Н а ч а л ь н и к  с т р а ж и. Мамед, ваше величество.

Ш а х. Тащите сюда Мамеда!

Н а ч а л ь н и к  с т р а ж и. Слушаемся и повинуемся, ваше величество! Тащим Мамеда!

В и з и р ь. Вернее, везем, ваше величество! За ним еще надо ехать, за этим Мамедом.

Н а ч а л ь н и к  с т р а ж и. Как — ехать?

Ш а х. Почему ехать? Разве он не здесь, не в нашей дворцовой темнице-зиндане?

В и з и р ь (тихо, начальнику стражи). Молчи, так надо… (Шаху, громко.) Да, ехать, ваше величество. Мы отправили Мамеда в темницу-зиндан, что у Змеиной горы. Там ведь дают только воду.

Ш а х. Сколько времени ехать туда, визирь?

В и з и р ь (прикидывает). Туда, обратно… К восходу солнца будем здесь, ваше величество.

Ш а х. Жду вас с Мамедом во дворце к восходу солнца! В дорогу, бездельники!

Визирь и начальник стражи, низко склонившись, пятятся к двери. Негромко переговариваются.

Н а ч а л ь н и к  с т р а ж и. Что ты задумал, визирь?

В и з и р ь. К утру мы должны получить от Табиба Кемала то, что он нам обещал.

Н а ч а л ь н и к  с т р а ж и. К чему такая спешка?

В и з и р ь. А чего тянуть, Реджеб? Плод вполне созрел. Чуть качнем дерево — и…

Визирь и начальник стражи исчезают за дверью.

Вбегает подросток — ш а х - з а д е. В его облике много ослиного. Он галопирует по залу, взбрыкивая ногами.

Ш а х - з а д е. Па-па!.. И-а!.. Па-па!.. И-а!..

Ш а х, Дитя мое! Свет моих очей! Мой бедный заколдованный сыночек! Что ты хочешь? Что тебе дать, мой ненаглядный осленочек?

Ш а х - з а д е (останавливается перед троном). И-а!.. И-а!.. Папа, я видел сон. Мне приснилось, будто и ты превратился в осла. И мы с тобой вдвоем катаемся на дороге в пыли! Ах, как мы катались! Ах, ах!.. И-а!.. И-а!.. (Опять скачет по-ослиному.) Дайте мне кожуру дыни Вахарман!.. И-а!.. И-а!.. Ко-жу-ру! Ко-жу-ру! Хочу кожуру!

Ш а х. Эй, дайте моему сыну все, что он просит! Дайте! Дайте! Дайте! Иначе я велю набить соломой ваши шкуры! Иди, сыночек, иди, милый! У меня здесь государственные дела.

Ш а х - з а д е. Де-ла! И-а! Де-ла! И-а! (Убегает.)

Ш а х. Эй, шут!

Шут пишет что-то пальцем на мраморном столике, покрытом пылью, не обращая внимания на шаха.

Я тебе говорю, эй, шут! Подними голову или навеки потеряешь ее!

Ш у т (отмахивается). Я занят, мой шах, не мешай мне. Я пишу нечто вроде корана.

Ш а х. Лжешь, шут! Вздор! Есть лишь один коран, тот, что написан пророком Мухаммедом!

Ш у т (насмешливо). Я пишу ваш персональный коран, мой солнцеликий шах-ин-шах! Трижды, четырежды!

Ш а х. Ты, шут, шути, шути, да не за… не за… Это самое… Не кощунствуй! У всех мусульман земли есть лишь один коран, как и аллах. Ясно?

Ш у т. Я пишу коран вашей жизни, мой шах-ин-шах. Я пишу историю вашей жизни.

Ш а х. Мою историю пишут мои мирзы, мои писари.

Ш у т. На истории, писанные писарями, следует, как правило, попи…

Ш а х. Что-о?!

Ш у т. Да.

Ш а х. Это почему же?

Ш у т. А вот потому. Кто вы такой?

Ш а х. Я?!

Ш у т. Да, вы, вы.

Ш а х. Ты что, чокнулся, шут? Забыл, кто я такой? Я — шах этой страны!

Ш у т. Прекрасно. Шах этой страны. Вот я возьму и напишу о вас всю правду, все так, как оно есть.

Ш а х. Напиши.

Ш у т. И напишу. А что будет?

Ш а х. Ну, и что будет?

Ш у т. Изумятся грядущие поколения. Неужели, скажут, были на свете такие безмозглые правители?

Ш а х. Это я-то безмозглый?

Ш у т. А то кто же?

Ш а х. Объясни, почему.

Ш у т. Кто запретил народу всей страны спать?

Ш а х. Ну, я.

Ш у т. Кто запретил народу всей страны видеть сны?

Ш а х. Я. Ну и что?

Ш у т. Разве не глупо?

Ш а х. Я уже предупредил тебя, шут! Ты, шут, шути, да не за… это самое! Учти, дошутишься!

Ш у т. Я говорю правду.

Ш а х. Значит, по-твоему, в моем государстве нет другого человека, который бы говорил правду? Выходит, ты, шут, один у нас такой правдолюб? (Пауза.) Тогда почему все мои придворные, моя свита, дворцовое духовенство пляшут от радости и наперебой восхваляют мой указ, запрещающий спать?

Ш у т. Э-ге-е! Посмей они возразить вам, вы бы перестали их кормить, платить им!

Ш а х. Ошибаешься, дурак! Мудрые люди, зрелые мужи не стали бы превозносить до небес глупый указ.

Ш у т. Они пекутся о своих шкурах, о своих головах, ваше величество.

Ш а х. По-твоему, в огромном государстве нет никого, кто не кривил бы душой?

Ш у т. Почему же нет? Есть. Народ. Люди.

Ш а х. Народ молчит. Люди молчат. Бараны!

Ш у т. Не молчат. Не успевают рта раскрыть, как ваши приспешники, ваши шпионы и стражники хватают их и волокут в застенки, на плаху.

Ш а х. Что ж, по-твоему, я — убийца?

Ш у т. Кто вы, об этом вам скажут в тот день, когда вы, ваше величество, на деревянной лошадке отправитесь в заоблачную деревню.

Ш а х (незлобно усмехается). Не боишься, шут, что я тебя за эти дерзкие, мало сказать — дерзкие, за эти твои наглые, нахальные, бесцеремонные слова четвертую? Не боишься?

Ш у т. Не боюсь, мой щах!

Ш а х. А почему? Думаешь, настроение у меня сегодня не кровожадное?

Ш у т. Да нет, не поэтому.

Ш а х. А почему не боишься?

Ш у т. Так ведь план месячный и квартальный у нас по этим самым делам… выполнен. (Проводит ребром ладони по горлу.) С какой вам стати, ваше величество, брать на свою душу лишний, незапланированный грех? Верно я рассуждаю?

Ш а х (удивленно). Верно, шут.

Ш у т. Да и скучно вам без меня будет, ваше величество. Верно?

Ш а х. Тоже верно.

Ш у т. Поэтому давайте, ваше величество, сосуществовать!

Ш а х. Давай, шут! Развлекай меня! Смеши! Сбреши что-нибудь!

Ш у т. Пожалуйста, ваше величество. Начинаю. Два дня назад на мельнице куры заклевали до смерти мельника! Ха-ха-ха!

Ш а х. Не смешно.

Ш у т. Он забыл покормить их. Ха-ха-ха!

Ш ах. Не смешно.

Ш у т. Ха-ха-ха! Так ведь на мельнице и без того повсюду рассыпано зерно. Это же смешно!

Ш а х. Не смешно.

Ш у т. Ах, нет, не то, не так! Они заклевали мельника за то, что он накануне отправил в суп единственного в округе петуха! Ха-ха-ха!

Ш а х (вяло). Хи-хи-хи! Тоже не смешно, шут. Но в этом что-то есть… наводящее на размышление… о нашем гареме.

Ш у т. В суп вас давно пора, ваше величество! На другое вы уже не годитесь.

Ш а х (вяло). Заткнись, дурак! (Засыпает.)

Ш у т. Я ведь сказал — в суп. (Тоже засыпает.)

В зале делается темно.

Проходит некоторое время. Постепенно за окном светлеет. Виден восход солнца.

Распахивается дверь. Н а ч а л ь н и к  с т р а ж и  вводит связанного  М а м е д а. Входит и  в и з и р ь.

Лица визиря и начальника стражи расцарапаны, в кровоподтеках.

Шах и шут просыпаются.

Ш а х. А?.. Что такое?! Где я?.. (Удивленно смотрит на визиря.) Что с твоим лицом, визирь? Где фонарь заработал? (Смотрит на начальника стражи.) И ты тоже… Где вы так… офонарели?

В и з и р ь. Понимаете, ваше величество… Да тут… Да так… (Не знает, что сказать, бормочет.) Проклятый старик!..

Н а ч а л ь н и к  с т р а ж и (приходит на помощь визирю, врет). По дороге на разбойников наскочили, ваше величество. Ну и задали мы им перцу! Всех порубили до одного!

Ш у т. Тьфу! Не дали поспать. (Уходит.)

В и з и р ь (показывает на Мамеда). Ваше величество, вот он, этот негодяй, посмевший купить у караван-сарайщика ваш высочайший сон!