С этим связана проблема знания и озарения, равно как и достоверности: «Божественная истина сообщает нашему сознанию нечто от своей необходимости и своей непогрешимости; при том, конечно, интуитивное и весьма отдаленное угадывание Божественной сущности отнюдь не преображает нас в граждан потустороннего мира».
По вопросу о моральной интуиции и о свободе воли были проведены важные исследования: заслуживают внимания такие содержательные книги, как «Бонавентурианский экземпляризм» Жана-Мари Биссена, «Моральный финализм» Жана Ромера, и ряд других. Все они в той или иной мере обязаны Жильсону, показавшему, что и здесь философия выполняет посредническую роль, отдавая себе отчет в данных веры: Бог продолжает работать над творением, «заполняя лакуны, от которых страдает душа, стремящаяся в Боге найти оправдание своим усилиям, направленным к совершенствованию и лучшему пониманию того, что есть в мире».
«Господи, я произошел от Тебя и Твоею волею возвращаюсь к Тебе» («Hexaem.», coll. I, п. 17). Эти слова Бонавентуры, считает Жильсон, резюмируют интеллектуальный и духовный, чтобы не сказать мистический, путь Серафического Доктора. В «Prooemium»[1271] (Предисловии) к «Комментариям ко II Книге изречений» яснее, чем в любом другом месте, обрисована задача философии, которая состоит в том, чтобы подвести к теологии, а именно к понятию благодати, придающей сверхъестественное измерение бытию и всем его движениям. Мы подходим к мистическому порогу, где опыт поглощает знание в экстазе любви.
С тех пор, как появились исследования, о которых я здесь говорил, Жильсон продолжал расти как историк. При нашей встрече мне показалось, что он готов пересмотреть написанное им в некоторых частностях. А именно он хотел бы переписать последнюю главу «Философии св. Бонавентуры», которая называется «Дух св. Бонавентуры».
С одной стороны, изменились обстоятельства, придававшие полемическую направленность его исследованию; историки поняли, наконец, что св. Бонавентура не был просто «черновиком», предварявшим появление св. Фомы. С другой стороны, как бы освобожденный от полемических задач, Жильсон смог заново оценить св. Бонавентуру, ибо сам возвысился до уровня мудрости.
Передавая мне сильно правленую рукопись предисловия к книге «Св. Бонавентура. 1274–1974» (дело было 17 ноября 1972 г. В его парижской квартире на ул. Сен-Ромен), он сказал: «Дорогой мой, в моей библиотеке осталась одна-единственная книга — Библия». Стоит ли в таком случае удивляться тому, что он написал в заключении к этой рукописи: «Св. Бонавентура не комментировал Аристотеля: он не испытывал в этом нужды. Почему теолог, достойный этого имени, должен терять время на изучение доктрины, о которой он заранее знает, что она является ложной во многих своих принципиальных аспектах, вместо того, чтобы целиком обратиться к откровенной истине, всеобъемлющей и достаточной для спасения? Не следует думать, что чистая теология представляет собою нечто устаревшее. Иисус Христос есть центр всего. Вот почему бесполезно толковать о таких вещах, как существование Бога или Троица, или бессмертие души, пользуясь средствами естественного разума; без Христа тут ничего не понять. После Бонавентуры это скажет еще Блез Паскаль, более близкий ему по духу, чем иной студиозус, который не тянет даже на то, чтобы быть просто хорошим историком».
Примечания переводчика
В своем исследовании философии Декарта автор пользуется изданием Ш Адана и П. Таннери (см. Библиографию, раздел 1, наст, изд., с. 316). При ссылках на это издание иногда сначала указывается «Loc. cit.» или дается имя «Adan» (Адан). В настоящих Комментариях мы, где это было возможно, сделали ссылки или дали перевод цитат по русскому изданию: Декарт Р. Соч. в 2-х т. М., 1989–1994.
