Х а д ж и - а г а. Вах, но как несправедливо устроена наша бедняцкая жизнь, ребята! Стоит нам протянуть наши руки с надеждой к чему-либо, как судьба тотчас подсовывает нам твердый камень! Стоит нам поднести к губам бокал вина — и в нем оказывается яд!
Х а м м а л. Увы, это так, земляки! А поэтому я предлагаю… Смотрите, перед нами свежие лепешки и фрукты. Давайте есть их, пока они не зачерствели, не испортились!
Д е р в и ш. Извини, Ибрагим, но я не могу притронуться к еде, которая была добыта воровством!
И б р а г и м. Воровство — моя работа, дервиш-ага. И учти, я никогда не халтурю в своей профессии. Так что можете считать, земляки, что вы едите честно заработанное.
Х а м м а л. Ибрагим, а ты мог бы на спор солгать в день тысячу раз?
И б р а г и м. Воровство и ложь — разные вещи, дорогой хаммал. Если тебя интересуют лгуны и обманщики, загляни во дворец, полюбуйся на шахских придворных, пройдись по базару, посмотри на торговцев-мошенников! Что же касается твоего покорного слуги, хаммал, то я — не лгун, я — честный вор и говорун!
Х а м м а л. Ну, тогда, Ибрагим-джан, сбреши нам что-нибудь не на спор, а просто так, от души. Сбреши что-нибудь забавное и интересное. Этим ты, во-первых, доставишь всем большое удовольствие, а во-вторых, поможешь нам скоротать долгую, бессонную ночь.
И б р а г и м. Хорошо, хаммал-джан, уговорил! Так и быть, потешу вас. Слушайте! Недавно приключилась со мной любопытная история. Хаджи-ага, помнишь тот день, когда мы с тобой отправились в пустыню за саксаулом?
Х а д ж и - а г а (улыбается). Конечно, помню, Ибрагим. Был на редкость холодный, морозный день. Разве такой забудется?
И б р а г и м. Так вот. Как ты помнишь, я немного задержался на базаре, делая кое-какие покупки. Потом бросился догонять тебя и бежал как угорелый, сломя голову, не разбирая дороги. Бежал и бежал по безлюдным пескам, с бархана на бархан. Вдруг вижу: огромный саксаул, а в тени саксаула — огромный казан. Поднимаю крышку и… ах, ах! Казан до краев полон горячего, жирного, душистого плова!
Х а м м а л (смеется). Выходит, Ибрагим, ты наскочил на зайца, который, еще не родившись, лежал в тени полыни, которая еще не выросла? Так, что ли?
И б р а г и м. Вот и ошибаешься, дорогой хаммал-джан! Та встреча с еще не родившимся зайцем произошла у меня в другой раз, а тогда, в тот день, я действительно наскочил на казан с горячим пловом. А рядом с пловом меня дожидались жареная курица и кувшин вина! Эх, какого вина! Я сделал всего один глоток — и голова моя пошла кругом…
Х а м м а л (хохочет). Да будет тебе заливать, Ибрагим! Ври, да не завирайся! В безлюдной пустыне — горячий заячий плов, жареная курица, кувшин вина! Откуда?
И б р а г и м. Ах, откуда?! Какой же ты недогадливый, хаммал-джан! Дело было так. Несколько купеческих сынков выехали в Каракумы — развлечься, подышать свежим воздухом, вкусно поесть, попить на лоне природы. Едва они сели за плов, как на них налетела банда разбойников. Купеческие сынки, конечно, на коней и драпать, спасая свои драгоценные шкуры! А разбойники — в погоню за ними. И в этот момент у саксаула оказался я. Хаджи-ага, как говорится, лгун всегда при свидетелях… Скажи, привез я вам тогда сюда целый казан плова или нет?
Х а д ж и - а г а (улыбается). Привезти-то привез. Вот только я, Ибрагим, не знаю точно, кого ты надул в тот раз, кого обвел вокруг пальца?
Д е р в и ш (тоже улыбается). Ибрагим-джан, откуда ты родом, живы ли твои родители?
И б р а г и м (вдохновенно). Мой покойный отец, дервиш-ага, жил тем, что покупал и продавал яйца. И вот однажды он привез домой с базара огромное — с голову нашего хаммала — яйцо…
Х а м м а л (усмехается, трогает руками голову). Так-так, а что было дальше?
И б р а г и м. Моя покойная мать положила это удивительное яйцо под нашу курицу-наседку. Хотите — верьте, хотите — нет, ребята, но из яйца на другой же день вылупился петушок, который начал расти не по дням, а по часам, прибавляя ежедневно в росте на четыре пальца… И в конце концов этот петух вымахал размером с крупного осла. Тогда мой отец стал навьючивать на него хурджуны и возить поклажу на базар и обратно. Долго это продолжалось, на спине трудяги петуха образовались даже коросты. Один наш знакомый посоветовал отцу: «Сдери эти коросты и посади туда, на спину, пяток абрикосовых косточек». Мы так и сделали. Косточки, брошенные на спину петуха, проросли, и через год мы имели огромный абрикосовый сад. Он давал столько плодов, что мы едва успевали собирать.
Х а м м а л. Ох, Ибрагим, заливаешь!
И б р а г и м. Не перебивай, хаммал-джан! Слушайте дальше! Желая полакомиться вкуснейшими абрикосами, мальчишки нашего аула кидали в кроны деревьев сухие комья глины, да так усердно, что вскоре на спине петуха образовалось поле. Кто-то посоветовал: «Разбейте там бахчу». Отец мой, покойник, был очень хозяйственным человеком. Он воспользовался добрым советом, распахал это поле на спине петуха и посадил там арбузы. Ах, какой славный получился урожай! Арбузы — огромные, тонкокорые, внутри краснющие! А сладкие какие! Ох, ох! Ешь — за уши тебя не оттащишь! Однажды, когда отец был на базаре, я взял его дамасский нож с рукояткой из драгоценных камней и решил полакомиться арбузом. Надрезал один… И вдруг не удержал нож, уронил его внутрь арбуза. Что делать? Нож-то драгоценный! Знаю, если я до возвращения отца домой не положу нож на место, он задаст мне взбучку. Я достал длинную веревку, один конец привязал к шее петуха, другой — к своему поясу и спустился внутрь арбуза, на самое дно. Ищу нож — не могу найти. Вижу: идут трое крестьян. Я к ним: «Что вы делаете в нашем арбузе?» — «А ты что?» — спрашивают они. Я говорю: «Нож ищу, провалился сюда, не находили случайно?» — «Эх, — смеются они, — глупец! Мы второй день караван верблюдов ищем здесь, потеряли, не можем найти, а ты нож захотел найти?!»
Все хохочут.
Х а д ж и - а г а. Ох, насмешил, Ибрагим! Лопнуть можно от смеха! Помолчи немного, дай передохнуть!
Во двор входит М а м е д.
М а м е д (весело). Ассалам алейкум — всем сразу, земляки!
Все вскакивают на ноги, окружают Мамеда.
Х а д ж и - а г а (изумленно). Аллах, аллах! Ущипните меня! Не сон ли я вижу?
М а м е д. Нет, дорогой Хаджи-ага, не сон.
Х а д ж и - а г а. Вот чудеса! Ты ли это, Мамед?!
М а м е д. Я, Хаджи-ага, я!
С л е п о й н и щ и й. Твой голос, человек, похож на голос Мамед-джана!
М а м е д. Не только мой голос, земляк, но и я сам сильно похож на него. Как две капли воды похож, почтеннейший. Я это, Мамед!
И б р а г и м. Не обижайся, брат Мамед, как я ни старался вчера, мне не удалось вызволить тебя из темницы-зиндана. Ты ведь не монета, а темница — не карман купца! (Делает ловкий фокус с монетой.)
Х а д ж и - а г а (Ибрагиму). Тогда, в суматохе, я не все хорошо расслышал. Кажется, ты, Ибрагим, говорил что-то про змею?..
И б р а г и м. Извини, Хаджи-ага! Но ведь надо было срочно спасать тебя от палачей. Вот я и ляпнул первое, что пришло мне в голову, а визирь поверил.
М а м е д. Еще как поверил! Он и во дворце еще долго не мог прийти в себя, без конца заикался.
Х а м м а л. Так ты и вправду был в шахском дворце, парень, не только в темнице?
М а м е д. Был немного и во дворце.
Д е р в и ш. Как поживает наш высочайший повелитель правоверных?
М а м е д. Ревет, как ишак, твой правоверный! А когда спит, храпит, как свинья!
Д е р в и ш. Эй, парень, нельзя так говорить про нашего шаха! Он — наместник аллаха на земле!
Х а д ж и - а г а. Мамед-джан, присаживайся к скатерти. Эй, ребята, накормите и напоите его!
