Но гигантский н'диви покачнулся, явно ужаленный, и начал раскачиваться.

Джарлакс вскочил и побежал изо всех сил. Его меч превратился в хлыст, и он снова соскользнул вниз, разворачиваясь на ходу и поднимаясь на ноги лицом к преследующему монстру.

«Зак, помоги мне», безмолвно взмолился он, потому что никто не мог владеть хлыстом так, как Закнафейн. Он не сомневался, что с этим хлыстом в руках Зак смог бы отнять глаза атакующего гиганта двумя щелчками.

Джарлакс поднял руку с хлыстом прямо над собой, указывая на небо. Он опустил руку перед собой, затем завел за спину и снова, пока рука не оказалась на одной линии с головой противника. Когда он щелкнул запястьем, то послал хлыст вперед и вверх и ударил прямо в лицо гиганта. Джарлакс глубоко погрузился в хлыст, требуя всю магию, пробивая брешь на План Огня.

Хлыст расколол лед, покрывавший нос и щеки гиганта, и стекающая слеза вызвала стихийный огонь на этой замороженной плоти.

Н'диви пошатнулся, позволив Джарлаксу отбежать в сторону. Кошмар подскочил к нему, развернулся и дважды ударил гиганта прямо в бедро, отбросив его в сторону и повалив на землю.

Джарлакс несколько раз ударил хлыстом, когда тот попытался встать, и, достав палочку, запустил в дымящееся лицо гиганта молнией.

Адский скакун, кружащий  и брыкающийся перед поднимающимся титаном, пнул его в лицо с такой силой, что весь лед отлетел от раскалывающейся головы.

Н'диви упал ничком. Джарлакс двинулся, будто намереваясь покончить с ним, но посмотрел на туннель через дорогу, откуда теперь выходило больше мелких монстров.

«Не сейчас», подумал он.

Он подозвал скакуна и забрался на него, почти сразу пустившись в полный галоп.

Выбравшись из расщелины, он бросился бежать, резко повернув направо, и помчался вдоль высоких стен этого неестественного ледника, известного как Кадиж, ускоряясь, чтобы как можно больше увеличить расстояние между ним и преследователями. Только много шагов спустя он понял, что погони не было.

И все же он не замедлил шаг. Он должен добраться до Каллиды.

Он понял, что единственный шанс, который был у его друзей, состоял в том, чтобы убедить эвендроу выступить с подавляющей силой.

Как бы он хотел, чтобы у него был волшебный свисток, чтобы он мог позвать Киммуриэля и попросить псионика вернуть его на юг, чтобы сплотить короля Бренора и Бреган Д'эрт.

Но он не мог добраться до них.

Судьба его друзей была в руках Временного Собрания, моны Валриссы и народа Каллиды.

– Я вернусь, – прошептал он в холод.

– Надвигается буря, – сказал молодой монах Дзирту однажды ночью на заднем крыльце Монастыря Желтой Розы.

Дзирт рефлекторно посмотрел вверх и высоко в небе увидел почти полную луну и линию облаков, мчавшихся под порывами быстрого ветра. Мерцали звезды. Вдалеке послышался пронзительный лай.

– Ты слышишь их? – спросил монах, и Дзирт повернулся, чтобы посмотреть на него.

Невысокий и худощавый, он выглядел так, словно его мантия была на три размера больше. Грязные пальцы торчали из-под передних складок темно-коричневого одеяния, сбившегося вокруг сандалий – Дзирт заметил, что у одной из туфель порвана завязка, которую починили с помощью лозы. У монаха было приятное лицо с едва заметными усами и растрепанными каштановыми волосами, разделенными пробором посередине и зачесанные вперед, они обрамляли его худые щеки, как капюшон.

– Койоты, – сказал Дзирт.

Монах покачал головой, отводя любопытный взгляд от Дзирта. Ночь потемнела, когда облако прошло перед луной.

– Признаю, что они действительно похожи на койотов, – сказал монах. – Раньше я совершал ту же ошибку.

Дзирт выгнул бровь.

– Они делают это нарочно, – объяснил монах. – Прислушайся внимательнее, не к лаю, а к более тихим звукам в промежутках.

– Это действительно твое имя? – спросил Дзирт. Смена темы явно удивила молодого человека.

– Мое имя?

– Брат Головастик?

– Ты знаешь обо мне! Для меня это большая честь.

Лунный свет снова ярко полился вниз, и лай возобновился. Дзирт сделал, как советовали, и обратил внимание на тихие интерлюдии. Широкая улыбка расползлась по его лицу, и он кивнул, узнавая тявканье и визг.

– Гноллы, – сказал он.

– Да, – сказал Головастик. – Да, гноллы, и да, это имя, которое дали мне, когда я был ребенком, брошенным у входной двери монастыря.

Дзирт изучал этого человека и не увидел в нем ни торжества жертвы, ни желания сочувствия, вообще никаких признаков того, что ранние переживания оставили какие-либо шрамы. На самом деле Головастик казался совершенно довольным. Если он и чувствовал, что ему не хватает семьи, то, конечно, не подавал никаких внешних признаков. Дзирт, конечно, мог это понять – монахи Монастыря Желтой Розы казались друг другу такой же семьей, как и его Компаньоны Халла.

– Они очень активны этой ночью, – сказал Головастик, проходя мимо Дзирта, чтобы опереться на перила крыльца. – Они становятся такими, когда осень затягивается, возвещая о приближении зимы.

Он кивнул на север, указывая на летящие линии облаков.

– И дни становятся короче по мере того, как северный ветер становится сильнее. Я ожидаю, что будет сильный шторм.

– Откуда брат Головастик так много знает о гноллах?

– Потому что я большую часть времени нахожусь на улице, а Галены кишат ими, – ответил он. – Откуда великий Дзирт До'Урден знает о брате Головастике?

Дзирт улыбнулся превосходной степени, которую Головастик использовал перед его именем.

– Великий Дзирт До'Урден, – тихо повторил он, закончив со смешком. – Брат Афафренфер говорил о тебе.

Мастер Афафренфер, – поправил Головастик.

– Он всегда хотел титула брата, – сказал Дзирт.

Головастик пожал плечами и кивнул.

– Я скучаю по нему. Ты был там, когда он умер?

Прямой вопрос задел Дзирта за живое и пронесся в его голове, возвращая его к тем моментам, когда Афафренфер пришел за ним в начале грандиозной трансценденции. Афафренфер пожертвовал собой, чтобы служить проводником для возвращения Дзирта в живой материальный мир.

– Отчасти, – ответил он, потому что не знал, что еще сказать. Как он мог начать объяснять ощущения, которые испытал в тот замечательный момент?

– Напоминание о том, что мы должны жить теми днями, которые нам даны, – тихо заметил Головастик. – А что с его другом, дворфом?

– Атрогейтом?

– Нет, – сказал Головастик, и даже в лунном свете Дзирт мог видеть, что он покраснел.

– Амбра, – сказал Дзирт. – Амбергристл О'Молл из Адбраских О'Моллов.

– Она поцеловала меня, – сказал Головастик, явно смущенный. – Я был очень молод. Это был мой первый поцелуй.

Дзирт ответил улыбкой, но медленно покачал головой, сбивая молодого человека с толку.

– Она умерла как герой, – сказал ему Дзирт.

– Слишком много героев умирает, – сказал Головастик.

– Многие бы не согласились, – тихо ответил Дзирт, вызвав растерянный взгляд монаха. Дзирт только рассмеялся в ответ, не желая спускаться в эту философскую кроличью нору.

Благодаря десятилетиям опыта, Дзирт пришел к выводу, что многие живые люди остались недооцененными за их жертвы и усилия, благодаря критикам, которые тявкали, как гноллы под поздней осенней луной.

Конечно, до самой смерти, после чего люди действия и следствия часто возносились до почти богоподобного статуса – чего никогда не могли достичь те, кто принял рясу.

Пока они не будут мертвы.

Станет ли это его собственной судьбой, подумал он, и усмехнулся глупости этой мысли, потому что, по мнению Дзирта, ему оказали больше доверия, чем он заслуживал, и у него были лучшие друзья, которые понимали правду больше, чем «легенды».

Улыбка не продлилась долго, и его взгляд рефлекторно устремился на север. Кэтти-бри, несомненно, ценили, и когда она встретит свой конец, все дворфы Гаунтлгрима и Мифрил Халла, Адбара, Фелбарра и Долины Ледяного Ветра, все хафлинги Кровоточащих Лоз, вся Длинная Седловина и Гарпеллы, и большая часть Лускана будут по-настоящему раздавлены огромной потерей для них всех!