— Ты прямо моими словами говоришь, Петя, — Владимир отпил кофе, который стоял перед ними на столе. — А вот Пётр Фёдорович ответил мне, и я тебе его же словами сейчас скажу. — Немцы очень любят порядок. А любое безвластие ведёт к хаосу. Поэтому они воспримут начинания спокойно. Тем более, что терпеливее немцев народа нет. Они практически никогда не бунтуют, только если уж совсем руки вывернут бедолагам. А теперь представь себе, до какой степени им нужно дверью причинное место придавить, чтобы они бузить начали, если они этих ублюдков Крамера и Шпренгера безропотно терпели? — Владимир Семёнович поставил чашку на стол. — Это не мои слова Петя, а государя.

— Он на словах что-нибудь передавал? — Пётр Семёнович плеснул себе кофе и ещё раз перечитал письмо.

— Сказал, что Олежка Груздев на обратном пути заедет, начнет помогать правильно информировать население. Да Ломова ребятишки подтянутся. Чиновников опять же пришлёт государь. Через Киль. Поедут, когда можно будет, Речь Посполитая-то никак угомониться не может. После того, как закончим чиновников по своим местам расставлять, школы нужно будет начинать возводить и церкви православные ставить. — Владимир заглянул в пустую чашку, на дне которой кофейная гуща узор нарисовала. — Не представляю, как мы справимся?

— Ничего, справимся поди. Вот в Африке справляются, а мы что здесь хуже Мордвинова что ли? — Пётр Семёнович поежился, словно холодно ему стало. — Из-за этих ляхов бешенных мы как отрезаны от государя. Ни сам он приехать не сможет, ни мы быстро за разъяснениями съездить в Петербург не сумеем.

— Справимся, — кивнул Владимир. — Государь нам в помощь прислал шурина своего Фридриха Кристиана Саксонского. Сказал, что в его присутствии немцы ещё спокойнее станут. Вот только… — он замялся, и брат его поторопил.

— Да не тяни, Володя, — Пётр Семёнович глотнул уже остывший кофе и поморщился. — Гадость какая.

— Петя, государь приказал Фридриха Кристиана в Берлине оставить. Сказал, что нечего ему пока в Дрездене делать. Пусть, мол, в Берлине покажет, чего стоит, а уж потом в родную Саксонию вернётся.

— М-да, не хочет государь шурина-то в искушение вводить. А то укорот давать придётся, а ведь родня какая-никакая. — Пётр Семёнович поднялся из-за стола и прошёлся по комнате. — Сроки выполнения высочайших повелений указаны?

— До сентября должны быть границы укреплены и готовы к возможному отражению нападения.

— То есть, государь уверен, что в ближайшее время никто на нас не нападёт, — Пётр Салтыков задумался. — Ну что же, государь поболе нас знает, и, не думаю, что стал бы так рисковать, если бы не был уверен в том, что никто не попытается нас отсюда выкурить. А не для того ли он семью Фридриха отсюда вышвырнуть велел, чтобы под ногами не болтались?

— Всё может быть, Петя, наше дело с тобой не гадать на кофейной гуще, а приказы его величества выполнять.

— А тебя-то за что сюда послали? — Пётр внезапно подозрительно посмотрел на брата.

— Петр Фёдорович сказал, что, раз я с коронацией справился и всё на высшем уровне прошло, то здесь и подавно справлюсь. А вообще, я думаю, меня сюда направили, потому что братья мы с тобой. Потом, ясно дело, разведут по углам, как курфюрста Саксонского в Саксонию не пущают, так и меня близко к управлению делами пускать не будут, где мой старший брат заправляет. А чтобы настроить всё, вот тут можно: мы с тобой быстрее общий язык найдём, да я и в рыло не побрезгую объяснить. Как, впрочем, и ты мне.

— Это точно, — кивнул Пётр Семёнович. — Ну, что же, давай уже Фридриха Кристиана найдём и приступим, помолясь. Работы-то много предстоит. Это шутка ли все законы переделать и до людей донести.

И Пётр Семёнович подошёл к двери, кликнул одного из лакеев, велел убрать всё со стола, и найти Фридриха Саксонского. Работы много предстояло, а он не знал даже, с какой стороны к ней приступить.

Эйлер вошел в просторный кабинет и остановился в дверях, не зная, что же ему дальше делать. Возле большого переговорного стола, как называл его император, стоял сам Пётр Фёдорович и ещё один молодой человек, которого Эйлер не знал.

На звук открываемой двери император поднял голову и жестом пригласил Эйлера приблизиться.

— Леонард Паулевич, подходите сюда к нам. И помогите уже разрешить наши затруднения.

Эйлер подошёл ближе и увидел, что по всему столу расставлены какие-то фигурки, а между ними проложены соломинки.

— Что вы делаете, ваше величество? — осторожно спросил он.

— Играю, Леонард Паулевич, — император передвинул пару фигурок. — Вот смотрите, это примерная копия основного заводского комплекса на Урале, принадлежащего уважаемому мною лично семейству Демидовых. — При этих словах молодой человек, стоящий рядом с императором скептически хмыкнул, и Эйлер заострил на этом факте внимание.

— Не нужно хмыкать Никита Акинфиевич, — укоризненно произнёс император. — Я действительно очень уважаю ваше семейство. Но, как любой строгий родитель вынужден немного наказывать за шалости.

Ага, судя по всему, этот молодой человек является сыном Акинфия Демидова. Эйлер присмотрелся к нему более внимательно. Видимо, Никита любил простоту во всём, включая одежду, потому что сразу по нему нельзя было сказать, что он владелец заводов и миллионов. А, если верить слухам, Демидовы были богаче самого императора. Но, если судить по его величеству, точнее по тому, как тот одевается и как выглядит, то создавалось впечатление, что ему вообще надеть нечего, и на простой странного фасона камзол ему приходится добывать деньги, подрабатывая по ночам грузчиком у того же Демидова. Эйлер мотнул головой, отгоняя странные мысли, которые всегда лезли ему в голову при виде молодого императора.

— В чём смысл вашей «игры», ваше величество? — спросил он, подходя поближе и разглядывая стол. — Что означают эти соломинки?

— О-о-о, — протянул император, — это самый важный элемент. Без него вся игра полетит прямиком к чертовой бабушке. Вы можете представить расстояния между всеми этими строениями?

— Оно большое, ваше величество. — Ответил Никита Демидов.

— Да, оно действительно большое, — император поднял взгляд на Эйлера. — Моя игра заключается в том, что я решил помечтать: а вот ежели бы взять ваши рельсы, что вы для машины паровой поставили, да сделать их уже. И на них водрузить не машину, а телегу на таких вот колесах. Это же быстрее и лучше будет, даже, если всё те же тяжеловозы потянут. Легче им будет такие телеги тянуть. А вот Никита Акинфиевич считает, что слишком сильно я заигрался, и ничего путного из моих придумок не получится. Вот я и позвал вас, чтобы рассудили вы наш спор.

— Эм, — Эйлер напряжённо думал. — Вообще-то, вы правы, ваше величество. Это может сработать. Нужно ещё пару расчётов сделать…

— Отлично, Леонард Паулевич! — император даже в ладоши хлопнул. — А вот ежели вы какой механизм сможете сюда прицепить, чтобы лошадёнок не насиловать, то и вовсе поможете мне спор с этим Фомой неверующим выиграть. А как доказать сможете, так мы и испробуем прямо на настоящих заводах. Благо часть из них мне принадлежит. А Никита Акинфиевич свой проигрыш в пятьсот рублей не мне отдаст, а вам.

Эйлер снова перехватил странный взгляд, брошенный Демидовым на императора, но уже не акцентировался на нём, потому что его захватила новая идея.

— Идемте со мной, господин Демидов. Возле университета поставлен прекрасный постоялый двор. На нём вы можете расположиться со всеми удобствами. А я пока проведу некоторые расчеты. — Проговорил Эйлер и направился к двери, но, опомнившись, обернулся к императору. — Ваше величество?

— Идите, — махнул рукой государь, отпуская обоих. — Развлекайтесь. Ну, и о результатах доложите. Если не получится, мне ещё на пятьсот рублей раскошеливаться придётся, так что, Леонард Паулевич, вы уж расстарайтесь.

Когда дверь за Эйлером и Демидовым закрылась, радушная улыбка сползла с моего лица. Ну что же, я их занял делом, предварительно закинув удочку насчёт узкоколейки и, возможно, дрезины. Это же элементарные изобретения. Вот только, как я понял, для ученых этого времени слово «простой» являлось этаким стоп-словом. Им нужно мир познавать, философские трактаты писать, а вы какими-то велосипедами голову им морочите. Но, ничего, я же не зверь, не запрещаю о высоком думать. Ночью, если совсем не спится. А вот днём будьте любезны что-то полезное и практичное предоставьте.