возвращались в родной грот. Попутно упомяну, что Murines (ночницы. — Ред.) грота Тиньяхюст исключительно самки.

Длительные и непрерывные наблюдения дали мне возможность окольцевать больше 6 тысяч летучих мышей, пометить их моими инициалами; они вылетали ночью и возвращались утром в пещеры.