С а х р а г ю л ь. Нет, нет… Я не жаловаться пришла. Просто так… На сердце тревожно… Понимаешь, сестра?

М а р и я. Понимаю. Очевидно, кто-то вас обидел? Говорите, не стесняйтесь, тут, кроме нас двоих, никого больше нет.

С а х р а г ю л ь. Да нет, никто меня не обидел. Я в лавку иду — за керосином. Думаю, дай зайду… спрошу…

М а р и я. Как вас звать?

С а х р а г ю л ь. Сахрагюль.

М а р и я. А меня — Мария. Давай я тоже буду говорить тебе «ты»! Хорошо?

С а х р а г ю л ь. Конечно, Мария.

М а р и я. Так что у тебя стряслось, Сахрагюль?

С а х р а г ю л ь. Понимаешь, Мария, прошла уже неделя, как мой муж не появляется дома…

М а р и я. Бросил тебя? У меня такая же история…

С а х р а г ю л ь. Что ты, что ты, сестра! Упаси аллах! Просто утром он сел на коня, сказал: вечером жди… И вот уже прошла неделя… Дома он говорил мне про какой-то отряд… Говорил, нужны храбрые нукеры для отряда, нужно оружие, нужны хорошие лошади… Соседи сказали мне: иди в исполком, Сахрагюль, они все знают…

М а р и я. Как звать твоего мужа?

С а х р а г ю л ь. Гельды.

М а р и я. Гельды?!

С а х р а г ю л ь. Да, Гельды. Он мой муж.

М а р и я. А по отчеству? Как звать его отца?

С а х р а г ю л ь. В округе все зовут его Гельды-Батыр.

М а р и я. Ах, Гельды-Батыр?! Он жив-здоров. Его срочно вызвали в Ашхабад. Сам товарищ Калинин вызвал. Оказывается, он знает твоего мужа, Сахрагюль.

С а х р а г ю л ь. Слава аллаху! Значит, жив мой Гельды?! Время очень нехорошее, Мария… Опасное…

М а р и я. С твоим джигитом ничего не случится, Сахрагюль. У него есть голова на плечах.

С а х р а г ю л ь. Дай аллах, чтобы все было так, как ты говоришь, сестра! Пусть до всевышнего дойдут твои золотые слова! А я сижу дома одна и жду, жду… Еще один день прошел. На сердце — камень. Понимаешь, сестра?

М а р и я. Еще бы! Теперь, как станет тоскливо, приходи ко мне. Будем дружить.

С а х р а г ю л ь. Спасибо, Мария, приду.

М а р и я. Детей у вас с Гельды много?

С а х р а г ю л ь. Детей пока нет. Но… (Смущается, умолкает.)

М а р и я. А чем дома занимаешься, Сахрагюль? Не скучно?

С а х р а г ю л ь. Когда скучать-то? Дома всегда много дел, Мария. Когда есть время, тку ковер.

М а р и я. Счастливая — умеешь!

С а х р а г ю л ь. Приходи и ты ко мне — научу.

М а р и я. Эх, да разве нам сейчас здесь до ковров?

С а х р а г ю л ь. Ковер — всегда хорошо! Ковер — красиво, Мария! Ковер радует душу. Ковер — сам частица души… Душа человека вечная — и ковер тоже. Я пойду, Мария.

М а р и я (улыбается). Славная ты женщина, Сахрагюль! Заглядывай. И не волнуйся. Приедет твой джигит. Как увижу его, скажу: мчись домой, Гельды, молодая жена соскучилась!

С а х р а г ю л ь. Нет, нет, Мария! Ради аллаха, не говори ему, что я была здесь. Очень прошу!

М а р и я. Но почему?

С а х р а г ю л ь. Так… Он рассердится на меня, если узнает, что я приходила. Умоляю тебя, Мария, не говори ему ничего. У нас свои порядки…

М а р и я. Странно. Но раз ты просишь, не скажу.

Входят  К а л а ш и н  и  К у р б а н - Т и л ь к и ч и. Курбан-Тилькичи пристально смотрит на Сахрагюль. Мужчины проходят в кабинет Калашина.

С а х р а г ю л ь. Этот тоже у вас работает?

М а р и я. Кто?

С а х р а г ю л ь. Да этот, Тилькичи. Лиса!

М а р и я. Работает. А что?

С а х р а г ю л ь. Нет, ничего, я просто так спросила. Хорошо, Мария, я пойду. А то лавку закроют. На обратном пути, может, опять загляну.

М а р и я. Счастливо, Сахрагюль! Теперь я знаю, какая у нашего Гельды-Батыра жена.

С а х р а г ю л ь. Какая же?

М а р и я. Душевная. Вечная душа!

С а х р а г ю л ь. Я тоже тебя полюбила, Мария. Ты успокоила меня. (Выходит.)

Мария складывает бумаги в папку и тоже выходит.

Входят  К а л а ш и н  и  К у р б а н - Т и л ь к и ч и.

К а л а ш и н. Итак, Тилькичиев, вы против назначения Гельды-Батыра командиром добровольческого отряда?

К у р б а н - Т и л ь к и ч и. Решительно против, товарищ Калашин.

К а л а ш и н. Но почему, почему, черт возьми?! Ведь его рекомендует на этот пост сам Атабаев! Лично звонил сегодня.

К у р б а н - Т и л ь к и ч и. Вы — новый человек, товарищ Калашин. Всех наших дел не знаете. Мы здесь, на местах, лучше знаем своих людей. Последнее слово должно быть за нами.

К а л а ш и н. Для меня вопрос не ясен, черт возьми!

К у р б а н - Т и л ь к и ч и. Сейчас объясню. Вы видели жену Гельды-Батыра? Она только что была здесь, разговаривала с Марией. Так вот, Сахрагюль — родная сестра Мердана-Пальвана. Вы понимаете, басмача Мердана-Пальвана?!

К а л а ш и н. Неужели родная сестра, черт возьми?

К у р б а н - Т и л ь к и ч и. Да, единоутробная.

К а л а ш и н. Действительно, фактик! Но Атабаеву я обязан подчиниться. В последнее время ваш Мердан-Пальван действует не так активно, как прежде. Очень нетипичный басмач, черт возьми! Мечется. Сначала был на нашей стороне и принимал активное участие в борьбе с белогвардейцами и интервентами. Затем заступился за Аталы-бая и поссорился с нами. После этого, говорят, побывал за кордоном в гостях у самого Джунаид-хана. Кажется, после этой встречи он прозрел. Вернулся — и весь свой скот поголовно отдал государству.

К у р б а н - Т и л ь к и ч и. Когда ваш предшественник Иванов в прошлом году встретился и поговорил с ним, он опять согласился помогать нам. И опять дружба не вышла. Однажды ночью вскочил на коня и снова подался в пески. Ни с того ни с сего.

К а л а ш и н. Ни с того ни с сего ничего на свете не бывает, Тилькичиев. Запомните это. Диалектика! Вы с Ивановым и загнали его в Каракумы, черт возьми! Левак вы, Тилькичиев! Как минимум — левак!

К у р б а н - Т и л ь к и ч и. Товарищ Калашин, у туркмен есть поговорка: «Волчонка не приручишь». Мердан-Пальван — коварный барс. Он и до революции занимался разбоем, грабил людей. На него нельзя ни в чем положиться, ему нельзя верить. Сотня-другая овец, которых он для виду передал государству, едва ли составляет десятую часть его отар. Если я не ошибаюсь, его скот должен находиться где-то возле Уч-депе или же в урочище Гум-гиден.

К а л а ш и н. Откуда у вас такие подробности, Тилькичиев?

К у р б а н - Т и л ь к и ч и. Да уж знаю. Туркмены — народ подвижный, много ездят по пустыне — туда-сюда, все видят, все замечают.

К а л а ш и н. Так, так. По моим сведениям, до революции Мердан-Пальван грабил только богачей.

К у р б а н - Т и л ь к и ч и. Не только, не только! Бедняки тоже пролили немало слез из-за него.

К а л а ш и н. Тилькичиев, хочу спросить у вас одну вещь.

К у р б а н - Т и л ь к и ч и. Спрашивайте, товарищ Калашин.

К а л а ш и н. В девятнадцатом году вы отказались служить в отряде Гельды-Батыра? Ушли от него. Причина?

К у р б а н - Т и л ь к и ч и. Вы уже спрашивали меня об этом.

К а л а ш и н. Да, спрашивал. Но тогда вы ответили мне весьма туманно.

К у р б а н - Т и л ь к и ч и. Честно говоря, товарищ Калашин, мы с Гельды-Батыром просто не любим друг друга.

К а л а ш и н. Из-за чего?

К у р б а н - Т и л ь к и ч и. Да так…

К а л а ш и н. А все-таки?

К у р б а н - Т и л ь к и ч и. Это допрос, товарищ Калашин?

К а л а ш и н. Я хочу знать.

К у р б а н - Т и л ь к и ч и. Хорошо, скажу. Я был заместителем командира отряда. И я потребовал ликвидировать Мердана-Пальвана как классового врага, как изменника. Комиссар отряда был согласен со мной. Дело в том, что в самый драматический момент боя с белогвардейцами и англичанами Мердан-Пальван со своими нукерами повернул коней и умчался в аул. Он предал нас. Это было покушение на революцию. Из-за него погибли бойцы. Мы обратились в ревтрибунал, потребовали расстрела Мердана-Пальвана. Нам удалось поймать его. Но Гельды-Батыр каким-то образом организовал ему побег. Вскоре он женился на его сестре. Вот почему я ушел из отряда. Я решил, что мне нечего делать в отряде врага.