Гюльбахар уходит в кибитку.

М а м е д. Я видел, Табиб Кемал, сколько людей ушли от вас исцеленными за эти дни. Я верю в вас, Табиб Кемал!

Т а б и б  К е м а л (улыбается). А я, Мамед, верю в любовь человека к жизни, в его могучий дух! И еще я верю в целебную силу природы. Я верю в голубое небо, в чистый воздух, верю в травы. Должен сказать, Мамед, после того как Авиценна потерял родного сына, он отправился путешествовать по белому свету. Однажды, изрядно устав, он остановился у какого-то родника — отдохнуть и перекусить. Сел. А нож свой с каменной рукояткой бросил на траву, которая росла рядом. Когда настала пора двигаться дальше в путь, Авиценна протянул руку за ножом и увидел, что на траве лежит одно лишь стальное лезвие! Каменной рукоятки как не бывало! «Что за чудо?!» — воскликнул Авиценна. Достал из хурджуна еще один кусочек камня, того самого, извлеченного из тела сына, и бросил его на траву. Камень на его глазах растаял, словно снег у костра. Печали Авиценны не было предела. Он понял, что мог бы излечить этой травой печень сына, знай он раньше о лечебных свойствах этой травы. Это была мята.

М а м е д. Обыкновенная мята?!

Т а б и б  К е м а л. Необыкновенная, необыкновенная мята, сынок! Так-то, Мамед.

Из кибитки выходит  Г ю л ь б а х а р. В руке ее голубой кувшинчик.

М а м е д. У вас симпатичная внучка, Табиб Кемал!

Т а б и б  К е м а л. Не только симпатичная, но и толковая. Гюльбахар — прекрасная помощница. Я уже доверяю ей готовить некоторые лекарства. Доверяю лечить некоторые недуги. И вообще я ей доверяю во всем. Извини, что я хвалю ее, свою родную кровь, Мамед-джан. Говори мне «ты», сынок! Сказано в одной мудрой книге: с шайтанами — на «вы», с аллахом — на «ты».

Г ю л ь б а х а р. Сглазишь меня, дедушка!

Т а б и б  К е м а л. Разумное не боится порчи.

М а м е д. Табиб Кемал, прошу тебя, помоги мне!

Т а б и б  К е м а л. Этим мы и занимаемся, джигит. (Показывает на голубой кувшинчик.) Мамед-джан, в этом сосуде сильное лекарство, которое я приготовил по рецепту знаменитого Авиценны.

М а м е д. Дай мне выпить его поскорее!

Т а б и б  К е м а л. Погоди, Мамед. Не все так просто. Сначала послушай. В этом лекарстве нет лишь одного компонента. И самого главного. Без него даже такое мощное лекарство не подействует.

М а м е д (уныло). Зачем же тогда пить его? Ты не смог бы найти недостающего, Табиб Кемал?

Т а б и б  К е м а л. В лекарстве недостает сильной, страстной человеческой веры в выздоровление. Не просто веры, повторяю, а страстной, железной веры в исцеление! Ты должен найти ее в себе, Мамед, в своем молодом сердце! Ты должен сказать себе: я поднимусь с постели, я встану на ноги, я буду здоров! Буду плясать на своей свадьбе! Вскачу на скакуна! Ты должен приказать себе! Ну!

М а м е д (кричит). Я должен подняться! Я поднимусь! Непременно! Я хочу на коня!

Т а б и б  К е м а л (протягивает Мамеду голубой кувшинчик). Пей, джигит! И да поможет тебе вера в себя!

Г ю л ь б а х а р. Пей, Мамед-джан!

Т а б и б  К е м а л. И да поможет тебе вера в исцеление!

М а м е д (жадно пьет содержимое кувшинчика, восклицает). На коня! Хочу на коня! Хочу встать! Хочу-у-у! (У него перехватывает дыхание.) Что это?!. Я не могу дышать!.. (Кладет руку на грудь.) Табиб Кемал, здесь все горит!.. Здесь огонь! Огонь! Или я умираю?..

Т а б и б  К е м а л. Умрешь, если заколеблешься! Верь! Ну!.. Кто — кого? Ты — его, огонь, или он — тебя? Собери свою волю в кулак, джигит! Ну! Ну же!

Г ю л ь б а х а р. Ты сядешь на коня, Мамед-джан!

М а м е д (корчится от боли). Да!.. Да!.. Да!.. (Кричит.) Да-а-а-а! (Внезапно умолкает.)

Наступает долгая пауза.

Т а б и б  К е м а л. Ты здоров, Мамед-джан, встань! Поднимись с топчана! Иди!

Мамед продолжает лежать с закрытыми глазами.

Г ю л ь б а х а р. Ой! Он умер, дедушка! Как жалко! Ведь такой симпатичный! Ма-мед!

Т а б и б  К е м а л (улыбается). Жив. Жив! И не только жив, но и здоров.

Г ю л ь б а х а р. Ты думаешь? А мне кажется…

Т а б и б  К е м а л (перебивает). Смотри, у него подергиваются губы. Хитрец! Он едва сдерживает смех. Хочет попугать, подшутить над нами. Верный признак, что он здоров. Таков человек! Пока жив — смеется! Вставай, Мамед!

М а м е д (вскакивает с топчана). Ур-р-р-а-а-а-а!.. Ур-р-р-а-а-а!.. Я здоров! Я исцелен! (Обнимает Табиба Кемала.) Спасибо тебе, отец! Моя жизнь принадлежит тебе! Распоряжайся ею! (Кидается к Гюльбахар, обнимает и ее, при этом не торопится выпустить девушку из своих объятий.)

Т а б и б  К е м а л (в зал). Да, здоров! И уже заболел — моей внучкой! Обратите внимание: меня, старика, он обнял едва-едва. Такова природа молодости! Сейчас он объяснится ей в любви. Как говорится, с корабля — на бал. Слушайте, слушайте!

М а м е д (не обращая внимания на Табиба Кемала). Ты понимаешь, Гюльбахар, пока я здесь лежал, ты столько раз проходила мимо меня, что я… Короче говоря, твое лицо… Твои глаза… Твоя улыбка… Словом, ты покорила меня!

Г ю л ь б а х а р (улыбается). Дедушка может обидеться на тебя, Мамед. Ты бы с ним поговорил.

М а м е д. Да, да, ты права, Гюльбахар. У нас ведь все впереди, а? Точно?

Г ю л ь б а х а р (смущенно). Не знаю, не знаю. Ты ведь имеешь понятие о наших законах, Мамед. Судьбу девушки решают старшие. (Показывает на Табиба Кемала.)

М а м е д. Ах, да! Как это я забыл? (Кидается к Табибу Кемалу.) Ты — волшебник, Табиб Кемал! Ты — чародей! Я так благодарен себе за исцеление! А какая у тебя внучка! Чудо-внучка! Когда я пил твой бальзам, я думал: если поправлюсь — непременно станцую с Гюльбахар что-нибудь веселенькое. (Оборачивается к Гюльбахар.) Гюльбахар, может, порадуем дедушку? Прошу тебя! Пусть посмотрит, как работают мои ноги!

Звучит музыка. Мамед танцует и увлекает в танец вначале Гюльбахар, а затем и Табиба Кемала.

Слышны громкие голоса: «Дорогу! Дорогу луноподобному! Дорогу солнцеподобному! Дорогу нашему великому шаху! Нашему шах-ин-шаху! Дорогу наследнику аллаха на земле!»

Музыка смолкает. Танец обрывается.

Жаль, помешали! Но мы ведь еще станцуем, а, Гюльбахар? Ведь станцуем? На нашей свадьбе… Чего тянуть резину? Давай, Гюльбахар?..

Т а б и б  К е м а л (усмехается, в зал). Какая может быть здесь у нас резина — в средние века?! Необразованный парень! Когда еще только изобретут резину?! Эх, молодо-зелено!

Г ю л ь б а х а р (лукаво, Мамеду). Посмотрим, посмотрим, парень! Все зависит от дедушки.

Вновь слышны голоса: «Дорогу мудрейшему из мудрейших! Дорогу нашему дорогому и любимому, трижды луно- и солнцеподобному шаху! Нет, четырежды луно- и солнцеподобному!»

М а м е д. Ого! Оказывается, у нас очень мудрый правитель?! А я и не знал.

Т а б и б  К е м а л. С чего это ты взял, Мамед, что он мудрый?

М а м е д. Так ведь вот — кричат!

Т а б и б  К е м а л. А кто кричит?

М а м е д. Ну кто, кто?.. Человек кричит.

Т а б и б  К е м а л. Не человек, а придворный глашатай. Есть разница. Запомни на всю жизнь, Мамед. Ему платят за то, что он превозносит шаха. И еще запомни, Мамед… От слов «халва-халва» во рту сладко не бывает.

М а м е д. Хорошо, Табиб Кемал, запомню. Однако нам помешали… Мы здесь разговаривали… Гюльбахар, ты скажи дедушке…

Г ю л ь б а х а р. Что сказать?

М а м е д. Ну, про резину… которую не надо тянуть. Мы же решили с тобой. Ты дал мне слово.