Поднявшись вверх по течению ручья, я нашел не водопад, а только скромный каскадик, падавший из трещины в своде. Звуки падения воды и ее разбрызгивания на каменном полу на расстоянии создавали иллюзию шума большого водопада. Повторю еще раз, что под землей все кажется увеличенным, все обманывает наши чувства: пройденное расстояние, размеры пересеченных зал, звуки…

Усталый от усилий, затраченных на расширение входа, я присел отдохнуть. Но тотчас же подскочил, охваченный сильным волнением. Оглядываясь кругом, я машинально посмотрел на струю воды, падавшей с потолка, а затем на маленький бассейн, где она собиралась. Здесь я увидел то, что долгие годы было предметом моих тщетных поисков, и я уже начинал думать, что найти это невозможно: пещерный жемчуг!

С жадностью смотрю на конкреции, издавна считавшиеся чрезвычайно редкостью и остающиеся очень редкими и сейчас, несмотря на все умножающиеся подземные исследования. Бросаюсь под струи душа, не обращая на них внимания, и пригоршнями черпаю лежащие в водоеме сокровища. Их там сотни, самых разнообразных размеров: от голубиного яйца до булавочной головки; но все они совершенной сферической формы, гладко отполированы и состоят из плотного, янтарного цвета вещества. Отбираю самые крупные и, отойдя подальше от льющейся воды, усаживаюсь, чтобы полюбоваться своей находкой.

Но прежде всего что собой представляет пещерный жемчуг, или пизолиты, как их называют минералоги? Это карбонат извести, обыкновенный кальцит, как и все сталагмитовые образования гротов. Но здесь происхождение и механизм образования совершенно особые и возможны только при исключительных стечениях обстоятельств.

Нужно себе представить каскадик, подобный встреченному здесь, то есть чтобы падение воды было не очень слабым и не очень сильным и чтобы в резервуаре, куда она падает, происходили небольшие водовороты. Если в бассейн попадают зерна песка, то они непрерывно вертятся и окатываются. Купаясь в сильно известковой воде, часто перенасыщенной известью, эти маленькие ядрышки понемногу окутываются и заключаются в концентрические слои кальцита. Все время волнующаяся вода в лужице заставляет это драже непрерывно поворачиваться до тех пор, пока жемчужина не становится слишком большой и тяжелой и уже больше не может вертеться. Тогда она останавливается, прикрепляется ко дну или к своим соседям, деформируется и превращается в бугорок, становящийся все более массивным и неправильным. Но когда конкреция круглая и движется свободно — это самая интересная стадия; именно в эту стадию можно найти безупречные жемчужины.

В данном случае провидение, покровительствующее коллекционерам, сослужило мне хорошую службу.

Сбор жемчужин в гроте Кажир (я сделал из них прелестное ожерелье, подобранное по размеру жемчужин от самой крупной в середине) разбудил мою страсть к конкрециям и сделал из меня собирателя подземных кристаллов. С тех пор все мои исследования, концентрировавшиеся раньше на поисках стенных гравировок и живописи, оставленных нашими доисторическими предками, на наблюдении летучих мышей и других предметах изучения, распространились и на внимательное обследование сводов с целью находок интереснейших конкреций, которые можно было бы вынести из пещеры для пополнения коллекции. В моих подземных путешествиях в благоприятных случаях недостатка не было.

Не все гроты живописны — это факт. Не все полости— дворцы фей и не все таят в себе пышность «Арабских сказок». Многие пещеры не сверкают «тысячами драгоценных камней» и «огнями алмазов», как можно прочесть в древних, очень фантастических описаниях.

За редкими исключениями, прежние авторы не умели видеть в пещерах ничего, кроме чисто внешней, декоративной стороны покрывающих стены образований, и наивно приписывали их какой-то фантастической «минеральной растительности». Это их освобождало от всех дальнейших, настоящих объяснений; правда, объяснение не всегда бывает возможно, и иногда загадка остается загадкой.

Хотя мы и страстные поклонники пейзажей и украшений подземного мира, часто необычайно разнообразных и поразительных по виду, мы все же признаем, что нужно подвести под правильную мерку в сущности второстепенное значение сталактитов, издавна и очень часто описываемых в напыщенном, цветистом и преувеличенном тоне.

Мартелю, создателю и распространителю науки о пещерах, к его чести, удалось затормозить эту тенденцию к преувеличению. Как объективный наблюдатель-геолог, он классифицировал и обозначил по генетическому признаку конкреции и кристаллические образования и заявил, что «они представляют собой лишь живописные детали, которым уделялось слишком много внимания авторами работ, посвященных пещерам, и описание которых в большинстве случаев опоэтизировано».

В этом, как и во многих других случаях, трудно рассудить между непосредственным и поверхностным восторгом зрителей (чувствительных только к красоте и форме) и людьми науки, заинтересованными только в научном объяснении. Это вечный конфликт между поэтом и техником, между ребенком, которого привлекает цвет и красивая форма цветка, и ботаником-систематиком, видящим в цветке только его физиологию и классификацию.

Как и всегда, правда должна быть где-то посередине.

Но сначала, чтобы отдать должное науке, скажем несколько необходимых слов о конкрециях, с тем чтобы дальше уделить больше внимания другой теме, менее строгой и лучше отвечающей скромному названию главы: «Воспоминания собирателя кристаллов».

Названия «сталактиты» и «сталагмиты» далеко не благозвучны (немецкое слово «Tropfstein» — камень-капля — гораздо лучше своей простотой и выразительностью). Иногда, и даже довольно часто, возникает сомнение, правильно ли они относятся к женскому роду[51], и, помимо греческого происхождения слов, не каждый твердо знает, сталактит ли падает с потолка, а сталагмит поднимается с полу, или наоборот. Правда, есть удобный мнемонический способ запоминания: «тит» — падающий и «мит» — поднимающийся[52].

Еще больше запутывает существование промежуточных, очень странных форм, настоящих загадок кристаллографии, которым дано название эксцентрических сталактитов (ввиду отсутствия у них вертикальной оси), а отсюда благодаря созвучию, к тому же грамматически законному, их называют эксцентричными, настолько эти образования действительно поразительны и необычайны.

Происхождение и способ образования сталактитов долгое время оставались неизвестными и оставляли место для самых разнообразных и баснословных гипотез. Теперь их происхождение и процессы образования хорошо известны, во всяком случае в общих чертах, хотя все еще остается несколько загадок. Капля дождя, падая через атмосферу, а также проникая в гумус почвы, насыщается углекислым газом и образует слабокислый раствор: этот раствор, приходя в контакт с известковой породой, в которой он циркулирует, растворяет бесконечно малую часть породы.

Капля проникает в трещины, просачивается, профильтровывается сквозь толщу пластов горных пород и, наконец, задерживается на потолке пещеры.

Тут она начинает подвергаться испарению, которое концентрирует находящийся в ней раствор карбоната кальция[53], а затем в силу тяжести капля падает с потолка, оставляя после себя часть карбоната кальция, пристающего к породе и кристаллизующегося в форме кальцита. Падая на пол пещеры, капля расплескивается и оставляет на месте соприкосновения с полом другую часть своего карбоната кальция. Непрерывное капанье на протяжении годов, столетий и тысячелетий дает начало образованию сталактитов и сталагмитов в зависимости от того, висят ли они сверху, или поднимаются снизу.

Сталактиты, обычно тонкие и заостренные, напоминают ледяные сосульки, свисающие зимой во время оттепели с краев крыш. Сталагмиты, приземистые и менее правильные, похожи на кегли.

Постепенное увеличение сталактитов и сталагмитов, расположенных друг против друга, ведет в конце концов к их соединению и образованию колонн, поднимающихся с пола до потолка пещеры.