Надо себе отметку в памяти поставить — наладить выпуск дешевых блокнотов. Не дорогущих дневников, в кожаных переплетах и самой дорогой бумагой внутри, а маленьких, плохоньких, дешевых и исполняющих только одну функцию — записывать в них краткосрочные задачи, чтобы из головы не вылетели.

— Гюнтер, на тебе Георг Шведский. Петька, собирайся, выезжаешь к Ласси немедленно. Андрей, у тебя есть кто-нибудь в Португалии? Если мы быстро накопаем какую-нибудь откровенную грязь и можем пустить её в дело — это будет отлично. Потому что, видит Господь, мне нечего им предложить.

Все трое встали, коротко поклонились и вышли из комнаты. Я же сел за стол, достал пачку бумаг и приготовился писать письма. Много-много писем. Если хотя бы часть из того, что мы сегодня наговорили, сработает, у меня и у моих людей в Африке появится шанс. И, будь я проклят, если этим шансом не воспользуюсь.

В роскошном будуаре привлекательная молодая женщина полулежала на диване и читала письмо, написанное острым летящим почерком.

— Он очень хорошо знает французский, — задумчиво проговорила женщина, проведя пальцем по ровным строчкам. — Интересно, он страстный любовник? Его манера письма говорит о том, что очень страстный. Почему же он до сих пор довольствуется всего одной женщиной, которая к тому же его жена?

— Ходили слухи про интрижку с королевой Швеции, но, это было давно, ещё до того, как император женился. — Мужчина в белом парике и с мушкой на скуле подошёл к даме, которая даже не привстала, чтобы его поприветствовать. — Прекрасная Жанна, какое вам дело до этого русского варвара?

— Ах, маркиз, вы же знаете, я обожаю сильных мужчин. А император Пётр, несмотря на возраст, сильный мужчина. И мне действительно любопытно, почему подле него нет женщин, кроме жены. Неужели императрица Мария так вульгарно ревнива? — Жанна сморщила носик. — Это ужасно неприлично, — она покачала головой.

— Бросьте, Жанна. Вы не были при русском дворе, я был. Там вообще очень мало дам и совсем нет развлечений. А уж после того, как император заставил всех женщин проходить службу…

— Вы меня разыгрываете, маркиз, — Жанна погрозила мужчине пальчиком. — Как женщины могут проходить службу?

— Вот так, — маркиз развёл руками. — Это обязательное условие для сохранение дворянского звания.

— Какая чушь. Разве дворяне не владеют титулами по праву рождения? — Жанна даже приподнялась на диване и слегка нахмурилась, но быстро сменилась выражение лица. Ещё не хватало, чтобы морщинки появились. У неё и так в последнее время складывалось ощущение, что король к ней несколько охладел.

— Император Пётр так не считает. Он утверждает, что титулы должны подтверждаться, иначе, они обесцениваются. При этом он приводит в пример себя, утверждая, что раз он, ежедневно работает на благо страны, иной раз до самой ночи, то и остальным нужно на своего императора равняться. Но вы правы, Российский двор — крайне унылое место. Да и император очень негативно относится к адюльтеру. Так что из развлечений осталась лишь служба. Подданным он не запрещает устраивать балы, но сам там появляется крайне редко.

— Бедняжка, наверняка ему скучно, — Жанна снова взяла в руки письмо.

Маркиз же остался гадать, кого она сейчас пожалела. Императора Петра, что ли? Ну так Пётр несчастным не выглядел, во всяком случае, когда он его в последний раз видел. Более того, императора полностью устраивало сложившееся положение, ведь это он его создал! При Елизавете двор был гуда пышнее и ярче. А развлечения ежедневно, а не раз в год по большим праздникам. Конечно, маркиз утрировал. Правила приличия обязывали Петра устраивать балы. Но, он делал это настолько редко, насколько вообще позволял этикет. А вот отсутствие любовницы — да это было верх неприличия. Любовь и верность в собственном доме, маркиз покачал головой. Это отдавало мещанством.

— Боюсь, что сильный, молодой мужчина в этот раз свернёт себе шею. — Маркиз напряженно улыбнулся.

Он пришёл сюда, чтобы кое о чём посоветоваться. Жанна иногда проявляла себя совсем не с женской стороны, не стесняясь показывать зубки и демонстрировать острый ум. И застал фаворитку короля за чтением писанины этого пуританина? Хотя, даже в пуританах было больше страсти. Такое ощущение, что эта северная страна, которой он правил, выстудила в нём довольно покладистый нрав и кардинально изменил увлекающуюся натуру. Хотя, дети всегда меняются и порой не в лучшую сторону. Всё зависит от учителей. Но, за столько лет Шетарди так и не смог вычислить истинных учителей Петра. Сколько бы он не общался с императором, ни разу не получил ни одного прямого ответа на свои вопросы. Всё-таки истинно лютеранскую изворотливость из герцога Гольштейн-Готторпского вытравить не удалось. И получившаяся в итоге смесь приводила его — маркиза де Шетарди в ужас.

— Я не так не думаю, — задумчивый голос Жанны вырвал Шетарди из размышлений. Он даже не сразу сообразил, что она отвечала на его вопрос. — Император Пётр искренне сожалеет, что между нашими странами произошло недопонимание. И предлагает совместно ударить по англичанам. Чтобы вырвать эту постоянную угрозу с корнем. Пожалуй, мне нужно встретиться с его величеством, — маркиза де Помпадур поднялась с диванчика и разгладила складки на платье. — Победа над английским флотом конечно важнее для Франции, чем помощь какому-то неудачнику, умудрившемуся отдать сопернику свою столицу. Да и с самим Фридрихом не слишком понятно. Император Пётр откровенно издевается над нами, намекая, что мы всего лишь вторая жена у прусского короля, и далеко не любимая. Его метафоры меня убивают, — добавила она жалобно. — Но о них обязан знать король.

— Возникает вопрос, почему он не послал послание его величеству, а адресовал его вам? — Шетарди не нравилось то, что происходит. Он чуял подвох, но никак не мог понять, где именно он кроется.

— Потому что он умён, маркиз, — Жанна перестала изображать из себя хорошенькую дурочку и жестко усмехнулась. — Он знает, как сделать так, чтобы его письмо дошло до его величества раньше и нашло отклик в душе короля. Этот мальчик далеко пойдёт, особенно, если поможет нам скинут англичан с той вершины, на которую они забрались.

— Да, только, вам не кажется, дорогая Жанна, что этот гадешыш не упустит случая и нас подтолкнуть к той яме, куда загоняет Георга? — прямо спросил Шетарди, раз пошли такие разговоры.

— Я знаю это. Ещё раз повторяю, он умён, но у него нет опыта. Мы же не отвергаем Фридриха, а всего лишь слегка отсрочиваем помощь ему. А вот когда Пётр ослабнет…

— Боюсь, вы не понимаете, Жанна, — покачал головой Шетарди. — Я сомневаюсь, что император Пётр не учитывает риски. Стойте, Жанна, я буду просить его величество выслушать меня и отказаться от этой авантюры. Я просто чувствую, что нас затягивают в какую-то хитроумную ловушку, я чувствую это.

Пётр Семёнович Салтыков снова читал послание государя. Наморщив лоб, он пытался понять, что от него требуется.

— Володя, я не понимаю, чего хочет от меня государь? — он повернулся к младшему брату, который и привёз это послание.

— Петя, в письме всё чётко расписано, — Владимир Семёнович вздохнул. — Все завоёванные территории собрать под юрисдикцию Российской империи, присвоить название Немецкой губернии, и начинать формировать властные структуры, как в любой другой губернии Российской империи.

— А не слишком ли торопится государь? — Пётр Семёнович посмотрел на письмо недоверчиво.

— Я задал такой же вопрос Петру Фёдоровичу, — ответил Владимир. — И он мне сказал, что уже даже поздновато. Что бывшие хозяева земель не спешат проводить мирные переговоры и пытаться отбить свои вотчины, значит, они им не нужны. Почему бы уже не навести порядок на никому не нужных территориях?

— А народец не начнёт бузить? — Пётр Семёнович задумался. Даже начинать было боязно. Не говоря уже о том, что в условиях реформ воевать — последнее дело. — Сейчас-то другое дело. Ведём себя хорошо, сильно не бедокурим. И немцы знают, что мы здесь как бы временно.